Грани безумия. Том 2

– Люди-вороны, – твердила Алиенора. – Non, братец! Я не хочу к ним!

– Люди-вороны? – растерялся Аластор, опускаясь на колено и обнимая девочек. – О чем вы?

– Итлийская сказка, – прошелестел рядом Лучано. – Про людей-воронов, которые крадут детей. Страшная сказка…

– Алиенора, Береника, это никакие не люди-вороны! – попытался воззвать Аластор к девочкам. – Это ваши родственники! Его высочество Риккарди – ваш дедушка, и его сын – ваш родной дядя.

А про себя подумал, что в этом испуге нет ничего удивительного. Девочки привыкли к Лучано, всегда веселому и нарядному, да и другие итлийцы при дворе были, скорее, похожи на него, а вот Риккарди, смуглые, чернявые, носатые, одетые в черный бархат, действительно выглядели точь-в-точь воронами, принявшими человеческое обличье, причем наверняка для каких-то зловещих дел.

– Дедушка? – Алиенора, как всегда выступавшая голосом обеих сестер, оторвала лицо от рукава Аластора, с сомнением поглядела на явно расстроенного Риккарди-старшего, и уверенно мотнула головой. – Это ворон! Братец, ты ведь нас не отдашь?!

– Не отдам, – твердо пообещал Аластор и поверх двух черноволосых головок, заплетенных рукой матушки, судя по ее любимым косам, виновато поглядел на гостей. – Обещаю, ни воронам, ни кому-то другому. Но бояться принцессам стыдно!

Он встал, продолжая обнимать девочек, и они неохотно сами отлепились от него, на всякий случай вцепившись ему в руки – по одной на каждую.

– Я не ворон, мои милые синьорины, – очень грустно усмехнулся старший Риккарди. – Ваш… брат совершенно прав. Я ваш дедушка, и мне очень жаль, что мы не виделись раньше. Надеюсь, я смогу исправить эту ошибку?

Он выразительно посмотрел на Аластора, который кивнул.

– Когда вам будет угодно, – так же твердо пообещал он. – Я всегда рад вашим визитам. Но не сочтите меня невежей, ваше высочество, я не отправлю девочек в гости в Итлию, пока они к вам хорошенько не привыкнут.

– Справедливо, – кивнул итлиец и снова обратился теперь уже к матушке Аластора: – Благородная синьора, я счастлив, что рядом с моими внучками женщина столь же добродетельная и заботливая, сколь прекрасная. Моя огромная благодарность вам и вашему супругу.

Оба Риккарди склонились в чинном церемонном поклоне, и матушка присела в ответном реверансе.

– Прошу вас в дом, ваше высочество, – сказала она с мягким величественным достоинством. – Сегодня день скорби, и я делю ее с вами. Но эти малышки не могут жить в одной только скорби, и я стараюсь, по мере своих сил, дать им хотя бы немного радости. Знаете, даже в нашем суровом Дорвенанте солнце светит не только летом, но и зимой.

– Синьора, ваши слова проникают в сердце и остаются в памяти.

Риккарди снова поклонились, и Аластор повел девочек в сторону дома, чувствуя в своих ладонях теплые детские ладошки, от прикосновения которых где-то внутри больно щемило, но лед, сковавший его душу, вроде бы треснул и начал таять.

– У вас хороший дом, ваше величество, – сказал итлийский принц примерно часом позже, когда им подали шамьет в гостиную, и матушка сама его разлила, а девочки по мере сил помогали ей.

На новоявленных родичей они по-прежнему поглядывали не без опаски, но в злодейских замыслах вроде бы уже не подозревали, так что благовоспитанно предлагали гостям пирожные, согласились показать котят, которых им разрешили держать в спальне, и простодушно заверили, что братец Аластор – самый лучший братец на свете.

Правда, временами они словно забывали, что нужно быть радушными, и тогда внутренний огонек, освещавший их глаза и лица изнутри, гас, а девочки замирали, помрачнев и сжавшись на своих стульчиках, как нахохлившиеся от мороза птички. Тогда матушка мягко переводила разговор на что-то другое, и спустя несколько мгновений Алиенора с Береникой снова оттаивали.

– У вас хороший дом, – задумчиво повторил Риккарди, когда дамы – одна взрослая и две юные – удалились, а мужчины остались в гостиной.

После шамьета подали карвейн, вино и ликеры – уж здесь точно знали вкус Аластора относительно напитков. Впрочем, карвейн пил только отец, да и то едва пригубливая бокал. Все три итлийца предпочли вино, однако пили тоже мало, цедя по глоточку.

– Это заслуга моих родителей, – честно сказал Аластор, и оба Риккарди кивнули.

