Зов предков

– Нет, мама, я никуда не еду, – ответила Бриджит. – Экспедиция продлится года три или даже пять. А если раскопки дадут хорошие результаты, Теду придется задержаться в Египте еще дольше. Он давно мечтал о чем-то подобном, так что, сама понимаешь, теперь ему не до меня.

Она старалась говорить спокойно и рассудительно, но горло перехватило предательской судорогой.

– И ты об этом знала?! Знала, что он уедет?! – В голосе миссис Николсон звучало негодование.

– Ну, вроде того… То есть мне, конечно, было известно, что Тед этого хочет, но я как-то не верила, что это случится. А потом… Все произошло внезапно – я имею в виду это его назначение, и мы… В общем, мы решили расстаться, чтобы каждый мог жить своей жизнью. Тед… Ему нужно быть свободным, чтобы добиться того, о чем он мечтал. – Бриджит попыталась произнести эти слова достаточно бодро, но голос у нее сорвался.

– А как насчет того, о чем мечтала ты? – сердито спросила миссис Николсон. – Вы же были вместе шесть лет! Или это не в счет?

Если судить по голосу, она рассердилась не на шутку, но не на дочь, а на Теда. Это было понятно: миссис Николсон даже представить не могла, что за шесть лет Бриджит ни разу не заговорила с любовником о том, о чем она мечтает и чего хочет. Да что там – и наедине с собой Бриджит старалась не называть вещи своими именами. И вот, Тед отправился за своей мечтой, а она лишилась всего.

– Заниматься своими делами и не подумать о тебе – это настоящее свинство, вот что это такое! – сердито сказала миссис Николсон.

– Тед мечтал возглавить крупную экспедицию с тех самых пор, как поступил на работу в Бостонский университет, – сказала Бриджит. – Просто я об этом как-то забыла, и все получилось… как получилось. – Она сделала паузу, но потом все-таки решила рассказать матери остальное. – Вообще-то, прошедшая неделя выдалась не слишком удачной, – добавила она с наигранной бодростью. – Вчера меня уволили. Теперь вместо меня будет работать компьютер.

– Тебя выгнали с работы? – Миссис Николсон была потрясена.

– Не выгнали, а уволили, – поправила Бриджит. – Еще полгода мне будут платить зарплату в качестве компенсации, так что с финансовой точки зрения все более или менее нормально. Тем не менее это было довольно неожиданно. Я слышала, что университет закупил новую компьютерную систему, но не думала, что это как-то коснется меня. – Она усмехнулась. – Короче говоря, у меня больше нет ни Теда, ни работы. Что ж, быть может, так будет лучше…

– Лучше для кого?! – Чувствовалось, что миссис Николсон всерьез разозлилась на всех, кто обижал ее единственную дочь. – Не для тебя, во всяком случае. Сначала твой Тед удрал в Египет, чтобы раскапывать никому не нужные древние могилы, потом университет избавился от тебя, потому что кому-то приспичило шагать в ногу со временем и использовать компьютеры вместо живых людей. По-моему, это просто чудовищно! Чудовищно и несправедливо! Хочешь, я к тебе приеду?

Этот внезапный переход заставил Бриджит улыбнуться. Она по-прежнему чувствовала себя никчемной неудачницей, но ощущать сочувствие и поддержку матери ей было приятно. Миссис Николсон была подчас резка и даже упряма, но это не мешало ей оставаться заботливой, преданной матерью, которая при любых обстоятельствах не раздумывая бросалась на защиту дочери.

– Не волнуйся, ма, со мной все будет в порядке, – пообещала Бриджит. – Я собиралась заняться своей книгой, раз уж у меня появилось свободное время. Быть может, я ее наконец закончу. Все равно мне больше нечего делать. – Ей, правда, оставалось прослушать еще один цикл лекций, но она решила, что, учитывая обстоятельства, лучше перенести занятия на следующий семестр. Сейчас Бриджит все равно было не до учебы. Дописать бы книгу, а там можно будет вплотную заняться диссертацией.

