Человек-материя

– Миа, дорогая, будь леди, не по тёлкам, а по элитным куртизанкам Женевы, а любовь к женщинам и алкоголю, так это две из трёх главных заповедей шотландца, эти процессы имеют сакральное значение для нас, будь более терпимой к чужим нравам, – с явной издёвкой в голосе и на лице сказал Дункан.

– Да пошёл ты уже знаешь куда?

– И куда же?

– В ЦЕРН, чёрт ты мохнатый.

– Хаха, в ЦЕРН уже посылают, красиво! А про чёрта мохнатого, это уже дискриминация на волосяной почве, с ней я уже столкнулся второй раз за день, я просто шокирован тем, на сколько не толерантно наше современное общество, я кажется начинаю понимать, что чувствуют педики в нашей реальности, – со злорадной ухмылкой продолжал Дункан.

– Пошёл вон отсюда! – швырнув Дункану вдогонку бумагами, крикнула Миа.

– И я тебя люблю, сестрёнка! – послав воздушный поцелуй, крикнул, увернувшись и отдаляясь Дункан.

– Ну и где ты ходишь, звезда? – с иронией спросил Дюк, стоявший возле Ламборгини Авентадор Дункана.

– Я не хожу, я парю над этим бренным миром, я же звезда, как ты выразился, – подмигнул Дун. – Эй, старина Луи, как ты, тряхнуло вас тут на поверхности?

– Да уж, мистер Робертсон, не хуже, чем кровать в отеле в Париже в 75 году, когда я с молоденькой моделью там устроил приватный вечер, – отвечал старичок.

– Да, Луи, и сейчас так можешь, ладно, давай, встретимся ещё, счастливо!

– И вам того же, мистер Робертсон!

Дюк сел за руль, а Дункан завалился на соседнее кресло, стукнувшись головой об дверной проём!

– Грёбаные маленькие итальянцы! Я их люблю, и машины их люблю, но нахер всё такое низкое! Зато на базилику Святого Петра пока залезешь, лёгкие выплюнешь! Всё не там, где надо!

– А может, дело в голове? – с иронией произнёс Дюк.

– Восприму это за комплимент, что я достаточно умён, ты же знаешь, о плохом не думаю, – открыв окно и закурив косячок, ответил Дункан.

Они выехали на дорогу и вновь двигались вдоль границы Франции и Швейцарии.

– Скучно, тухло, как на похоронах, дай-ка подрублю музло, – в тишину вставил реплику Дункан.

– Опять британское?

– Классика, чувак, Queen же, разве в Америке такое не слушают?

– У нас предпочитают ACDC, например, или System of a down.

– Одна австралийская, другая армянская, красиво, чувак, так что давай послушаем поистине достояние Британии.

– Ладно, чёрт с тобой, подрубай уже!

– Пум пум пум, Another one bites the dust…, – начал подпевать Дункан.

– Твою мать, избавь, Дун, ну не умеешь же петь, – простонал Дюк.

– Пусть и нет, зато в душе я Фредди Меркьюри, подпевай!

– Дункан, на самом деле хотел с тобой серьёзно поговорить.

– Тааак, пошла жаришка, – закатив глаза и выключив музыку, пробухтел Дун.

– Я не хочу давить на тебя, но меня это всерьёз волнует, ты знаешь, как я желаю тебе добра…

– Дюк, давай не рассусоливай, ты типа мой родитель фактически, и я тебя очень ценю, но будь тогда прямее и жёстче хотя бы, если уж решил морали и нотации читать, – перебил Дюка Дункан.

– Почему ты Мию не замечаешь в упор? Она же любит тебя, бегает всегда вокруг да около, а ты кроме дружбы больше ничего ей предложить и не можешь?

– Дюк, наверное, с личной жизнью я могу сам разобраться, ок, да?

– Она не может прямо тебе признаться, сказать, боится отказ получить, потому что знает, что он последует, а ты продолжаешь играться с ней как с игрушкой, себя лишь потешая. Ты же никогда не был таким, ты всегда думал ещё и о других, хотя твоё эго облачность создаёт даже в самый ясный день. Почему здесь не так?

– Знаешь почему? Потому что я та ещё мразь. Я тот ещё самодур. Да, я работаю для всех, но именно работаю и для всех, на неё времени не будет. У меня в принципе нет времени свободного. Я всегда работаю, работаю для других, потому что это моё предназначение, и оно мне нравится. На серьёзные отношения у меня не хватит ни времени, ни сил. Я не хочу делать ей больно, а я это сделаю ведь, не хотя, не замечая, но сделаю, даже больнее, чем сейчас. Я люблю её, обожаю, именно поэтому не подпускаю её слишком близко ко мне. Она моя младшая сестрёнка, и за неё я любому глотку вырву, но она заслуживает лучшего, чем я, это точно, – с легкой дрожью в голосе отвечал Дункан.

