В поиске Индиго

«Опять трущобы, – подумал про себя Фитцежаральд. – Ну почему преступления, не могут совершаться на Уолт-Стрит?»

– Гарри Фитч из ирландской семьи. Заторможенный малый. Мишель Невё – ее родители живут на Гарлем стрит, как и родители Дэмпси и Курта. Последних двоих мы присматривали для своей банды.

– Почему ты обратился именно ко мне? – закрывая блокнот, спросил детектив.

– Потому что Вы профессионал и единственный по ту сторону закону, кому я могу доверять… Найдете Адама Джонса – получите десять тысяч долларов.

– Лучше подумай о продаже «Challenger», – с улыбкой добавил детектив.

Они смотрели друг на друга. Каждому было, что сказать другому, но все ответы на несказанные вопросы они оставили в своих мыслях. Дельфин поднялся из-за стола:

– Хм… Я подумаю… И еще одно, – его массивная фигура загородила все пространство обзора. – Вы слышали про «Кровавых псов»?

– Да. Банда, контролирующая соседние кварталы.

– Точно. Проходил слух, что они занимаются жертвоприношениями. Прямо как в детских страшилках: в большом городе, в кровавом районе есть серое здание, в темном подвале которого рубят на куски детей.

У Милены мурашки пробежались по коже.

– Так вот, детектив, мы не знаем где это логово, да и Вы знаете, чем может закончиться шараханье по чужим районам в поисках кроличьей норы.

– Войной, – ответил Фитцжеральд, вновь внося в блокнот информацию.

– Копам с ордером будет легче проникнуть туда, чем «железнодорожным».

Алекс знал, как Дельфин относится к своему окружению. Добиться его уважения было не просто, но попав в список избранных, главарь мог выложить крупную сумму и свое влияние ради подопечного. Поэтому потасовки и мелки стачки на границе районов – это одно, а вот война между группировками – это бессмысленные убийства и смерти, чего сторонился Дельфин.

– Мистер Фитцжеральд, я на том же номере телефона. При положительных или отрицательных продвижения поисках – звоните. Вы же знаете – доброту я не забываю.

С этими словами груда мышц и загорелого тела направилась, а за ним и вся его свора. Милена выдохнула.

– И часто у тебя такие заказы? – поинтересовалась девушка, находясь все еще под впечатлением.

– Не редкость, – вновь приступив к поеданию итальянской выпечки, без грамма эмоционального изменения, ответил парень. – Хотя эта банда и выглядит грозно – в действительности они славные парни. Помогают друг другу в беде, не ссылаясь на финансовую беспомощность, защищают друг друга и физически, если того потребует ситуация, могут и прикрыть и от летящей пули. Цивилизованность – это уединение. Вспомни древние времена и сравни их с наставшими временами. Первобытно общинный строй подразумевал жизнь в обществе, в коллективе. Вместе собирая урожай, вылавливая рыбу, охотясь на диких животных, они жили под одной крышей, вместе боролись стихией и придумывали, как упростить жизнь общины. Сравнивая с нынешними временами – у нас все отдельное. Мы огородились друг от друга континентами, затем странами, чуть позже придумали расы и национальности. Внутри разделенных городов, у каждого есть свой дом или квартира с толстыми стенами, чтобы процесс уединения был и моральным и физическим. Напичкивая это отдельное жилье ненужным хламом, вроде фарфоровых изделий, безвкусных картин, редких предметов нумизматики и филателии или дорогой техникой, которая используется раз в месяц или вовсе стоит без надобности, лишь занимая место. Эти современные люди ни разу не задумаются о других, чье здоровье или бедность или сиротская судьба ждет помощи. Идеальный современный человек новой цивилизации – одинок. Он окружен удобствами, развлечениями, но его друзей можно счесть по пальцам одной руки. И даже эти в кавычках друзья лишь шаблон коллеги, кто помогает выполнять однообразную работу, либо друзья на уикенд. Играя в выходные в бейсбол, они не знают о личной жизни друг друга абсолютно ничего. Если данный цивилизованный человек хоть на минуту отвлечется от зарабатывания денег или от кропотливой работы, а порой это совсем разные вещи, то он сойдет с ума от того, какая у него жалкая жизнь.