– Может быть, тогда ты приедешь ко мне в Нью-Йорк? – предложила миссис Николсон, и Бриджит поняла, что ее мать серьезно обеспокоена.

– Я не смогу там работать, – сказала она. – Здесь у меня и библиотека под рукой, и все материалы тоже… – Из Нью-Йорка Бриджит уехала сразу после того, как окончила колледж; все ее подруги тоже перебрались в другие города, так что ей было совершенно нечего там делать – разве только навестить мать.

– Кроме того, – добавила она, – я собираюсь разослать свои резюме в бостонские колледжи и университеты; быть может, мне предложат какую-то работу. Шесть месяцев пролетят очень быстро, к осени я надеюсь найти новое место, но сейчас главное – моя книга. Если я не закончу ее сейчас – не закончу уже никогда.

В трубке послышался тяжелый вздох. Похоже, Бриджит не удалось успокоить мать.

– Все-таки я очень расстроилась, Бриджит, особенно из-за Теда. Ты потратила на него уйму времени, и все оказалось впустую. Другую-то работу ты всегда найдешь, а вот приличного мужчину… В твоем возрасте это нелегко, а если ты хочешь иметь детей, тебе следует поторопиться.

– Что ты предлагаешь, мама? Дать объявление в газету или заказать рекламные буклеты? Или, может быть, выставить на улицах рекламные щиты? Я тоже виновата в том, что случилось, мама. Я не только не настаивала на свадьбе и детях – я даже не разговаривала с Тедом на эту тему, во всяком случае – серьезно. Мне все казалось, что я не готова к семейной жизни, что у меня еще есть время, что я успею… Кроме того, я была уверена, что мы обязательно поженимся, что это неизбежно, но все оказалось не так. Тед тоже не был готов к семейной жизни, но я и этого умудрилась не заметить и в результате получила то, что получила. И теперь я боюсь, что у меня уже никогда не будет ни семьи, ни ребенка. – Последние слова она произнесла чуть слышно, и у миссис Николсон сердце сжалось от жалости.

– Тед должен был предупредить, что не собирается жениться, а не тратить твое время понапрасну, – решительно заявила она.

– Может быть, – печально ответила Бриджит. – Но я и сама не хотела торопить события.

Ни она, ни мать не сказали этого вслух, но обе подумали, что теперь, наверное, уже слишком поздно. Еще недавно Бриджит казалась себе молодой и полной сил, но теперь эта иллюзия растаяла, а вместе с ней рухнул и весь ее мир.

– Многие современные женщины думают так же, как ты, – строго сказала миссис Николсон. – Они до последнего считают, что еще успеют выскочить замуж и произвести на свет детей. В наши дни многие рожают первого ребенка и в сорок пять, и в пятьдесят, и при этом – хвала современной науке! – обходятся без мужей. Теперь даже шестидесятилетняя женщина способна забеременеть – я читала, что ученые могут теперь и это… К сожалению, все эти медицинские штучки не так безобидны, как кажется на первый взгляд, – женщины теряют реальное ощущение своего возраста. Но как бы ни пытались люди обмануть природу, биологические часы продолжают идти точно так же, как столетия назад. Я очень надеюсь, Бриджит, что теперь ты подойдешь к выбору партнера со всей серьезностью, потому что времени у тебя осталось совсем немного и ты не имеешь права ошибиться. Понятно?

Бриджит машинально кивнула. Слушать эту суровую проповедь ей было нелегко, но она понимала, что мать права.

– К Теду я относилась серьезно, – проговорила Бриджит, словно оправдываясь.

– К сожалению, не так серьезно, как следовало, да и он, как я погляжу, не показал себя зрелым мужчиной. Вы оба вели себя как дети.

И снова Бриджит пришлось согласиться. Да, она вела себя легкомысленно, потому что так было проще, но теперь эта простота, а вернее сказать – ее инертность и недальновидность, бумерангом ударили по ней самой.

