– Мой дорогой, мой хороший, я не дам тебя в обиду этому живодеру…
Жеребец затих, но одно остроконечное ухо по-прежнему было повернуто в сторону Колина Лорда.
– Этот живодер полагает, миледи, что время идет.
– Говорю вам, ничего не выйдет! Взгляните, он надулся!
– Лошади не дуются.
– А как по-вашему, что с ним? Только посмотрите на выражение его морды! Он дуется. Ваша идея была глупой и… другой у меня нет, но…
– Тогда давайте покончим с этой сценой и запряжем его. Или, может быть, вас устроит оказаться в Норфолке через месяц?
– Мистер Лорд, вы так раздражающе практичны, что у меня нет слов!
– А вы, миледи, так медлительны, словно не пустились в бега, а дали обет не двигаться с места. Попробуем вместе.
Я буду держать ему голову, а вы наденете упряжь.
– Я? Надену упряжь? Да я понятия не имею, как это делается! В тех редких случаях, когда я сама правила экипажем, его закладывал грум. Вам, как видно, не понятно, что это занятие ниже достоинства леди! Я буду держать ему голову, а вы делайте что нужно.
– Нет, мы поступим, как я сказал. Может статься, в пути вам придется делать это, так что учитесь сейчас.
– Вы что, снова командуете, мистер Лорд?
– Именно так. Берите упряжь.
– Я не позволю вам так себя вести! Командую в этом деле я!
– Нет, вы его только финансируете. А теперь берите упряжь, и покончим с этим.
Не дав Ариадне времени продолжать препирательства, Колин Лорд бросил ей упряжь. Поскольку девушка недостаточно быстро и ловко подхватила всю эту охапку железяк и кожаных ремней, та свалилась на землю. Оба разом бросились подхватить упряжь, стукнулись лбами и отскочили. Довольно витиеватое проклятие сорвалось с губ ветеринара.
– Прошу прощения! – пролепетала Ариадна, все-таки поднимая упряжь.
– Нет, это я прошу прощения. Больно?
– Нисколько! Я твердолобая, знаете ли. Папа именно так меня и называл…
– И был более чем прав, – перебил Колин Лорд и продолжал, не обращая внимания на гневный румянец на ее щеках: – К счастью, людям порой свойственно меняться к лучшему. Вы, я вижу, все же решили запрячь свою лошадь. Вот и славно. Поверьте, вам же будет лучше, если вы научитесь не только приказывать, но и подчиняться. Избалованная леди – не лучший компаньон в путешествии.
– Избалованная? – возмутилась Ариадна, выпрямляясь во весь рост. – При чем здесь это? Говорят вам, мне отроду не приходилось закладывать экипаж! Это делали слуги – хорошо вышколенные в отличие от вас! Людей с манерами вроде ваших в обществе называют «боров»! Так вот, вы боров и есть!
– Я человек, а не боров, и это видно невооруженным глазом по отсутствию клыков.
– Что?!
Колин Лорд забрал у Ариадны упряжь, расправил и снова протянул ей.
– Вы что, издеваетесь? У моржей, кстати, тоже есть клыки, но я не морж.
– С чего вы взяли?
– Вы издеваетесь! Немедленно прекратите!
– Только когда вы перестанете упрямиться и начнете – под моим руководством, разумеется, – закладывать экипаж. Предупреждаю, если не подчинитесь, я пойду завтракать и оставлю вас на произвол судьбы.
Наступило молчание, сопровождаемое поединком взглядов. Ариадна сверкала глазами и яростно комкала в руках ремни упряжи, на лице Колина Лорда отражалась спокойная уверенность, и лишь самые уголки губ приподнялись в усмешке.
Вместо того чтобы принять сторону хозяйки, Шареб-эр-рех внезапно прижал уши и с любопытством начал принюхиваться к незнакомым предметам в ее руках.
Что оставалось делать? Хотя в душе она рвала и метала, леди Ариадна Сент-Обин, дочь шестнадцатого графа Уэйбурна, начала закладывать экипаж.
– Должен признаться, я ожидал от тебя большего, чем жалкие отговорки.
Тристан приподнялся, стиснув подлокотники кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Милорд, это не просто отговорки…
– Сядь.
– Вы должны мне верить!
– Сядь.
Он повиновался, чувствуя, как промокает под мышками одежда от холодного пота.
Несколько бесконечно долгих минут Клив просто разглядывал его. Взгляд казался совершенно безмятежным, но было в нем что-то от гипнотической власти медиума. Перстень с фамильной печатью тускло поблескивал на ухоженной руке, ни один волосок не выбивался из прически, и только плечи, слишком широкие для аристократа, нарушали гармонию, пусть даже их облекал безукоризненно скроенный костюм.
– Обычно я бываю более прозорлив, – наконец произнес Клив задумчиво. – Мои должники считают за лучшее платить долги в срок, а не удваивать их.
Он принял еще более непринужденную позу – казалось, бессознательно, но это был точно рассчитанный эффект, подчеркивающий ужасную власть почти немигающего взгляда.
– Сэр, мне так везло в тот вечер! Я никак не думал, что…
– Разумеется, ты не думал. Ты еще слишком молод и глуп, чтобы предвидеть последствия. Вот так люди и попадают в истории. В очень, очень неприятные истории.
К этому моменту Тристана пронизал такой ужас, что он физически ощутил его в себе. Ужас густым черным туманом клубился, щупальцами обвивал каждый орган и неумолимо подбирался к сердцу, чтобы его остановить.
– Милорд, клянусь, я расплачусь с долгом!
– Правда? Очевидно, в этой непутевой голове возник очередной великолепный план. Можно полюбопытствовать, какой?
– Я… я решил попросить отца отказать мне часть наследства прямо сейчас! – выпалил Тристан, не в силах оторвать взгляда от темных глаз, в которых не было ни жалости, ни понимания.
– Понятно. Граф, очевидно, пожелает узнать, для какой цели тебе понадобились деньги. Что же ты ответишь? Что по уши в долгах? Что одному мне ты должен более десяти тысяч фунтов?
Тристан не находил в себе мужества даже мысленно назвать сумму самого грандиозного из своих долгов. Молодой человек побледнел и судорожно сглотнул.