Кофе с перцем

– Простите, господин Зарзанд, мою вспыльчивость. Меньше всего я хотел вас рассердить, но разве с коммерческой, вернее с пиар, как выражается наш дорогой маркетолог, точки зрения поместить кофейню в аэропорту – это хорошая идея? Кофейня могла бы стать одной из достопримечательностей города, как пятисотлетний хаммам, как древние руины или Ликийская тропа… Словом, тем, ради чего и приезжают туристы в наш маленький, но уютный Фетхие. Но задвинуть ее в аэропорт… Сколько человек увидит ее там? Хорошо, пусть немало, согласен. Но ведь никто не приедет в аэропорт специально ради кофе с перцем! И вскоре о нем забудут! И только, может быть, какой-то особенно чуткий турист, разбирая сувениры, скажет друзьям: мол, будете в Стамбульском аэропорту, попробуйте диковинный кофе с перцем… Нет, не принесет эта кофейня нам ни денег, ни славы. А только лишь разорение дому моему, оставшемуся здесь без хозяина!

– Теперь, когда я так ясно вижу, – сказал Зарзанд уже гораздо доброжелательнее, – что говоришь ты не из упрямства или заносчивости, а лишь искренне желая успеха нашему делу, я должен открыть один секрет, который наверняка убедит тебя в правильности моего решения… Дело в том, что скоро произойдет событие, которое сделает тебя и твой кофе известным не только на всю Турцию, но и на весь мир.

Знай же, что благодаря усилиям нашего мудрого лидера близок час, которого все ждут. И не просто близок, а уже все готово для встречи людей, от решения которых зависят судьбы народов. И встреча эта состоится в Стамбуле. Мне стоило многих усилий убедить весьма высокопоставленных чиновников организовать их первую встречу прямо в аэропорту в нашей с тобой кофейне. И я верю в то, что кофе с перцем поможет им, после всех бед и огорчений, несмотря ни на что протянуть друг другу руки в залог будущего мира… Вот почему я прошу тебя, дорогой Фарук, мужественно перенести разлуку с родным домом и любимой женой и отправиться в Стамбул. Обещаю, что тебе не придется пробыть там слишком долго. И еще попрошу тебя хранить в тайне всё, о чем я сейчас рассказал. Ты сам понимаешь, какое сейчас сложное время…

Вечером того же дня я собрал чемодан, поцеловал мою милую Танели со всей нежностью, на которую только способен человек, и выехал в аэропорт.

* * *

Место под кофейню нам выделили весьма престижное – в стороне от обычных пассажирских маршрутов с duty free, зато сразу после зала прилета официальных делегаций. Вместо невнятных объявлений о рейсах здесь слышалась тихая музыка да шум воды из фонтанчика. Ни конкурентов, ни соседей у нашей кофейни не было, лишь напротив находился магазин с сувенирами, в который посетители заходили реже, чем скряга угощает соседей ужином. Я же целыми днями и вовсе сидел один, от скуки переставляя так и этак посуду на стойке да погружаясь иногда в дремоту.

Почуяв исходящее от меня, несмотря на трепет в ожидании грядущих событий, уныние, прокрался как-то в мой послеобеденный сон Иблис, одетый в офицерскую форму с серебряными звездами суперинтенданта на плечах. Но никакая форма не могла скрыть шрамов, полученных им при падении с неба.

– Я пришел проститься с тобой, Фарук, – заявил он мне с ходу, усаживаясь за столик в кофейне.

– Вот это да! – удивился я. – Значит, бусины с нитки уже упали со звоном на землю, а имам Махди родился и вошел в тот возраст, когда сможет изгнать тебя и всех сыновей твоих?

– Нет, Фарук. Ты не увидишь его прихода в этот мир, не надейся. Пить столько кофе – вредно для здоровья. Совсем скоро твое сердце разорвется на тысячу мелких кусочков, и даже глазастая Танели не сможет собрать их все, чтобы принести к престолу Того, чье имя я не могу произнести!.. Зато я могу легко сосчитать оставшиеся тебе дни!

