Кофе с перцем

– Фарук, ах ты негодник! Чай уже остыл! Где ты ходишь?

–?Да-да, сейчас, тетушка, уже бегу!

…и убьет внезапно вернувшегося друга своего Кемрана, и жену его, и обоих сыновей. И выпьет всю кровь их, так вкусна и солона она ему покажется!

О Аллах, избави меня от ровного счета и точных подсчетов, веди меня золотыми путями Своими вверх по лестнице из чисел, не знающих конца! В Тебе мое пристанище, в Тебе мое утешение!

Пребывая в таких молитвах и размышлениях, я совсем забылся и принес тетушке две лиры вместо двух с половиной, а вместо чаевых – куруш, сломанную спичку и дохлую муху в кармане. Тогда она осердилась и сама пошла к столикам, оставив меня на кухне.

–?Иди-ка ты, Фарук, вари кофе и только попробуй сделать еще что-нибудь не так! Я тебя пришибу!

До этого мне никогда не доверяли варить кофе, но я много раз видел, как дядя это делает. Для начала я вытянул руку над жаровней и убедился, что песок достаточно прогрет. Затем помолился, открыл банку, в которой дядюшка хранил кофе, и вдруг внутренним взором увидел, как частицы кофе вырываются на свободу и, попав в поток вдыхаемого мною воздуха, устремляются вверх. По пути они сталкивались с другими частицами, свободно парившими в пространстве кухни, и увлекали их за собой, так что когда запах достиг наконец моего носа, то принес с собой знание не только обо всех блюдах, томящихся, шкварчащих и булькающих вокруг нас, но и запах земли, на которой стоит этот город; а вместе с ним и воспоминания, мечты и мысли всех когда-либо живших здесь, ходивших вверх и вниз по каменным дорогам, то раскаленным от солнца, то скользким от дождя; всех рождавшихся в плаче, рожающих в муках и умирающих в печали; всех, чьи имена мы не знаем, чьи кости уже побелели, но чья плоть успела напитать эту почву, отчего она здесь так влажна, плодородна и пряна.

Не отмеряя ничего и не оскорбляя счетом, я насыпал кофе в джезву, налил туда воды и поставил на огонь. А в положенное время, откликнувшись на зов души моей, добавил перец, которым до этого тетушка так щедро приправляла мясо. Не дав коричневой пенной шапочке покинуть пределы джезвы, я снял кофе с жаровни и наполнил чашку. В этот момент на кухню как раз вбежала тетя. Не обращая внимания на меня, она схватила поднос с кофе и понеслась к господину, сидевшему за крайним столиком.

Через несколько минут тетушка вернулась в крайнем изумлении и прошептала мне на ухо:

– Тот господин, Фарук… Он едва поднес чашку ко рту, сделал глоток и вдруг застыл, как каменный! Будто Аллах, Дарующий бескорыстно блага рабам Своим, ниспослал ему некое откровение на самом дне чашки с твоим кофе. Откровение это пролилось одинокой слезой из левого глаза. Я клянусь тебе, Фарук, он не видит сейчас ничего левым глазом, затянутым пеленой, но правым, кажется, узрел свое будущее! И, не имея возможности вознести хвалу, достойную Великолепного, господин протянул мне, проводнице этого откровения, целых десять лир, поклонился и ушел.

А ну-ка сделай и мне кофе, Фарук. Устала я сегодня…

Уж не знаю, какое откровение было уготовано Всевышним моей тетушке, но вот что она сказала, когда поздно вечером мы, закрыв кафе, шли к дому:

– Пока не должно никому знать об этом. Даже дяде своему не говори. Но пусть кофе с перцем принесет тебе удачу и богатство, когда ты вырастешь…

* * *

Раньше я каждое утро, допив кофе и поцеловав жену, шел на работу. Так было еще год назад. Но с тех пор многое изменилось. А началось с того, что впервые за все время семейной жизни мы с Танели серьезно поссорились.

– Разотри-ка мне поясницу, – попросил я ее как-то вечером. – Ноет, сил нет!

Танели достала камфорное масло и, усевшись на меня сверху, стала разминать мне спину и поясницу. В тот день ее и саму замучила ломота в ногах, так что движения ее были не очень нежны и даже, пожалуй, болезненны. Я кряхтел и помалкивал, зная, что лучше ее не задевать сейчас.

– Ты совсем старый стал, Фарук.