– Что же ты предлагаешь? – отпивая горячего чая, спросила девушка.

– Я не реформатор, и уж тем более не революционер, если брать философские концепции, то я в большей степени отношусь к пессимистам. Но я хотел сказать то, что у класса выше всегда есть чему поучиться у низов.

Милена положила руку на вишневую салфетку и наблюдала за покидающими парковку автомобилями и мотоциклами. Солнечная фата ровным слоем покрывала ее лицо. Он пытался угадать ее мысли, но тщетно. В действительности даже смотря в никуда, она думала о нем. «Он не дернул и нервом перед этой шайкой головорезов. Я конечно слышала про полицейскую закалку перед лицом опасности, однако в его юном возрасте все же чувство самосохранения должно оставаться».

Парень, заметив отвлеченность девушки от ужина, спросил:

– Ты не хочешь пройтись?

– Будешь показывать где, как и какой преступник был убит?

– Мне всегда нравилось твое чувство юмора, – с улыбкой на лице подметил Алекс.

При выходе из пиццерии в знак благодарности детектив кивнул головой, взявшись за край шляпы, хозяину заведения, от чего Леонардо проводил его извечной репликой доброжелательных хозяев:

– Всегда Вам рады, мистер Фитцжеральд. Ждем Вас с обворожительной сеньоритой снова.

– Непременно, Леонардо. Всего доброго.

Свежий, после дождевой воздух наполнил их легкие. Алекс, взглянув на серебристый «Ford», прошел мимо – изумительная погода приглашала на прогулку. Панорама района «Железнодорожных банд» затягивала, будто красноречивый сказочник манил за собой в страну неизведанного, чего-то необычного и нового. Причем рассказчик спешил в эту придуманную фантазию, лишь изредка останавливаясь, дабы его слушатели поспевали за ним. Он просил обращать внимание на все то, что не было где-то в центре. Все самое интересное скрыто на окраинах. Здесь неба было гораздо больше, выйдя к пирсу черного Гудзона, казалось, ночной Нью-Йорк в воде и дневной Нью-Йорк на берегу борются друг против друга… Однако, Алекс взглянул на наручные часы и понял, что до победы ночи осталось не так уж и много времени.

– Ты куда-то спешишь? – поинтересовалась девушка, заметив это.

– В полночь я превращаюсь в вампира.

– Вампиры приобретают силу после захода солнца, в полночь превращаются только оборотни, так что ввести меня в заблуждение не получится. А теперь отвечай – кто она?

По интонации не было понятно, что девушка шутит, но Алекс уже привык ее сарказму и без труда определял – обиделась она, злиться ли девушка, какое у нее настроение.

– Она? – задумался детектив. – Она одновременно свежий глоток воздуха, но в тоже время пламенный кислород, обжигающий грудь, они милая девушка с вредным характером, она ночное солнце или дневная луна, она брюнетка с небесными глазами. В общем, она – это ты.

Девушка чуть улыбнулась, глядя на вечернюю дорогу. Янтарные лучи практически скрылись, оставив лишь чувство света и тепла. Поднимая голову вверх, отдыхающий от палитры цветов взгляд, сползая, наблюдал за мрачнеющим пиком, с появляющимися первыми звездами. Спускаясь ниже, черные тона, приобретали синеватый оттенок, фиолетовый, а затем ярко-розовый.

