Награда

Гаэль сунула конверт под матрац, решив тратить деньги только на лекарства для матери или если случится что-то непредвиденное. Сейчас ничего нельзя предугадать, а это все, что у них есть.

Этой ночью Аполлин снова приходила проведать ее, но Гаэль ничего не сказала ей о деньгах. Теперь она не доверяла никому, даже верной домоправительнице: всем есть что терять, включая собственную жизнь.

На следующий день после отпевания в маленькой часовне они со священником похоронили отца в безымянной могиле, поставив простой деревянный крест. Гаэль поклялась себе после войны устроить настоящие похороны. Хорошо хоть, вообще выдали тело и они смогли похоронить его дома. А надгробие можно заказать и позже.

Отец лежал рядом с сыном, но знали об этом только Гаэль да священник.

Через два месяца Гаэль исполнилось восемнадцать, и Аполлин испекла ей небольшой хлебец – огромная роскошь в эти дни, – воткнув в него свечку. В остальном же день прошел незаметно. Она ничего не сказала матери, которая вообще не поднималась с постели и теперь принимала снотворное дважды в день, если Гаэль удавалось его достать. Сама девушка больше не отходила далеко от дома: гуляла по дорожкам поместья, иногда посещала ферму, заходила в деревню, чтобы приобрести какую-нибудь мелочь для матери и запастись продуктами по карточкам. Приходилось также ездить через две деревни в аптеку за снотворным, с помощью которого мать приспособилась избегать реальности и жить в мире собственных фантазий, где никто не мог до нее дотянуться.

Теперь Гаэль стала совсем одинокой.

Как-то днем она возвращалась из деревни, думая об отце и брате, которых ей так не хватало. Хорошо еще, что у них с матерью были еда и жилье, за что девушка мысленно в который раз поблагодарила немецкого начальника.

Гаэль была уже на полпути к дому, когда увидела полицейский грузовик. Прежде чем ее заметили, она сбросила скорость, а потом и вовсе съехала на обочину, чтобы не подвергаться допросу. Ее взору предстала знакомая картина, вмиг вернув мучительные воспоминания. Мужчину, двух маленьких детей и женщину с надрывавшимся в плаче грудничком на руках вывели из дома под дулами винтовок и приказали сесть в грузовик.

Гаэль вспомнила Фельдманов, хотя эти люди явно попроще, да и жилье бедное. В этот момент краем глаза она уловила какое-то движение и, присмотревшись, увидела малыша, который пытался выбраться из окна, расположенного у самой земли, по-видимому, подвального помещения. Мальчик прятался за ржавыми трубами, и о нем, похоже, совершенно забыли, потому что грузовик уехал. Малыш выбрался в чем был – в коротких штанишках, без пальто – и дрожал от холода. Зато был почти незаметен постороннему взгляду.

Гаэль очень боялась, что солдаты вернутся за ним, но, слава богу, этого не случилось. Посчитав, что времени прошло достаточно, она села на велосипед и проехала мимо окна, затем остановилась в нескольких футах и пешком вернулась, чтобы заглянуть за трубы, где прятался малыш. Ребенок в ужасе уставился на нее, слишком испуганный, чтобы пошевелиться. На вид ему было года четыре. Когда она протянула руку, он в ужасе съежился, пытаясь скрыться в тени, и Гаэль еле слышно произнесла:

– Не бойся, я друг.

– И ты отведешь меня к маме?

Она кивнула, хотя и знала, что лжет.

Малыш выбрался из-за труб, Гаэль быстро посадила его в корзину велосипеда, сняла пальто и поспешно накрыла с головой. Оглянувшись, чтобы убедиться, что никто их не видел, девушка предупредила:

– Сиди молча, не шуми.

Мальчик не ответил. Корзина оказалась достаточно вместительной, было очень холодно, и он, свернувшись клубочком, пытался согреться.

Гаэль села на велосипед и что есть сил принялась крутить педали, торопясь довезти свой драгоценный груз. Она понятия не имела, что будет с ним делать, но знала, что нужно придумать, где его спрятать.

И тут она вспомнила про старый сарай в дальнем углу сада, куда в последнее время никто, кроме нее, не заходил. Сарай, в котором хранились садовые инструменты, стоял около кладбища. И Гаэль там бывала, когда приходила убирать могилу отца. Подвал, где в лучшие времена держали бочки с сидром, был в данный момент единственным местом, где можно спрятать ребенка по крайней мере на несколько дней.

Девушка проехала мимо поместья к кладбищу, никого, к счастью, не встретив. Когда она въехала внутрь, в пахнущий яблоками мрак сарая, уже стемнело. Земляной пол замерз и стал твердым. В подвал вела крышка люка, и в детстве они с братом любили здесь прятаться.

Гаэль осторожно вытащила мальчика из корзины и поставила на ноги. Он молча смотрел на нее в лунном свете, лившемся в окно: личико бледное, глаза огромные, испуганные.

– Как тебя зовут? – ласково спросила она, опустившись на корточки.

– Я Жакоб, – тихо ответил малыш, очевидно все еще не доверяя ей, не зная, что она собирается с ним делать.

Впрочем, не знала этого и она.

– Я Гаэль. – Девушка погладила мальчика по голове и поцеловала в щечку.

– Где моя мама?