Я не ответил. Что-то уж слишком часто она напоминала мне о возрасте.

– Да, старый! – не унималась Танели. – Нельзя тебе целый день на ногах стоять! Другие уже дома сидят, в саду цветы разводят! А ты только и знаешь, что бегать туда-сюда…

– Разве я бегаю? Я шеф-повар. Мое дело составлять меню и следить за тем, чтобы все работали, как надо. Это же чистое удовольствие!

– Видела я, как ты «следишь»! Не можешь присесть ни на минуту.

– Глупости, Танели! Я постоянно сижу…

– А отчего же у тебя спина сейчас болит, а? Отсидел, что ли? – И она в сердцах надавила мне на поясницу так, что я взревел:

– Ты что делаешь?! Убить меня решила на старости лет?

– А, значит, на старости все-таки? Признаешься теперь?

– Да, мне уже семьдесят. Ну и что? Некоторые и в семьдесят пять работают… И потом, на что нам жить, если я буду цветочками в саду заниматься? Ведь детей у нас нет, и некому нам помочь!

Танели молча встала и пошла на кухню выпить перед сном лекарство, всем своим видом показывая, что массаж на сегодня закончен. Вернулась все такая же раздраженная, легла от меня подальше и, нарочито громко вздохнув, наконец сказала:

– Всю жизнь горбишь спину на других. Вот от этого-то она и болит! Лучше бы хоть раз напряг свою умную голову и придумал, как заработать нам на старость! Правильно говорят про тебя люди – умная голова, да дураку досталась!

Да, я не умею устраивать свои финансовые дела. Многие мои бывшие помощники уже открыли собственные рестораны, а я продолжал работать шеф-поваром, так и не накопив ничего. Но, если не брать в расчет неизбежную старость и немощь, меня моя жизнь устраивала гораздо больше, чем бесконечная беготня владельца ресторана. Ведь я могу, закончив со своими дневными делами, выйти на берег, туда, где меня не увидят посетители и куда не достает гул караоке, и долго сидеть там, слушая море и свои мысли.

В лунную ночь по морю бежит золотистая дорожка, а в безлунную нет, но зато шум моря слышно всегда. Волны – одна громче, другая тише, третья рокочет, четвертая шипит и пенится – подбираются к босым ногам, и в чередовании их можно, если очень постараешься, уловить какую-то закономерность, скорее всего воображаемую, но от этого не менее значимую. И значимость ее сродни бесконечному ряду цифр в числе ?, потому что даже если высохнет море и исчезнет вся вода, никуда не денутся те силы, которые заставляют эту воду подниматься и опускаться, перекатываться волнами и стелиться людям под ноги. И кто знает, может быть, эти силы подхватят и меня однажды и, передавая друг другу по цепочке, подталкивая и притягивая, понесут к престолу Того, кто по Своему могуществу сотворил всё сущее.

Я могу себе позволить не думать ни о чем целый день – редкая роскошь для любого человека – и забавляться, пропуская сознание между потоками происходящего вокруг, так чтобы не задеть их и не потревожить воды своего внутреннего покоя. И в такие дни я бываю весел, отдавая приказы и подбадривая помощников, но не касаюсь обычной кухонной суеты. Я наперед знаю, что спросит один или что скажет другой, и отвечаю им вполне здраво и подобающим тоном, но ответы мне также заранее известны и исходят не из глубины сознания, а откуда-то из его боковой ветви, предназначенной для того, чтобы не путались ноги при ходьбе. Само же сознание, отщепив от себя эту малость для внешнего мира, заполняет все мое существо, освещая его безмятежной радостью.

Разве я могу променять эту радость и еще тысячи других, ей подобных, на вечные заботы хозяина ресторана? Засыпать и просыпаться с мыслями о налогах и жаловании для работников, спорить с поставщиками, улыбаться инспекторам, по десять раз на дню лично проверять чистоту уборных, завтракать таблетками от давления, изжоги и депрессии, ревниво следить за соседними заведениями и мечтать о расширении бизнеса и умножении своих тревог? Разве я могу?

Все это я попытался на следующий день объяснить жене, и она, любя меня и жалея, кивала в ответ.