Узкая асфальтовая дорожка привела нашу пару к рядам одноэтажных домов, повернутых окнами в сторону Гудзона, Бруклинского моста, на нависшие над рекой громоздкие строения на редкие теплоходы, проводящие экскурсии для бессонных жителей. Жители же этих домов возможно из-за свежего воздуха или по привычке сложившихся вечерних традиций уселись перед своими домами, наблюдая с окраин за ночным Нью-Йорком и, особенно, за чернеющим Гудзоном. Кто-то, качаясь на качелях, рассказывал юной соседке молодежные байки про местный клуб, кто-то делился воспоминаниями ушедших лет со своей супругой, кто-то с друзьями потягивал пиво, параллельно рассказывая об игре «Нью-Йорк Никс» и о новой работе в порту. Но никто не заметил Милену и Алекса, наблюдателей жизненной картины. Они будто шли по кинотеатру, а кадры шли независимо от них, один дом сменялся другим. Уютные здания с ухоженными клумбами, калитки из плетеной стали, окна, с покрашенными рамами, и с вишневой крышей, покрытой черепицей. От одного здания переходили на соседские дома из серого материала, отдающего бедностью, безысходностью, с поломанными лавками с облупившейся желто-молочной краской. Аккуратные четырехугольные дома стояли в один ряд вдоль всей набережной.

– Тишина, – лишь одно слово выдохнула Милена.

– Порой она пугает, – подметил спутник.

– Иногда ее не хватает… Скрежет метро, сигналы автомобилей в пробке, грохот разрушающегося здания, попавшего под снос, крики миллионов людей, разговаривающих друг с другом по телефону… В один миг все это может объединяться и свести с ума самый здравый рассудок.

– Нужно остановиться от бегущей жизни и просто сосредоточиться на одном из звуков, – на его лице всплыла улыбка, от пришедшей на память забавной истории. – Газета «Вашингтон Пост» выпустила статью о человеке, играющем на скрипке на станции метро. Холодным январским утром этот человек сыграл шесть пьес Баха во время час пик. Было подсчитано, что порядка тысячи сто человек прошли около него. Однако совсем на короткое время остановились лишь шесть взрослых людей и три ребенка. Музыкант заработал тридцать два доллара за сорок пять минут игры, никто не заметил его ухода, никто не аплодировал, не было никакого признания… В действительности этим скрипачом был Джошуа Белл, один из самых талантливых музыкантов в мире. А играл он одну из самых сложных частей из когда-либо написанных, на скрипке стоимостью три с половиной миллиона долларов. За два дня до игры Джошуа Белла в метро все билеты на его концерт были распроданы в театре Бостона, где стоимость одного места составляла сто долларов.

Воздух начал холодать из-за недостатка солнца и из-за после дождевой, остывшей земли. Милена потирала предплечья.

– Мы многого не замечаем не из-за бесчисленных событий в нашей жизни, а из-за того, что спешим за новыми действиями, – он снял плащ и нежно окутал в него девушку. – Нужно просто остановиться, а затем неспешными шагами продолжить прогулку. И… нужно гулять по жизни, а не бегать по ней.

В скором времени мрак полностью поглотил небосвод, но искусственный свет одного из самых больших городов на планете не оставлял влюбленную пару в кромешной темноте. Они уже проговорили на отвлеченные темы, и их молчание длилось чуть меньше двух минут. Остановившись у одинокого фонаря, они поцеловались. Милена покусывала его губы, причем так она делала всегда. Поцелуй с ней – это смесь нежности и вкуса ее губ вперемешку с приятной болью. Она не открывала глаз, целуясь с Алексом.

«Хороший знак… Знак начинающейся любви», – подумал Фитцжеральд.

Их губы разъединились. Девушка, отмыкая веки, убрала блестящий взгляд цвета дневного неба в стоAрону ночного Гудзона.

– Может… – сказано было дрожащим голосом от холода и тому сопутствовал серебристый пар при произнесенном «может». – Может ко мне на горячий чай?

Приобняв ее за плечи, детектив со своей спутницей направились к оставленному «Ford».

* * *

Предвестником следующего утра стали вновь серые тучи, натянувшие небосвод от горизонта до горизонта. Хоть окна и были плотно закрыты, но Фитцжеральд ощущал уличный холод.

«Опять ужасная погода… Когда, просыпаясь этим летом, меня будут встречать солнечные лучи…»