Белый жук в чёрной сметане

ОН: – Да…Только издавались в Париже. И их читал или смотрел. весь мир.

ОНА: – Ну… до Парижа мы ещё дойдём. И главное – что мы не даём застояться этому миру!

Главное в работе художника – протест!

ОН: – Да, понимаю. Показать миру средний пальчик. А в душе задница, потому что миру давно всё равно, и ты уже никому не нужен со своим протестом.

ОНА: – Много ты знаешь про наши души… Со своей сперва разберись.

СЦЕНА 4.5

ОН: – Хочешь прогуляться?

ОНА: – Как говорят советские тётки, «намёк поняла». Ладно, ухожу. У тебя тут кирпича где-нибудь нет? Если этот кретин мотается где-то поблизости, хоть врезать ему так, чтобы …

ОН: – Мне надо делать обход территории. Скучно одному. Кроме того, не оставлю же я тебя одну тут. Если приедет проверка в моё отсутствие, они не поймут, что ты исполняешь мои обязанности.

ОНА: – А…

ОН: – У них фантазия не настолько развита.

ОНА (помолчав): – Ну что ж… Чего-чего, но сторожем ещё не была. С берданкой и колотушкой не ходила.

ОН: – Знаешь, в сторожевом деле технологии ушли сильно вперёд. Берданки нет, вот… пистолет… э-э, нет!… не трогать!.. А вместо колотушки – вот….

ОНА: – Что это за дубинка?

ОН: – Это не дубинка, это датчик… а ладно, пускай будет дубинка. Ты ходишь по территории, а на ней в разных местах развешаны пипки.

ОНА, пытаясь до этого сдержать смех, хохочет и машет руками.

ОН: – И вот, когда ты этой дубинкой тыкаешь в пипку… да хорош уже ржать!.. они узнают, что ты работал добросовестно. То есть, обходил территорию и был в этом месте.

ОНА (затихая): – О, господи!.. Какой идиотизм. Ну ладно, пошли тыкать дубинкой в пипку. Или пипкой в дубинку… Кирпич не забудь! А то мой суженый рядом бродит.

ОН: – Думаю, уже не рядом. Там кто-то воет в соседнем квартале.

ОНА: – Моя следующая картина будет называться «Циничный сторож». Без сиси, не беспокойся…

Смотрят друг на друга, смеются и выходят.

СЦЕНА 5

В ПУСТУЮ КОМНАТУ ВХОДИТ ПАРЕНЬ. УСЛЫШАВ ГОЛОСА ПРЯЧЕТСЯ.

СЦЕНА 6

Входят ОН и ОНА, отряхиваясь от дождя и оживлённо разговаривая

ОНА: – Нет, ты что, реально?! Твоей дочурке некуда пойти с парнем? И она… у тебя берет ключи от хаты? Не верю!

ОН: – А что такого? Уж тебя-то, богему, это не должно удивлять, а?

ОНА: – Как раз меня и удивляет…

ОН: – У неё дом в другом месте. Она живёт с матерью.

ОНА: – А-а… И как же это у критика чужих отношений не получилось со своими собственными?

ОН: – Разве я критик? Мне просто грустно. Вот поживешь с моё, и будешь испытывать то же самое.

ОНА: – В одном старом фильме говорят: «Я не доживу. У меня работа вредная».

ОН: – В старом? Для меня он вполне ещё современный.

ОНА: – Ой, какой кошмар! Какого же ты года?

ОН: – Пятьдесят девятого.

ОНА: – Тысяча восемьсот?.. О, пардон…

ОН: – Иногда мне кажется, что да.

ОНА: – Аристократ?

ОН: – Нет, просто стараюсь быть приличным. Это несовременно. Сейчас все стараются быть

не приличными, а обычными. Нормальными.

ОНА: – Много чего видела, но перестаю вообще что-то понимать. Если ты такой приличный, то как же ты дочурке ключи от собственной хаты для свиданий даёшь? Мне, конечно, до форточки, но это как – прилично? В духе девятнадцатого века?

ОН: – Не знаю, смогу ли объяснить. Она уже взрослая. И она мне дорога, понимаешь? Мы… мы друзья. Особенно после того, что случилось… в общем, не о том речь. Забудь.

ОНА: – О чём?

ОН: – Оставь, не надо.

ОНА: – Мне нельзя узнать, по какой причине дочка и папа стали так близки, прямо друзья? У меня с моим папашкой, скажем так, никакой дружбы не было, например… Блин, да ты у нас продвинутый! Прямо ангел во плоти!

ОН: – Ну… так надо. Мы с женой разъехались. Надо пройти ещё весь этот развод… А дочка теперь одна. То есть, живёт пока с матерью, но осталась одна.

ОНА: – Это как?

ОН: – Ну… В общем, их было две, дочки, раньше. Была старше, Надя. Ей было тогда семнадцать А сейчас было бы двадцать шесть… Так получилось.

ОНА: – Господи… извини.

ОН: – Да нет, ради Бога, о чём ты…