– Хорошо, пусть не ресторан, – сказала она, когда мы, помирившись, засыпали в объятиях друг друга. – Пусть не ресторан, но хотя бы маленькую кофейню на три-четыре столика мы можем открыть? Я бы сама обслуживала посетителей и выносила им десерты, а ты бы варил свой кофе… А потом, когда мы совсем состаримся, можно нанять человека в помощь…

Я задумался. Маленькая, уютная кофейня – это уже не так страшно. Тем более, что у меня есть секрет – кофе с перцем. С тех пор как тетушка запретила мне говорить о нем, я не готовил его ни для кого, наслаждаясь им по утрам в одиночестве да иногда с Танели. Не пренебрегаю ли я откровением, если не делюсь им ни с кем? Ведь Тот, кто дает всему живому средство к существованию, ничего не делает напрасно.

– Ты не только самая красивая женщина на земле, но еще и самая мудрая. За это я тебя и люблю, – прошептал я, зарываясь лицом в волосы моей Танели, и мы во второй раз за ночь предались любви, закрепляя согласие между нами.

Одно дело – принять решение об открытии кофейни. Совсем другое – открыть ее.

Прежде всего я рассудил, что помещение для кофейни надо искать в центре города, там, где есть туристы и деловые люди, готовые заплатить за кофе с перцем достаточно, чтобы обеспечить хороший доход даже маленькому заведению на три-четыре столика. Но найти свободный уголок в центре непросто, да и арендную плату там требуют за год вперед. Мебель в кофейне должна быть высшего качества, добротной и удобной. Как и посуда. Нельзя обманывать людей, наливая кофе в картонные или пластиковые стаканы. Даже если они этого и не поймут – ведь не каждому дано чувствовать вкус так, как мне, – все равно нельзя. Что это за кофе такой, с перцем и пластмассой? Или бумагой? Это не кофе, а помои. Тьфу! Сохранить вкус кофе можно только в толстостенной фарфоровой чашке с округлым дном, сухой и прогретой до температуры песка в полуденной пустыне. Увидите, что где-то наливают кофе в картонный стакан «на вынос», – бегите оттуда. Там хозяин или дурак, или мошенник, так что не помогайте ему набивать свой карман.

Основательно посчитав все расходы, я приуныл. Но ненадолго. Ведь если Всевышнему угодно, чтобы кофейня открылась, то деньги найдутся. А если нет, то стоит ли об этом горевать?

Сев с утра за телефон, я обзвонил всех друзей и попросил подумать, кто мог бы вложить деньги в кофейню. Заручившись их поддержкой, я с легким сердцем отправился на работу. И пусть остальное решит за меня Тот, кто открыл мне секрет кофе с перцем.

Прошла неделя или даже больше, прежде чем позвонил мне друг Хакан и сказал, что со мной готов встретиться какой-то богач, владелец компании «Анаит Инвестмент».

– Вообще-то он инвестирует в большой бизнес, в химию, строительство и все такое, но я убедил его, что у вас серьезный проект с перспективами сетевого роста. Так что будем надеяться на лучшее!

Желая произвести впечатление на инвестора, я решил подготовить хорошую презентацию – с такими приходят обычно агенты, продающие дорогую технику для ресторана.

В назначенный день, когда я, стоя перед зеркалом, завязывал галстук – шерстяной, красный с небольшим вкраплением серебряной нити, позвонил друг Эмре:

– Хорошие новости, господин Фарук! Я только что переговорил с одним очень богатым человеком. Он может принять вас сегодня в шесть часов вечера!

– Постой-постой… Сегодня в пять я должен быть у инвестора в его офисе на бульваре Туран!

– Ну и прекрасно! Это совсем рядом – вам надо дойти до конца бульвара, свернуть на улицу Банщиков и дальше направо – вот его дом. Успеете! Там спросите, где дом Зарзанда – его все знают.

Шерстяной галстук давил с непривычки, спина намокла от волнения, но в целом я чувствовал себя уверенно – к чему переживать, если все складывается так удачно?

Офис «Анаит Инвестмент» занимал отдельное здание в самом дорогом районе Фетхие. Странным мне показалось только отсутствие людей в этом офисе. Я-то представлял себе, что там, как в сериалах показывают, целыми днями бегают туда-сюда офисные клерки с бумагами, проходят какие-то совещания и все такое… Но богачам виднее, как вести свои дела. В настоящих инвестиционных компаниях, наверное, и долж- на стоять такая мертвая тишина. И люди в них работают бесшумно, укрывшись за тяжелыми темными дверями, будто бы сделанными из могильных камней.