– Посчитай, будь добр, раз это так легко тебе. Но я не уверен, что ты толком сможешь посчитать даже людей, стоящих напротив. А ну-ка попробуй.

– Э, нет, я все твои хитрости знаю! Ты сейчас предложишь мне считать не как нормальные люди, а в бесконечных дробях! Вот, мол, идут мимо нас один целый девяносто девять сотых с хвостиком человек, а хвостик там такой длины, что, пока я буду его произносить, ты уже проснешься, закроешь свою кофейню и уйдешь отсюда. Нет уж, благодарю.

– Что ты! Я вовсе не буду просить тебя о таких вещах. Попробуй посчитать, как умеешь. Вопрос ведь только в одном: действительно ли ты можешь посчитать людей своими обычными средствами? Ведь надо для начала убедиться, что считаем мы равнозначные вещи, а не смешиваем баклажаны с пауками, которые успеют разбежаться, пока мы их перекладываем из одной чаши в другую. Все люди такие разные – один с бородой, другой кривой на один глаз, третий безумен, а четвертый – вообще женщина. Разве можем мы сложить их в одну корзину для подсчета?

– Как же ты надоел мне, Фарук! Спит человек или бодрствует, кривой он или слепой, женщина или мужчина – это все один биологический вид.

– А что это значит?

Иблис достал телефон и, потыкав в него своими черными пальцами, вслух прочитал:

– Человек – это двуногий примат, который в ходе эволюции стал благодаря большому и сложному мозгу доминирующим видом на Земле и смог развить передовые инструменты, культуру и язык. Хотя люди различаются между собой по многим признакам, таким как генетическая предрасположенность и физические черты, два разных человека имеют в среднем более девяносто девяти процентов генетического сходства.

– Ты что же, вслед за учеными поверил, будто человек произошел от обезьяны?

– О нет, я своими глазами видел, из какой грязи был сделан человек! Но что касается девяноста девяти процентов генетического сходства между любыми людьми, по-моему, это очевидно.

– Так не хочешь ли ты сейчас же вооружиться шприцем и взять у этих людей анализы, чтобы убедиться в том, что они действительно на девяносто девять процентов схожи между собой и вообще являются людьми? Иначе легко ошибиться при подсчете, ведь кривой на один глаз и эта красотка – оба на поверку могут оказаться бесплотными духами, а тот парень – плодом своего собственного воображения, и мы все находимся в его бреду.

– Нет уж, Фарук, поверь мне, – прошептал Враг так проникновенно и сочувственно, будто говорил с безобиднейшим идиотом. – Я и без анализов не ошибусь. В каждом из них я вижу лакомую человеческую душу.

– И эти души тоже на девяносто девять процентов схожи между собой?

– Ах, как же ты все повернул, гнусный пройдоха! Ведь сам знаешь, что каждая душа неповторима и уникальна!

– Знаю, о враг мой! Потому-то весь этот счет существует только в твоем воображении. А Всевышний нас по головам не считает. Мы для него всегда «один», «один», «один» и каждый особенный. И если каждый из нас – один, то какой смысл в счете? Но разреши мне угостить тебя кофе, чтобы прогнать тень печали, омрачившей твой лоб.

– Валяй! – Иблис равнодушно махнул рукой.

Когда аромат, исходящий от кофе, заставил Иблиса начать беспокойно шевелить носом и облизываться, я восславил Всевышнего и, чуть примяв поднимающуюся пенную шапочку своим дыханием, подхватил джезву и вернулся к столу. Аминь.

Иблис, убедившись, что себе я наливаю то же самое, а потом без опаски пью, схватил свою чашку и отхлебнул из нее… На миг он застыл, закатив глаза, будто всматриваясь в свои внутренности – что же там происходит, и вдруг задымился, да так сильно, что где-то запищала пожарная сигнализация, а на наши головы полился дождик из потолочных оросителей.