– Вы правы, что привезли их сюда, – отозвался старший. – Они еще успеют научиться, как быть принцессами. А вот быть просто детьми – это слишком большая роскошь в их положении. Пусть хотя бы немного…

Он осекся, но Аластор понял несказанное. Он и сам часто думал, как же ему повезло! Трусость Малкольма и мудрость канцлера Аранвена подарили ему чудесную семью и счастливое детство. Да, в нем не было балов и придворных праздников, но были куда более важные вещи. Побеги из комнаты через окно и сидение с книгой на дереве в саду, купание в реке, щенки и котята, а потом и своя лошадь, на которой следовало не только кататься, но и ухаживать за ней самому. Уроки порядочности, мудрости и доброты, которые отец с матушкой давали ему каждый день… Пусть Аластор усвоил из них меньше, чем мог бы, но Алиеноре с Береникой это точно не помешает.

– Я постараюсь навестить внучек еще хотя бы пару раз этой зимой, – сказал Риккарди и откровенно добавил: – Чаще – вряд ли получится. И жду их на Солнцестояние. Не пренебрегайте моей просьбой, ваше величество. Обещаю, что не задержу их у себя, но им не помешает познакомиться с родственниками. По крови они Риккарди, я никому не позволю это забыть.

И почему-то глянул на сына, невозмутимо тянувшего вино.

– Я и не думал разлучать вас, ваше высочество, – ответил Аластор, стараясь смириться с тем, что держать Риккарди в стороне от девочек не получится. – Вы правы, родственники – это слишком важно!

В наступившем молчании они допили каждый свой бокал. Аластору было досадно, что долг гостеприимства не позволяет ему оставить Риккарди, чтобы поговорить с родителями, но он понимал, при гостях разговора тем более не получится. И лишь попросил разрешения попрощаться с сестрами. Алиенору с Береникой снова привели в гостиную, и молчунья Береника, исподлобья глянув на Риккарди-старшего, вдруг сказала:

– А я помню… Матушка говорила, что те большие книги сказок с картинками нам присылал дедушка из Итлии. Мы по ним учились читать и писать по – итлийски.

– Так и есть, моя дорогая! – воспрянул торговый принц. – Это ведь там вы читали сказку про людей-воронов?

– Там, – кивнула Береника. – Только это матушка нам ее читала. Она иногда… сидела с нами вечером перед сном. Читала что-то или рассказывала… – Ее голос дрогнул, и девочка повернулась к Аластору. – Братец, а если очень сильно попросить Претемную Госпожу, она не отпустит матушку к нам?

– Хотя бы повидаться, – тихонько продолжила за ней Алиенора.

Аластор успел заметить, что его собственная матушка сморгнула слезы. Лучано торопливо отвел взгляд, Риккарди нахмурились.

– Не думаю, – вздохнул он. – Я тоже очень хотел бы этого. Но из Садов не возвращаются. Когда-нибудь мы встретимся с ней там. А пока нужно набраться терпения и жить так, чтобы Претемная Госпожа была рада принять нас. И чтобы ваша матушка там, в Садах, гордилась вами. Понимаете?

Девочки послушно кивнули, на их личиках застыло выражение совершенно не детской серьезности. А отец негромко и очень мягко добавил:

– Помните, что леди Джанет вам рассказывала про цветы? Иногда они спят очень долго, всю зиму или даже дольше. Но они не исчезают насовсем и вернутся к нам, когда потеплеет. Ваша матушка любит вас даже в Садах, вы просто не можете пока что ее увидеть – как цветы, понимаете? Нужно подождать, и все придет в свое время.

…Аластор очнулся, выплывая из воспоминаний. Забор вокруг особняка Вальдеронов уже показался в конце улицы, вот и патрули, которые канцлер отправил присматривать за особняком. Все-таки здесь гостят особы королевской крови, хоть и совсем юные.

«Я обязательно смогу убедить их, что они мне нужны и очень дороги, – подумал он устало. – С дочерями Беатрис я не ошибусь, как ошибся с ней. А потом вернусь во дворец, и все пойдет своим чередом. Мы с Аранвеном обсудим, как использовать преступников на дорожных работах. Сейчас их отправляют в рудники, но Дорвенне нужны дороги. И водопровод! Значит, нужно рыть колодцы и вести воду по городу. Работы столько, что страшно становится, но такова теперь моя жизнь. Сам выбрал – чего жаловаться? Отец Дункана сделает нужные расчеты, а я найду деньги, и через несколько лет каждый бедняк в столице сможет напиться бесплатно! Ради этого стоит потерпеть, правда же?»

Он спрыгнул с Огонька и постучал в ворота раньше, чем это успели сделать гвардейцы. Нужно набраться терпения, просто жить дальше и ждать, когда пустота внутри зарастет и можно будет спокойно вдохнуть при мысли о Беатрис. Ведь когда-нибудь это случится, верно?

