– Тогда, думаю, ты знаешь, что мы все на станции находимся теперь на военном положении…
– Чего?! – Стоун ушам своим не поверил. Он захватал ртом воздух как рыба от возмущения. Да что такое с людьми? Да, он и сам не доверял китайским молодчикам, но всё же до последнего надеялся на лучшее, и – вот тебе…
– Так и есть, – спокойно подтвердил Цао.
– Да ладно тебе, Цао, ты не в себе? Ты что – войну нам объявляешь?
– Стоун, она была объявлена полчаса назад, ты же сказал, что в курсе…
Стоун закатил глаза.
– На Земле, между государствами, между правительствами – да, но не между людьми! Никто не хотел этого! Тем более – здесь! Это же международная станция! Международная, мать твою!..
– Прости, Стоун, – грустно перебил его Цао. – Не выйдет.
– Что значит «не выйдет?» Мы можем договориться…
– Нет, Стоун.
– Нет? Как это – «нет?» Можем…
– В этом твоя беда, Стоун, – ещё грустнее сказал Цао. – Ты не умеешь проигрывать. Просто смирись с этим.
– Эй, а пошёл-ка ты нахер, Цао! – выпалил Стоун. – Это что-то личное, да? Я косо на тебя посмотрел?
Цао призадумался.
– Нет, в основном это не личное… Хотя ты прав, Стоун, у всех есть личные обиды…
– Конечно, есть, они у всех есть, Цао, но это не значит, что из-за надуманных обид нужно устраивать кровавую баню! Ты что – малолетка, у которого в песочнице отжали совок?
– Знаешь, мне кажется, ты никогда не уважал нас, Стоун, – мягко перебил его Цао. – Всегда смотрел на нас, как на людей низшего сорта, считал, что мы здесь незаслуженно…
– Я этого никогда не говорил, – запротивился Стоун.
– Тебе не было нужды говорить, всё было написано на лице, – усмехнулся Цао.
– Физиономист, мать твою, – процедил Стоун. – Да мне плевать на вас, Цао, и всегда было плевать, слышишь? Ты слишком много о себе возомнил, раз считаешь, что я вообще о тебе что-то там думал. И о всех вас. Я пересекался с вами пару раз в неделю на камбузе, пару раз – в лабораториях, но мне всегда было плевать, я не обращал на вас внимания. Я и в лица-то вас не запоминал. Да и по именам, кстати, тоже. Мне было плевать. Может, это нехорошо. Чёрт – да, это нехорошо! Пусть так, я согласен. Но давай не будем вспоминать былое и просто…
– Я уже сказал тебе, Стоун. Говорю снова – нет. Здесь нечего обсуждать, – с каждым разом Цао становился всё грустнее и грустнее. Словно и сам был не рад нести подобную дичь. Стоун был ошарашен. Он попытался ещё раз:
– Цао, ты обсудил это со своими людьми?
– Да, мы всё обсудили. Поэтому я и говорю с тобой. Не трать своё время, Стоун. Теперь слушай внимательно, – Цао заговорил жёстче. – Ввиду сложившихся обстоятельств я объявляю ISS-2 собственностью правительства КНР, мы берём станцию под контроль…
Стоун прыснул.
– Это что? Ультиматум? Типа, чёрная метка? Бунт на корабле, да, Цао?
– Думаю, вы предпочтёте сдаться, – Цао словно не слышал его. – У вас полчаса. После этого любое сопротивление будет пресечено – самым жёстким образом.
– Вот как значит? – Стоун понимающе кивнул. – Не даёшь никаких шансов на мирное разрешение конфликта? Так?
– Всё так, – кивнул Цао в ответ. – Отбой, коммандер.
Экран погас.
– Ах ты, тварь!! – заорал Стоун и двинул кулаком по монитору. – Грёбаный ублюдок!
Команда напряжённо замерла. Стоун яростно дышал, словно разъярённый бык. Наконец, он кивнул Коэну, ближе всех находящемуся к переходному шлюзу в отсек «Пэрити»:
– Заблокируй его, Коэн.
Указал на Палмера:
– А ты живо выведи через проектор план станции.
Коэн занялся шлюзом, Палмер – планом. Стоун же лихорадочно соображал.
– И что это было по-твоему, Стоун? Порядочность? Благородство? Здравый смысл? Душевный порыв в самом лучшем своём проявлении?
Вряд ли Лев хотел, чтобы это прозвучало настолько саркастично. Но оно прозвучало – и Стоун опомниться не успел, как с размаху залепил старику пощёчину.
– Стоун! – ахнула Грейс. Все напряжённо замерли.
– Ох, чёрт, прости, я… – Стоун, дрожа, протянул Льву руку, опасаясь, что русский откажет. Но тот покачал головой и пожал её:
– Я всё понимаю, мальчик. И не обижаюсь. Мы все на взводе. Это было поделом.
– Это не оправдание, – но Стоун отчаянно искал хоть какое-то оправдание, ему было мучительно стыдно. – Кто-кто – а я должен держать себя в руках…
– Не переживай, – подмигнул Лев. – Я слишком много болтаю…
Стоун выругался про себя. Чёртов жизнерадостный русский. Никогда не унывает. И вроде не особо переживает, не волнуется по пустякам. И не только. Или всё-таки… Просто не подаёт виду? Стоун ведь обычно не подаёт. По крайней мере, пока не лупит своих людей во время Апокалипсиса.
– Но вот скажи мне – что ты от них ожидал? Что они придут строем для групповых обнимашек? Они фанатики, мальчик, они верят в навязанные Великой Партией идеалы. Эти идеи лживы и лицемерны для нас – но не для них. Для них это словно аксиомы Писания, ничего другого они в жизни не видели и не слышали. Они до конца будут следовать указанному Вождём пути. И конец этот наступит – хотим мы того, или нет. Наступит – так… или иначе.
Стоун прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Он не стал уточнять, что Лев подразумевал под «так», а что – под «иначе». Попросту не хотел слышать этого. Потому что боялся.
Кто-то ободряюще похлопал его по спине. Стоуну и смотреть не надо было – ну конечно же, это Холлис. Пора. Глубокий выдох.
– Палмер, схема готова?
Проектор загудел подобно старому киноаппарату в школьной комнате. Стоун почувствовал себя докладчиком на местечковой конференции – и уверенно заговорил.
– Так, смотрите, – пальцем он ткнул в выведенную Палмером схему ISS. – Чтобы добраться до «Дивинити» нам нужно пройти через четыре отсека. Лев уже сказал об этом. Лично меня больше всего волнуют отсеки «Элэйшн»[13 - Elation – «эйфория, ликование»] и «Пэрити»[14 - Parity – «равноправие, равновесие»] – они смежные с жилым модулем «Хэнша», – он покачал головой. – Я уже и не знаю чего ожидать от китайских камрадов. Засады в духе герильяс[15 - Герильяс – суть то же, что и партизаны]? Послушайте, эти ребята настроены серьёзно, – Стоун обернулся к остальным, – я думаю, нам, и, правда, придётся пробиваться. С боем. Настоящим боем. Да, то, чего ты так хотел, Мосс, – Стоун усмехнулся. Мосс промолчал. – Сможешь сполна утолить жажду мести.
Стоун переместился вплотную к экрану и ткнул пальцем в полотно.