Иблис отскочил в сторону, отряхнулся и, чуть не плача, проревел:

– Будь ты проклят, Фарук! Запомни же – дни твои сочтены!

К нам со всех сторон бежали охранники с огнетушителями. Заметив их, Иблис грязно выругался, ударил об пол копытом и пропал в облаке зловонного дыма.

– Вот и посмотрим, – пробормотал я, когда пожарные в моем сне наконец-то выключили сигнализацию. – На все воля Аллаха. А он своими планами ни с тобой, ни со мной не делится.

* * *

Еще со вчерашнего дня аэропорт наполнился полицейскими. Они постоянно подходили ко мне, задавали дурацкие вопросы, и в итоге я даже повздорил немного с каким-то важным человеком из охраны, но, как это и свойственно мне, решил все проблемы миром и чашечкой кофе с перцем.

А сегодня – именно тот день, ради которого я вот уже месяц живу в Стамбуле, в гостинице, а мою любимую женушку вижу только на экране телефона. Я рад, что скоро все закончится, но сперва надо прожить несколько долгих и трудных часов.

Накануне я специально посмотрел новости, чтобы хорошенько запомнить лица прибывающих гостей. Не хватало еще протянуть чашку кофе какому-нибудь переводчику и опозориться на весь мир.

Музыки рядом с кофейней больше не слышно. И вообще мало что теперь слышно из-за какого-то еле уловимого, но противного гула, давящего на уши, так что я постоянно встряхиваю головой, однако это не помогает. Наверное, это как-то связано с рациями, по которым то и дело переговариваются полицейские. Все они нервно посматривают в сторону взлетно-посадочной полосы, будто бы от их взглядов время может пойти быстрее или попутный ветер вдруг принесет самолет на час раньше.

Внезапно среди толпы полицейских появились люди в деловых костюмах. Они быстро шли прямо на меня, вертя головами и на ходу отдавая какие-то указания. Передо мной они остановились как вкопанные. Главный из них замер, уставившись куда-то повыше моей головы. Я поднял взгляд – надо мной красовалось название кофейни и слоган: It is good for your potency!

– Это что еще такое? – воскликнул главный. – А ну-ка уберите отсюда эту надпись! Срочно!

– Но это наш слоган, – возразил я. – Все знают, что кофе с перцем хорош для вашей потенции. Хотите, я сделаю чашечку, и вы убедитесь?

Кто-то из полицейских захрюкал, сдерживая смех. Главный побагровел.

– Снять немедленно!

Один из его подчиненных бросился выполнять приказ, довольно грубо оттолкнув меня от стойки, отодрал пластиковую панель и втолкнул ее в нишу над столом.

Уже через несколько секунд полицейские рации включились разом и загудели, словно пчелиный рой, а затем журналисты как по команде ринулись в зал для встречи, выставив вперед камеры и микрофоны.

В опустевшем зале я вдруг увидел парня, аккуратно раскладывающего товары в магазинчике напротив. Вот он на миг поднял голову, и я, к великому изумлению, узнал помощника Зарзанда. Тут стеклянные двери распахнулись, и прямо на меня побежали журналисты, стремясь занять место как можно ближе к кофейне.

Я, не теряя драгоценных секунд, поставил джезву на жаровню и встал у стойки, втянув живот и придав лицу как можно более благожелательное выражение. Как раз вовремя – к нам, держась на почтительном расстоянии друг от друга, приближались те самые высокие гости. Навстречу им, сдержанно улыбаясь, шел наш лидер. Все они остановились в метре от кофейни, защелкали фотоаппараты, засверкали вспышки, и тут кто-то из журналистов, слишком высоко подняв свою палку с микрофоном, стукнул ею по верхней панели над стойкой. От удара пластиковая табличка It is good for your potency!