Глава 3

Аудиенция у кота

Письмо от мастера Ларци пришло на третий день после похорон королевы. В нем мастер просил передать его величеству глубочайшие соболезнования, выражал надежду, что время залечит раны, а также между делом осведомлялся у «дражайшего воспитанника», не попадался ли ему случайно в Дорвенне некий Фредо ди Вероккья, приказчик уважаемого мастера Тино. Молодой человек, мол, воспользовался свободой вдали от дома и не иначе как загулял, чем еще объяснить, что не отвечает на письма своего покровителя. «Мальчик мой, не знаешь ли ты, куда делся паршивец, работающий на Омута, и причастен ли к этому ты?» – вот как следовало читать этот вопрос на самом деле.

Лучано перечитал послание трижды и написал ответное. Что соболезнования передаст, что время – великий целитель, о чем его величеству говорят все, но пока что это не очень помогает, и что Фредо ди Вероккья ему действительно однажды встречался во дворце, но отвечать на вопросы относительно своей работы в Дорвенанте отказался и вообще вел себя странно. Куда-то очень спешил, вид имел самодовольный, намекал, что вскоре возвысится так, что заткнет за пояс «наглеца Фортунато», и всячески показывал, что дела у него идут крайне успешно. А потом они расстались, и больше Лучано его не видел, хотя осведомиться о его пропаже несложно. Разумеется, лезть в чужие дела он не станет, поэтому просит мастера в следующем письме уточнить, действительно ли грандмастер Ларци желает узнать от своего почтительного воспитанника о судьбе Фредо ди Вероккья. «Куда делся Черный Кот, мне известно, разумеется. А вы предпочли бы это знать или как раз наоборот?» – вот что должен был прочитать мастер.

Ответ отправился с курьером в Итлию – порталом, конечно, и Лучано приложил к нему несколько подарков: носки из козьего пуха и пару бутылок можжевеловой настойки для мастера Ларци, кувшин лучшего карвейна для Фелиппе и старинный фехтбук для мастера Лоренцо. Если Тино сунет нос в послание, пусть до темноты в глазах ищет в нем скрытые смыслы или зашифрованные строки, ничего действительно важного обычной почте Лучано доверять не собирался. Ему ли не знать, как это работает!

Лучано мечтательно представил, как мастер Тино, перехвативший письмо и подарки, долго ищет подвох в носках. Проверяет их на всевозможные контактные яды, прикладывает к страницам фехтбука, растягивает и проглядывает на свет, возможно, даже осторожно пробует на зуб, а потом пропитывает карвейном письмо и нагревает над огнем – и с проклятием отдергивает пальцы от вспыхнувшей бумаги. Эх, как было бы славно!

Он вздохнул, выныривая из приятных грез. Тино, конечно, на такую простую приманку не поймать, и вскоре Темный Омут всерьез обеспокоится пропажей своего младшего мастера. Возможно, даже вызовет Лучано на допрос в гильдии. Но требовать применения пыток у него никаких оснований, поить зельем правды мастера ядов – откровенная глупость, а как защититься от беседы с разумником, Лучано теперь знает – спасибо Саграссу и капитанам егерей.

А если даже правда выплывет на свет, ну что ж, старший мастер волен в жизни и смерти младшего собрата, если сумеет оправдаться перед гильдией. Заказ Беатрис угрожал не только Айлин, но и королю Дорвенанта, и самому Лучано – через их связь. Будь у него тогда больше времени, может, он просто обратился бы напрямую к своему грандмастеру и добился отмены заказа. Нечасто, но такие случаи у Шипов бывали. Увы, не получилось. Но Фредо не та фигура, чтобы из-за него возникли действительно серьезные сложности. Не старший мастер, даже не возможный преемник Тино, что бы сам Фредо об этом ни думал. Еще немного, и Темный Омут убрал бы слишком ретивого претендента на свой перстень, и все об этом знают. По сути, Лучано ему услугу оказал, хоть Тино в этом никогда не признается.

Так что с этой стороны беды можно не ждать.

И все-таки что-то грызло Лучано изнутри, не давало спокойно жить после смерти Беатрис и наслаждаться свершившейся местью. Конечно, он знал, что это. Вина перед Аластором. Не перед взбесившейся гадюкой в женском облике, а лишь перед ним – королем и другом. Лучано с каждым днем все яснее и сильнее осознавал свои чувства к нему и Айлин, учился прятать их надежно от всех на свете, но от самого себя не спрячешься. Что ж, не он первый и не он последний безнадежно влюбляется в кого-то, кто никогда не ответит взаимностью, но жить-то надо, и раз уж он выбрал целью жизни служение им, нельзя допустить, чтобы друзья отшатнулись от него, узнав, что дружба, которой они связаны даже теснее, чем арканом, для Лучано гораздо больше, чем просто дружба. Это его собственные награда и проклятие, ему их и нести.

Аластору, между тем, становилось все хуже. Он метался ночами, бормоча имя Беатрис, признания в любви, обещания и просьбы. Услышав это, Лучано просыпался у себя в спальне, пробирался к Альсу, садился на край постели и клал руку ему на лоб. Аластор затихал, иногда просыпался и благодарил за избавление от кошмаров, но утром наотрез отказывался об этом говорить, барготов упрямец.