– Не знаю, – ответила она честно и попросила, хотя и знала, что это будет нелегко для маленького ребенка: – Ты должен быть очень храбрым. Мне придется оставить тебя здесь. Ненадолго. Я скоро вернусь. Никто тебя здесь не найдет, но выходить нельзя. Обещаешь?

Для маленького ребенка перспектива остаться в полном одиночестве, к тому же в темноте, была ужасающей, но от этого зависела его жизнь.

Помедлив, малыш кивнул, а потом спросил:

– А плохие дяди сюда не придут?

– Нет, если ты не будешь выходить и шуметь. Я принесу тебе поесть.

Жакоб опять кивнул, и Гаэль, потрепав малыша по волосам, улыбнулась и вывела велосипед из сарая. Пальто она оставила, чтобы он не замерз. В поместье она гнала с такой скоростью, что даже вспотела. Всю дорогу, пока крутила педали, девушка молилась, чтобы никто не нашел мальчика, а уж она придумает, как его уберечь. Она сделает это ради Ребекки и ее семьи, ради всех тех, кого не смогла спасти. Может, хоть этого малыша удастся защитить.

Она оставила велосипед во дворе и поднялась наверх, проведать мать. Та, как обычно, спала. Гаэль отметила, что она стала почти бесплотной и сейчас при лунном свете выглядела трупом. Оставив на тумбочке снотворное, в случае если мать проснется, она вернулась к себе, ломая голову, как быть. Нужно спуститься на кухню и попытаться украсть немного еды, потом добраться до сарая и устроить ребенка на ночь. Утром она сообразит, что делать дальше. Спрашивать совета не у кого, но нельзя же вечно держать его в сарае! Она молила Бога подсказать ей выход из положения, когда появилась Аполлин с супом и кусочком хлеба на подносе для матери и едой для нее: корочкой хлеба со стола командующего, кусочком сушеного мяса, горсткой жаркого и тоненьким ломтиком сыра. Гаэль поблагодарила ее и, завернув хлеб, мясо и сыр в салфетку, налила воды в термос, который держала в комнате. Жаркое она съела сама, поскольку отнести Жакобу его было не в чем. Час спустя она снова вышла из дома с едой в корзине и одеялом, которое взяла в бельевом чулане наверху.

Сначала, подъехав к сараю, она не смогла найти мальчика: до нее не доносилось ни звука. Он не отвечал, когда она звала его по имени, и Гаэль вдруг запаниковала, испугавшись, что его кто-то нашел и забрал, но тут увидела его глаза, блестевшие в лунном свете, которые смотрели на нее.

– Привет, Жакоб, – прошептала девушка. – Я принесла тебе поесть.

Малыш медленно подошел к ней. Гаэль вынула еду из корзины и протянула ему. Жакоб с жадностью съел все до последней крошки и выпил немного воды. Примерно через час она завернула малыша в одеяло прямо поверх пальто и устроила на ночлег, оставив термос с водой. Прежде чем отправиться домой, Гаэль объяснила, что утром ему придется спуститься в подвал в случае, если вдруг кто-нибудь придет, и показала, как открывать крышку люка.

– Ничего не бойся, утром я приду, – пообещала девушка.

Жакоб достал что-то из кармана и протянул ей. Это был листок бумаги с наспех нацарапанным адресом. Видно было, что все писалось в спешке.

– Откуда это?

Гаэль даже при тусклом освещении смогла прочитать написанное, но понятия не имела, что это означает.

– Мама дала и сказала: когда меня найдут, нужно отвезти туда.

До этой минуты он не упоминал об адресе, но она сообразила, что это мать велела ему вылезти в окно и спрятаться, когда жандармы вошли в дом.

– Мы поедем туда утром, – спокойно произнесла Гаэль, гадая, во что впуталась, но обратной дороги нет. Да она и не хотела отступать. Сделает это для ребенка, для его матери и таких же, как они.

– А мама и папа там? – спросил малыш и так на нее посмотрел, что пронзил взглядом сердце.

– Не думаю. Но если мама хотела, чтобы тебя отвезли туда, значит, это самое безопасное место.

Он кивнул, успокоившись, и она уложила его на импровизированную постель, поцеловала на ночь и поехала в поместье.

Гаэль воспринимала заботу о безопасности ребенка некоей миссией. Пусть она совершенно незнакома с его матерью, но помочь ее сыну – это самое малое, что она может для нее сделать. О себе она не думала: какая разница? Что будет со всеми ими, если каждый станет жалеть только себя?

Спать она легла в одежде, чтобы утром не тратить время на одевание. В первый раз сон ее был крепок, и снилась ей подруга. Ребекка улыбалась Гаэль, а рядом стоял Жакоб. Они оба говорили, что очень ждут, когда она приедет.

Глава 4

Едва рассвело, как Гаэль пробралась в сарай. Жакоб все еще спал. Она ухитрилась украсть несколько корочек хлеба для него, когда проходила мимо буфетной, и прихватила садовые инструменты, в случае если кто-нибудь, увидев ее, спросит, куда это она направляется. Придется сказать, что пора привести в порядок отцовскую могилу.

К счастью, никого по пути Гаэль не встретила, тихонько вошла и осторожно тронула мальчика за плечо. Он поначалу растерянно заморгал, но тут же узнал и вспомнил. Гаэль подвела его к порогу облегчиться, потом покормила хлебом. Искать карту она не решилась, но знала, что место, адрес которого небрежно нацарапан на бумаге, находится в двух деревнях отсюда. Как туда добраться, ей было тоже известно.