Площадь

Фрейлина поднимается и поет гимн. Собрание поднимается. Неожиданно раздается звон стекол, грохот выбиваемого окна, и в комнату вваливается воровского вида субъект с револьвером.

– А-а, с-с-суки-э-э!!! – заявляет субъект, но неожиданно останавливается, потому что понимает, что, в общем, не туда попал. Вид некоторых из присутствующих приводит его в ошеломление, потому что портреты этих некоторых он видывал ранее в газетах и понимает, что в жизни его наступил теперь иной, принципиально новый период. Впрочем, оно и дураку ясно, что мысль эта никчемная, бесполезная.

– Да Вы присаживайтесь, что Вы стали, – вежливо говорит королева.

– О-о-о… А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!! – отвечает субъект, потому что он её сперва не заметил.

– Что бы такого сделать? – говорит королева. – Пойдем, что ли, к универу, пива выпьем?

– Не выйдет, Ваше Величество, – отвечает один из окружения. – Этого козла придется тогда добивать. Он уже слишком много видел. Вы же знаете, что это не полагается.

– Но что же… – беспомощно говорит королева. Глаза ее наполняются слезами.

МАЛЫЙ ГОРОДСКОЙ МАГИСТР

вышел из бокового подъезда магистрата и с превеликими мерами предосторожности, призванными как утешить несколько себя, так и заставить улыбнуться окружающих, проследовал в большое, огороженное и крытое парусом помещение, долгие годы располагающееся между зданием ратуши и малым городским театром. Единственным достоинством помещения было то, что оно было заведение и в нем был открытый воздух, и подавалось одинаковое и достаточно свежее пиво безотносительно тех, кто в каком качестве заявился, что, согласитесь, в любое время года и в любом конце вселенной одинаково хорошо.

Время, опять же, достаточно удачное для ценящего в той или иной степени свою индивидуальность. Утренний наплыв посетителей растаял, невыразительно или же, напротив, матом обсуждая различные, как текущие, так и вечные в своей данности события. Малый городской хотя бы ближайшие полчаса не магистр, не торопясь, берет пиво и располагается у того края кафе, где, правда, наверху отстает кусок брезента и рвано, но ему больше всего нравится. Скоро и горожанка появится с рыбой в подоле платья. Скоро и поговорить будет с кем.

На верхней кромке заведения, где брезент переходит в небеса, воссияло яркое, с краснеющей кромкой, пятно, и, угасая постепенно, превратилось в племянника фрейлины.

– Что вы с ним сделали? – спросил малый городской магистр, отдаленно надеясь, что ему не придется выслушивать подробный рассказ. Зачем ему это, к чему это?

– Знаешь, чё было, – отвечает племянник фрейлины. – Они, к”оче («короче»), в такое попали, чо делать, к”оче, думают-думают, потом Бес придумал – к”оче, они поехали, его отвезли; глаза, к”оче, завязали – она сказала же его оставить, когда кого кончают, ей ломки, – ну, к”оче, на свалку ту, сзади города, отвезли, выбросили…

– Ну, и что, ну?.. – спрашивает слегка нетерпеливо Малый городской магистр, в надежде избавиться хотя бы от одного-двух заключительных «короче».

– Ну, и чё я тебе говорю, – отвечает племянник так же нетерпеливо. – Они, к”оче, его отвезли, там выбросили, – ты приколись, чо дальше? – помнишь, когда это было? – он, к”оче, там остался! – приколись, живет там, чин-чинарём, живет, все нормально, уходить не хочет…

Магистр представляет себе, как если бы его жизнь подошла к концу.

Племянник не представляет.

Нальчик – Баку – Израиль

1986 – 1999

...............................................................................................................................

Да, вот еще люди, которым это посвящается. Хотя, список едва ли не больше всего написанного. Но, с другой стороны – что еще я могу им посвятить. Так что, с благодарностью, список. В алфавитном порядке.

Спасибо,

Алик Кертиев

Алик Нерсесян

Гена Темирканов

Игорь Мазуренко

Кемал Аппаев

Лиза Гелястанова

Мусарби Сокуров

Ольга Никифорова

Рано Каюмова

Таня Махова

Тома Шандирова

Фира Прогер

Хасан Джанибеков

Юра Яропольский

Послесловие случайное, но оказавшееся необходимым

Автобиографические данные, послужной список, демонстрация Лица. Впечатляет! Процесс определения статуса успешно завершен, штампы обозначены, круг возможностей очерчен пунктирной линией, и, как итог проделанной работы над моделированием образа мышления автора, предожидание стандартной схемы…

Первая страница, вторая страница, первая страница, вторая, первая… Зрачки расширены, дыхание замедленно – и ступор, полная неопределённость в дальнейших действиях. Матрица отсутствует! Желанная, родная матрица восприятия. Дальше читать не имеет смысла? Что же делать?!! Изучать творения других новоявленных авторов с претензией на обретение страсти к абстракции? Расшатывать монолитные стереотипы с целью заиметь хитрый ключ к намертво запертой двери? Может быть… Вопрос не подготовлен.