– Твои родители были один в один как вы, Дун. Мы с ними тоже с детства были знакомы, на один горшок ходили. Всё вместе переживали, о всём вместе мечтали, шли ко всему только все вместе, бок о бок, – голос Дюка дрожал, на глазах выступали слёзы. У Дункана задёргалось левое веко. Когда он нервничал или сильно грустил, оно всегда дёргалось. – Твой отец был один в один похож на тебя и внешне, и по характеру, ты прям его клон, если честно. Марк был очень сильным и независимым на публике и перед Майей, но сколько раз я слышал такие же слова от него, что и от тебя сейчас, – с нежной отцовской улыбкой и глазами полными слёз Дюк посмотрел на Дункана. – И знаешь, что он однажды в итоге сказал мне? «Дюк, материя изменяется, я уж и подавно изменюсь ради Майи, жизнь слишком коротка для того, чтобы жить её для кого-то», – вот что он сказал. Да, ты не отец, но подумай над этим. Хотя бы поговори с ней сегодня в ресторане, ладно?

– Ладно, хорошо, я поговорю с ней.

– Умница, Дун. Твои родители бы очень гордились тобой.

– Дюк, почему так? Почему судьба забирает самых дорогих тебе людей? Почему они не могут сами лично видеть всё то, что я смог реализовать, помочь, подсказать, навести? – уже не сдерживая слёз, спрашивал Дункан.

– Если люди ушли из твоей жизни, значит, их роль сыграна. Значит, так нужно, просто так надо. Значит, ты должен был закончить проект. Почему, узнаем в будущем. Но одно могу сказать точно, они погибли счастливые, это самое главное, что тебе следует знать, и гордые за тебя, за главное их изобретение, – успокаивал Дуна Дюк. – Ты должен быть сильным, изменись, Дункан, ты не найдёшь девушки лучше, чем Миа, тогда ты станешь счастливым, сможешь обрести покой души, перестанешь работать для других, чтобы заглушить душевную боль, начнёшь жить для себя, и она сама пройдёт. Просто поверь. Я вот одиночка, знаю, о чём говорю. Я вижу себя и видел твоих родителей. Мне есть с чем сравнивать. Каждому из нас в этой жизни нужен другой человек, иначе жизнь теряет как минимум 50 % красок.

Они подъехали к главному зданию ЦЕРНа.

– Ладно, Дун, я думаю ты меня услышал, родной.

– Спасибо тебе, Дюк за всё, – обняв его, прошептал Дункан.

Они вышли из машины.

– Эм, Дюк, что за говно?! – лицо Дункана резко изменилось и стало тревожным. Весь двор был заставлен чёрными джипами с пуленепробиваемыми стёклами, везде ходили люди в чёрных костюмах, с рациями и в солнце защитных очках. Все учёные ЦЕРНа также недоумевали, Харт о чём-то разговаривал у входа с одним из этих людей.

– Дункан, залезь в машину, переоденься, спрячь костюм, – прошептал Дюк. – Хэй, хэй вы, кто все эти люди, что за машины?! Какого чёрта вы здесь забыли? Это частный научно-исследовательский центр! Прав не имеете сюда вламываться!

– Спокойно, мистер Эмерсон. Я агент Картер, секретная служба «Гладиатор» США. Вспоминайте. Мы те, кому Вы обязаны сегодняшним успешным испытанием. Кстати, поздравляю. Вспоминаете 2001? – с надменным и в то же время каменным выражением лица говорил агент Картер. – Кто давал разрешение на испытание без присутствия специалиста из «Гладиатора»? Кажется, мы договаривались, что всё будет идти строго под нашим контролем.

– Вам не о чем переживать, агент Картер, кроме работников ЦЕРНа никто больше не знал о реальной сути эксперимента, власти были оповещены о тряске, сказали, регулярные испытания, ничего необычного, даже документы заготовленные предоставили, секретность полностью сохранена.

– В этом я не сомневался, мистер Эмерсон. Где костюм?

– Я бы не стал сейчас показывать его. Он не прошёл всех испытаний…

– За испытания уже мы будем отвечать, мистер Эмерсон. От Вас требуется лишь предоставить костюм нашей службе.