– А какой он? – Барбара села в свободное кресло, пытаясь не показывать, что ее это впечатлило. Ей ужасно хотелось его увидеть, но в павильоне она его пока не заметила. – Он такой же прелестный, как на экране?
Дафна засмеялась:
– Не знаю. Он очень хорош собой, но я его даже не узнала, когда он сел рядом.
– Как это?
– Он выглядел как какой-то сопляк. Просто я ожидала чего-то другого. – Дафна улыбнулась своей секретарше и подруге.
– Ты хочешь сказать, что я буду разочарована? – Барбара была расстроена.
– Нет, я бы этого не сказала.
Особенно удивительны были его глаза. И пока Дафна размышляла о нем, она увидела его, выходящего из гардеробной в коричневых облегающих замшевых брюках, как полагалось по первым сценам фильма, и в белом свитере с высоким воротом. Он был похож на молодого, светловолосого Марлона Брандо. Дафна услышала, как Барбара шумно вздохнула.
– О Господи, он просто чудо! – прошептала Барбара, а Дафна, глядя на него, улыбнулась. В этом костюме он действительно был неподражаем. От взгляда на него захватывало дух. Играя мускулатурой, он шел к ним. Теперь его волосы были зачесаны назад, как в других фильмах, которые Дафна видела, и он стал похож на Джастина Уэйкфилда, актера, а не озорного мальчишку, предложившего ей чашку кофе.
Он шел прямо к Дафне и с ласковой улыбкой остановился рядом с ней.
– Здравствуй, Дафна. – Его губы словно бы ласкали ее имя.
– Здравствуй. – Дафна улыбнулась, стараясь выглядеть спокойнее, чем была на самом деле. – Я хотела бы познакомить тебя с моей помощницей, Барбарой Джарвис. Барбара, это Джастин Уэйкфилд.
Он пожал Барбаре руку, а потом повернулся и помахал Дафне, перед тем как отойти к Говарду Стерну и приступить к съемкам. Барбара сидела, глазея на него, и Дафна с улыбкой к ней наклонилась:
– Закрой рот, Барб, у тебя слюнки текут.
– Боже мой! Это что-то невероятное.
Она не могла оторвать от него глаз, и Дафна сперва посмотрела на него, а потом на реакцию Барбары. Он и в самом деле неотразимо действовал на женщин. В этом она не сомневалась и должна была признать, что сама это ощутила. Да и трудно было не ощутить.
– Да. Но, кроме красивой внешности, должно быть еще кое-что.
Она говорила как мудрая старушка, и Барбара рассмеялась:
– Ну да, конечно. О ком это ты?
– О Томе Харрингтоне, или мне нужно тебе напоминать?
Барбара покраснела от улыбки Дафны.
– Ну ладно, ладно.
– Как у вас с ним, кстати?
Барбара вздохнула и на мгновение стала мечтательной.
– Он самый необыкновенный мужчина, Дафф. Я люблю его и люблю его детей.
Но казалось, что она чего-то недоговаривает.
– Ну так? Какие проблемы?
– Их нет, – улыбнулась ей Барбара. – Я никогда в жизни не была такой счастливой, и омрачает только мысль, что наступит день, когда мы вернемся в Нью-Йорк.
– Это будет не так скоро, поэтому радуйся имеющейся возможности. Ей-богу, не порть себе настроение мыслями о том, что будет через шесть месяцев!
Дафна ласково улыбнулась ей. С Барбарой этого раньше никогда не случалось. В свои сорок лет она по-настоящему полюбила достойного человека, впервые в своей жизни.
– Том с самого начала говорит то же самое: такое случается только раз в жизни, так давай пользоваться тем, что сейчас имеем.
Дафна на миг погрустнела.
– Джефф однажды мне это сказал, вскоре после того как мы познакомились...
Ее мысли были далеко, когда она думала о муже, а потом она снова посмотрела на Барбару.
– Он был прав. В жизни много всякого, и каждый момент, каждый опыт не похож на другой. Каждый случается только раз. И, если упустишь момент, он уже никогда не вернется.
Дафна чуть было не упустила свой шанс с Джоном и всегда радовалась, что все-таки воспользовалась им. Затем она снова переключилась с прошлого на настоящее:
– Даже это, Барб. Даже этот дурацкий фильм, который мы снимаем. Для меня больше никогда не повторится первый фильм, для тебя больше не будет первой встречи с Калифорнией... надо это ценить, потому что все это уникально. И никогда не знаешь, что или кто поджидает тебя за поворотом.
Почему-то, говоря это, она смотрела на Джастина Уэйкфилда, и он обернулся, как бы почувствовав на себе ее взгляд. Он оторвался от того, чем был занят, и посмотрел прямо на Дафну, а у той по спине пробежали мурашки. Она ощутила себя во власти его завораживающего взгляда.
Съемки фильма начались в девять пятнадцать, и к полудню первая сцена была отснята дважды. Говард Стерн кричал на техников, обзывал Джастина отъявленным ослом, Морин Адамс расплакалась и говорила, что она еще нездорова, куда-то запропастились ассистенты. Дафна и Барбара наблюдали за всем этим в полном изумлении. Парикмахер заверил их, что все идет нормально, и, когда был объявлен обеденный перерыв, казалось, что все снова стали друзьями. Говард Стерн положил руку на плечо Джастину, сказал ему, что доволен, и ущипнул Морин Адамс пониже спины, когда она проходила мимо. Она звонко чмокнула Говарда и дала Джастину сигарету с марихуаной, а потом пошла в свою гримерную прилечь. Дафна осталась одна. Барбара пошла звонить Тому.
– Ну, что ты думаешь о своем первом утре? – Джастин стоял прямо перед ней во всей своей экстравагантной красе.
Дафна старалась не поддаваться влечению, которое испытывала к нему.
– Я начинаю серьезно подозревать, что все вы здесь сумасшедшие. – Она улыбнулась ему, стараясь сохранять маску равнодушия, но это ей не удалось. В нем была какая-то дьявольская привлекательность.
– Я мог бы тебе это сказать и раньше. Как тебе понравилась сцена?
– Первый дубль мне показался хорошим.
Дафна говорила это откровенно. Ей в самом деле показалось, что все в порядке.
– Нет. Говард был прав. Мне, надо было разозлиться, а я не смог. Мы переснимем это в конце дня, а после обеда начнем со сцены с Морин в ее квартире.
Это была откровенная постельная сцена, и Дафна сконфузилась, хотя сама же написала ее. По сценарию она шла гораздо позже, и казалось, что трудно будет ее снимать сразу после первой, совершенно непоследовательно.
– Не бойся, детка. Ты же сама это написала.
Ее реакция его рассмешила.
– Я знаю. Но как это может быть вне контекста?