Рецепт на тот свет

– А чего ж ему не попасть? Средство отменное, оно у многих рижан дома имелось, и у ратсманов тоже, как простынут – так им отпиваются. Неудивительно, что его государыне рекомендовали.

– А вам ведь это было весьма кстати?

– Батюшка говаривал: трудись, не жалуйся, Богу молись, а Божья помощь – она вдруг придет. Вот и пришла.

И тут Маликульмульк вспомнил про Анну Дивову.

– Послушайте, Егорий Семеныч, есть еще одно дело. К обозу где-то у Вендена прибилась женщина. Ее привезли в Ригу, и здесь она пропала. Я сам видел ее на постоялом дворе. А эта женщина… ее сиятельство княгиня Голицына принимает в ней участие… то есть ее сиятельству нужно видеть эту женщину… и когда она еще не покинула Клюверсхольма…

– Вы хотите, чтобы мои молодцы доставили ее в замок?

– Нет! – воскликнул Маликульмульк. – Этого как раз не надо! Мне только нужно знать, где она прячется… чтобы донести ее сиятельству…

– Мне сказывали, будто подобрали бродяжку. Потому лишь подобрали, что говорила по-русски. Диво, что она не замерзла по дороге, время не для увеселительных прогулок, и все богомольцы тоже смирненько сидят по своим углам, в дорогу не пускаются, – заметил купец. И уставился на Маликульмулька, ожидая каких-то объяснений. Но тот молчал – не рассказывать же всю печальную историю семейства Дивовых…

Видя, что начальник генерал-губернаторский канцелярии многозначительно молчит, Лелюхин свернул на другую тему – заговорил о Троицком храме. Храм был открыт с весны по осень, когда в большом количестве приходят струги и струговщики, сплошь православные, нуждаются в окормлении. Зимой же он закрыт, а напрасно – хотя до Московского форштадта и Благовещенского храма напрямик, через реку, чуть больше версты, но версту эту хорошо одолевать зимой, в морозец, или летом на лодке, а в ледостав и ледоход православные на Клюверсхольме лишены богослужений, и даже случается, что на Пасху не могут попасть в церковь, если по каким-то причинам застряли на острове. Так нельзя ли рассказать про эту беду его сиятельству.

Маликульмульк согласился – и можно, и нужно.

Отправили его в замок по-царски – на прекрасных санях, с бубенчиками под дугой, укутали медвежьей полстью, хотя ехать было – всего с версту.

По дороге он сравнивал обе истории и даже ругнул себя – ведь прямо сказал герр Струве, что аптекари готовят свой рижский бальзам, так чего бы сразу не спросить: а по какому рецепту? Пришлось признаться – старик оказался с хитринкой и заморочил канцелярскому начальнику голову.

Корзинка стояла на коленях у Маликульмулька, укрытая полстью, и он уже воображал, как будет сравнивать все три бальзама. В Рижском замке наверняка была хотя бы одна бутылка аптекарского – вот и будет их сиятельствам развлечение после ужина.

Варвара Васильевна даже рассмеялась, увидев, как Косолапый Жанно вносит в гостиную корзину, укрытую холщовым полотенцем.

– Да тебе, Иван Андреич, никак взятку всучили! – воскликнула она. – Вот уж и на тебя здешние нравы влияние оказывают!

– Давай-ка, братец, сюда свою добычу! – потребовал князь. И на свет явились четыре глиняные бутылки с наклейками.

– Маловато взял! Твое словцо в моем кабинете дороже стоит! – веселился Сергей Федорович. – Этот Лелюхин по пятнадцать тысяч бутылок в год в Россию и за море отправляет – а тут, вишь, пожадничал! А мог ведь и деньгами дать!

Наконец удалось объяснить, что это за бутылки и зачем понадобились.

Аптекарский бальзам нашелся у Аграфены Петровны, только почтенная дама повинилась – она перелила его в другую бутылку, потому что купила его вскладчину с Натальей Борисовной. Та свою часть давно выпила с чаем, леча простуду, а бутылку выбросила.

Княгиня велела принести из буфетной рюмки, из кабинета – корзинку с цветной шерстью, которой вышивала подушки, и пометила рюмки цветными ниточками: красными – для аптекарского бальзама, синими – для «кунцевского», и желтыми – для «рижского».

– Ну, начнем, благословясь! Наливайте, князь! – велела она супругу.

У стола собрались все домочадцы – дети, придворные дамы, Тараторка, доктор Христиан Антонович, аббат Дюкло, поодаль стоял дворецкий Егор Анисимович. Все замерли, когда Голицын с мрачной торжественностью взялся за первую бутылку. Но горлышко оказалось залито сургучом, пришлось сбивать его тяжелой рукояткой ножа, затребованного с поварни, и много было веселой возни, прежде чем все рюмки наполнились – по четыре каждого сорта.

Первой дегустировала княгиня. Она отпила из всех трех своих рюмок, потом вернулась к синей ниточке, потом – к красной.

– Ну-ка, пробуй ты, мой друг, – сказала она мужу несколько озадаченно. – Я потом скажу.