– Да, – сказала она. – Но, быть может, это была судьба, особое предначертание… Наверное, нам просто не суждено было быть вместе.

– Жаль только, что ты не поняла этого раньше.

– Конечно, жаль. – Бриджит вздохнула. И она, и Тед показали себя одинаково инфантильными, а ведь оба давно не были детьми.

– Позвони мне, если все-таки надумаешь приехать, – сказала миссис Николсон. – Я ничего не меняла в твоей комнате, там все осталось как прежде. И, конечно, я всегда рада тебя видеть. Приезжай, я покажу тебе, что? мне недавно удалось раскопать относительно нашей семьи. Может быть, ты мне даже немного поможешь. Мне кажется, я наткнулась на что-то совершенно удивительное.

Бриджит не хотелось обижать мать, но именно сейчас ей меньше всего хотелось копаться в семейной истории, точнее – в истории своих предков по материнской линии, бравшей свое начало где-то во мраке раннего французского Средневековья. Собственно говоря, Бриджит никогда не разделяла страсти матери к генеалогии, хотя, бывало, она помогала ей отыскивать недостающие сведения в архивах или в Интернете. В целом Бриджит считала это занятие чем-то вроде стариковского хобби, хотя огромная и скрупулезная работа, проделанная матерью на этом поприще, вызывала ее уважение. Миссис Николсон, напротив, отдавалась своему увлечению, не жалея ни сил, ни времени; история семьи представлялась ей своеобразным наследством, которое она обязана передать дочери. Но Бриджит куда больше нравилось, что прошлое хранит свои загадки и тайны; даты рождения и смерти предков – пусть даже они были весьма достойными людьми – интересовали ее мало.

Вечер этого дня Бриджит провела у Эми. Когда же настало воскресенье, она попыталась засесть за книгу, но довольно скоро с удивлением обнаружила, что собранный ею материал – как, впрочем, и проблемы женской эмансипации в целом – кажется ей скучным и надуманным. Отчего-то они вдруг утратили для нее всякую привлекательность; в какой-то момент в мозгу Бриджит даже мелькнула крамольная мысль – а так ли уж все это важно? Ничего подобного она еще никогда не испытывала, но как раз с этим все было более или менее понятно: не только положение женщин в слаборазвитых странах, но и ее собственная жизнь казалась теперь Бриджит скучной и бессмысленной. Она потеряла Теда, лишилась работы и была близка к тому, чтобы возненавидеть книгу, над которой столько трудилась. Похоже, ее жизнь окончательно зашла в тупик, и что тут можно сделать, Бриджит не представляла.

А главное – зачем?

Ко вторнику все, что она до сих пор написала, наводило на Бриджит беспросветную скуку. От Теда не было никаких известий. Стиснув зубы, она продолжала работать, но уже к следующим выходным ей захотелось перестать насиловать себя и выбросить свою книгу на помойку. Ни сил, ни желания работать у нее не осталось. Поступок Теда и потеря работы продолжали довлеть над ней, и у Бриджит окончательно опустились руки. Она, правда, отправила свои данные в несколько университетов, но ответов пока не было – ни положительных, ни отрицательных. Не без внутреннего содрогания Бриджит думала о том, что теперь ей придется взвалить на себя сколь возможно бо?льшую ответственность, чтобы никому не пришло в голову снова заменить ее компьютером. Она понимала, что именно инертность и нежелание подниматься по служебной лестнице привели ее к увольнению, однако ломать привычные стереотипы вот так сразу было непросто. Впрочем, время у нее еще было – ожидать ответа от потенциальных работодателей следовало не раньше, чем через два месяца, когда в большинстве университетов завершится набор студентов.