Поиск новых форм в изложении выстраданного материала – дело не из лёгких и выматывает до основания. Единственная надежда на успешную самореализацию – пробраться в неохваченные предшественниками слои психо-эмоциональной атмосферы читателя, не претендуя на выстраивание рабочих гипотез и, тем более, не претендуя на превращение последних в фундаментальные законы, альтернативные теории и религии.

Бедные, несчастные детки современного бомонда, обокраденные научно–техническим прогрессом в средствах самовыражения, задавленные обилием тех, Самых Умных, которые давно всё сказали… Заниматься расшифровкой общезначимых символов – совершить непростительную попытку деткоубийства. Всегда имеет место быть пристрастие к интеллектуальным игрищам типа «А ну-ка, отгадай!», и сохрани тебя Господь, если нет ни единого шанса попасть в тему или образ с точностью снайпера. Дуэль!… Читателем брошен вызов в виде презрительного непонимания, и потому отрицания сути замысловатых персонажей, а о достойной оценке используемых средств выражения не может быть и речи. Со стороны же автора надменный кивок с прищуром в сторону «плебея», потому как отсутствие похвал бросает тень на способность обидчика чувствовать навязанный витиеватый ритм и при этом получать безумное удовольствие от мазохистских истязаний натруженных рабочих извилин.

Проще отложить «вещицу» и с отточенным до нюансов брезгливым выражением лица глубокомысленно произнести: «Бред!…» Но если создать и отшлифовать отсутствующую матрицу, совместить её с каноническим текстом, то полученный гибрид искусственного оплодотворения станет ключом к пониманию происходящего.

Воображение рисует экспоненту. Не вдаваясь в математические подробности, переведём специфические термины на бытовой язык и проиллюстрируем график тремя незатейливыми составляющими – дождь, автомобиль и сломанные дворники. Мы смотрим изнутри на лобовое стекло и считаем количество хаотично падающих капель. Наше внимание, как натянутая тетива. Сначала десять, потом пятьдесят, потом двести, еще сотня… Множество капель в течение одной минуты. Они заполняют всё пространство, их слишком много и мы готовы поверить ощущению константы.

Головокружительный скачок вверх и едва заметное продолжение равномерного непрекращающегося движения по возрастающей, до бесконечности…. Если успеваешь сосредоточиться на «первых каплях», пока глаз не устал подсчитывать количество странностей в стиле изложения, замечаешь прямые аналогии с близкими до боли ассоциациями первого порядка, и впадаешь в подростковый маразм.

«Дивник» (одна из составляющих предлагаемого текста и ещё более глубокое падение в бездонное детство) становится первым и основным камнем закладываемого фундамента. Дневник вообще, как одна из форм общения с самим собой, не предполагает соблюдение строгих правил синтаксиса и пунктуации, эталонного построения фраз и заумных изречений. Это нескончаемый поток слишком личных, интимных подробностей, и все мы, читающие ЕГО, нахально подслушиваем и подглядываем в замочную скважину, затаив дыхание. Подростковая небрежность во фразеологических оборотах, куча-мала из эмоций, рассуждений и описаний, попытка донести как минимум до себя самого что-то глубинно важное – всё это вызывает недоумение и восторг одновременно.… На то и расчёт. Воссоединение детскости в восприятии картины мира и философских интенций в зрелых размышлениях приводят читателя к раздвоенности осознания происходящего и погружают в транс. Дальнейшее усиление и закрепление состояния транса происходит за счёт постоянного перепрыгивания от одного микроскопического сюжета к другому, что выдаёт детскую неспособность к сосредоточению внимания на одном предмете долгое время. Таким образом, у автора появляется временной люфт для изложения основного послания особой кодировки.

Вспомним стереоскопический эффект. Чтобы разглядеть трёхмерную картинку в пёстром абстрактном изображении, достаточно наловчиться правильно фокусировать глаза. Этот приём является основным кодом для прочтения «Площади». Если сработало – держись! Неожиданно открывается второе дыхание. Нечто, зародившееся на уровне ощущений и ещё не успевшее насильственно превратиться в законченные мыслеформы, сосуществует бесконфликтно, не претендуя на причинно-следственную обыденность. И ты удаляешься всё дальше и дальше от берегов привычных реалий…

Перед тобой возникает искромётная вереница детально отточенных гениальных фраз. Блестящая игра слов. Первый шаг даётся априори, второй ты способен предугадать самостоятельно, ну а третий шаг – неожиданный поворот, который просчитать невозможно!

Главное – не задохнуться от перевозбуждения, в попытке приостановить на секунду неконтролируемый поток сознания, и подробней рассмотреть каждую картинку калейдоскопа в отдельности.

Субстанцию, связывающую всё в единое гармоничное целое, принято называть талантом. Но чей это должен быть талант? Только автора или читателя тоже? Способность изложить или – к нему – умение воспринять?

Ольга Терехина. Москва.