Князь проделал те же манипуляции – и в той же последовательности.

– Кажись, ты права, душенька, но давай-ка для надежности угостим Христиана Антоновича, он врач и в снадобьях разбирается, – и князь по-немецки объяснил доктору его задачу.

Христиан Антонович попробовал бальзамы.

– Честь имею доложить, что тут не три напитка, а лишь два, – сказал он по-немецки. – В рюмках с красным и синим знаком содержимое одинаково.

– Верно! – воскликнула княгиня. – Я думала – мерещится! Так быть не должно, я же знаю, что этот бальзам – аптекарский, а тот – лелюхинский! Им надлежит быть разными! А они, вишь, одинаковы – я и растерялась!

– Они точно одинаковы, – подтвердил князь. – Ну-ка, братец, твоя очередь!

Маликульмульк отпил из трех рюмок. Аптекарский и «кунцевский» бальзамы словно наливали из одной бочки, «рижский» немного отличался и был приятнее их обоих.

– Они сделаны по одному рецепту, – сказал Маликульмульк. – Кто ж тут кому врет?..

– А что за вранье? – спросил князь, и Маликульмульк рассказал трогательную историю о том, как бедный Абрам Кунце пытался предложить свой рецепт рижским аптекарям, как вступил в союз с Лелюхиным и как в конце концов продал ему свое сокровище, чтобы уехать домой зажиточным человеком.

– Врут тут, братец, исключительно тебе, – объявил князь. – Аптекарь твой врет, чтобы утопить Лелюхина, Лелюхин врет, чтобы показать себя единственным законным владельцем рецепта, а уж Абрам Кунце – тот и вовсе враль записной. Могу биться об заклад, что он перед отъездом продал рецепт еще и кому-то из аптекарей, а то и всем им сразу!

– Так как же докопаться до правды? – спросил озадаченный Маликульмульк.

Князь подозвал Аграфену Петровну с Натальей Борисовной и спросил, как к ним попал подозрительный бальзам. И тут началась путаница. Дамы плохо знали город и объяснить, где приобрели бутылку, не сумели. Над каждой аптекой было соответствующее изображение – или слон, или красавец-лев с кудрявой гривой, или плывущий лебедь, так ведь дамы смотрели только себе под ноги, боясь поскользнуться, и заблудились наконец, и остановили ормана, который очень быстро доставил их к Рижскому замку.

Голицын, выслушав оправдания, только рукой махнул – и они отступили, переругиваясь почти беззвучно.

– Прежде всего – поезжай-ка, братец, завтра по аптекам и в каждой возьми по бутылке бальзама. Будем сравнивать! – распорядился князь. – Ведь если эти вруны сами, как они утверждают, готовят бальзам Кунце, то между их произведениями может явиться какая-то разница. Скажем, один разводит водой чуть больше, чем прочие, у другого цвет иной…

Княгиня взяла две рюмки, но освещение не позволило ей сравнить цвет настоек.

– И что из этого выйдет? – спросила она.

– То, что мы, может быть, поймем, кому еще Кунце продал рецепт. И тогда уж Лелюхину придется доставать и показывать свою купчую. Если формально владелец рецепта – он, то тут может быть судебное дело. Поскольку явится, что аптекарь, купивший рецепт уже после того, как составлена лелюхинская купчая, жертва мошенника, то он особо не пострадает, только ему запретят производить этот самый кунцевский бальзам. Мне, ей-богу, странно, что сам Лелюхин не додумался, вместо того чтобы слать жалобы в столицу, решить это дело здесь через суд.

– Вот как раз здесь он бы проиграл дело, – возразила княгиня. – Трудно ли состряпать фальшивую купчую и доказать, что кто-то из аптекарей приобрел рецепт раньше, чем Лелюхин? Может статься, она давно уже лежит у кого-то из них в надежном месте.

– Если бы лежала – давно бы они Лелюхина одолели, – возразил князь. – И его фабрикой бы завладели.

Он взял рюмку с желтой ниточкой и крошечными глотками выпил до дна.

Маликульмульк последовал его примеру. Бальзам был довольно крепок, ароматен и куда больше годился для застолья, чем два прочих. Они тоже были хороши – но тот, кто попробовал «рижского», его бы и покупал впредь, а не «кунцевский». Прямо беда, что Лелюхиным запретили продавать свой товар в Риге, теперь вся надежда на новорожденное приятельство – глядишь, будут иногда привозить с Клюверсхольма такие корзинки…

Потом, после ужина с чаепитием, князь отвел Маликульмулька в сторонку.

– Княгиня сказывала, там, на Клюверсхольме, Анна Дивова объявилась?

– Да, ваше сиятельство. Я просил Лелюхина ее поискать. Она от меня сбежала, но, я чай, на острове осталась. Ее ведь подобрали обессилевшей, больной, вряд ли она через реку побежала. И на левобережье ей делать нечего, она там никого не знает. Ее, может статься, обозные мужики спрятали.

– Ее необходимо сыскать.

– Да, разумеется…