Между тем работа над книгой окончательно застопорилась. Бриджит казалось, что ей больше нечего сказать по избранной теме, да и желание говорить ее оставило. Положение женщин в слаборазвитых странах в данный период ее жизни не казалось Бриджит такой уж важной темой. Право избирать и быть избранным интересовало ее теперь куда меньше, чем право отправиться куда-нибудь к морю и солнцу, как предлагала Эми. Быть может, размышляла она, несколько недель отдыха действительно помогут ей избавиться от исследовательского «затыка». Бостонская зима с ее обильными снегопадами, ветрами и пасмурным небом начинала всерьез действовать ей на нервы, и Бриджит с каждым днем погружалась во все более глубокую депрессию. Ее раздражал серый дневной свет и ранние сумерки, раздражали серые дома и серые машины, пробирающиеся по заваленным грязным снегом улицам, и она невольно начинала думать о Теде, который как раз в это время с воодушевлением готовился к отъезду в теплый и солнечный Египет. Вскоре ей стало казаться, что она не живет, а существует – совсем как цветок на окне, который давно не поливали. В какой-то момент Бриджит поняла, что в Бостоне ее больше ничто не держит, и решила все-таки слетать в Нью-Йорк к матери. Конечно, это были не Флорида и не Гавайи, но она надеялась, что даже такая перемена обстановки поможет ей справиться с вялостью и апатией. Кроме того, в Нью-Йорке она будет с матерью – единственным близким человеком, который у нее остался.

Весь недолгий перелет от Бостона до Нью-Йорка Бриджит неотрывно смотрела в иллюминатор на плывущие внизу плотные снеговые облака. Она не подумала о том, что в Нью-Йорке стоит такая же хмурая зима, и все же вернуться туда, где прошло ее детство, было приятно. Куда еще деваться, если вся жизнь полетела кувырком? Бриджит уже поняла, что ей придется все начинать сначала, но каким должен быть ее первый шаг, она пока не знала и думала, что несколько дней, проведенных дома, помогут ей во всем разобраться. Мать, которой она позвонила из бостонского аэропорта, чтобы предупредить о своем приезде, предложила дочери послать свои анкеты в Нью-Йоркский и Колумбийский университеты, но постоянно жить в Нью-Йорке Бриджит не хотелось. Она ехала домой в надежде, что в знакомой с детства обстановке ей удастся каким-то образом начать строить свою жизнь заново. После этого Бриджит планировала вернуться в Бостон, хотя о том, что? ждет ее впереди, она по-прежнему не имела ни малейшего представления. Единственное, что Бриджит знала точно, – это то, что возврата к прошлому не будет и что теперь вся ее жизнь должна стать совершенно иной. Об «удобном и комфортном» существовании отныне придется забыть.

Глава 3

Открывая дверь дочери, Маргерит Николсон не сдержала вздоха облегчения и радости. Погода в Нью-Йорке внезапно изменилась; после холодов вдруг наступила оттепель, пошел сильный дождь, и Бриджит успела промокнуть за те несколько минут, пока пробежала от такси до подъезда. Мать взяла у нее мокрое пальто, велела снять сапоги и садиться поближе к камину, а сама отправилась на кухню.

В возвращении домой было что-то необъяснимо приятное и успокаивающее – совсем как сесть в уютное старое кресло или зарыться в пуховую перину. Да и общество матери действовало на Бриджит благотворно. Миссис Николсон была человеком здравомыслящим и спокойным, на которого можно было положиться в любых обстоятельствах. После трагической гибели мистера Николсона она не только спасла себя и дочь, но и сумела обеспечить Бриджит нормальную жизнь, дать ей хорошее воспитание и образование. Всю свою жизнь Маргерит проработала редактором и пользовалась в этой области немалым авторитетом. Год назад она вышла на пенсию, имея на своем редакторском счету немало известных книг, и авторы нашумевших бестселлеров до сих пор писали и звонили ей, чтобы выразить свою признательность, а коллеги спрашивали совета в особенно трудных случаях.

Пока Бриджит училась в школе – и даже потом, когда она писала в университете диплом и готовилась к защите магистерской диссертации, – мать помогала ей чем могла. Именно миссис Николсон помогла дочери понять, насколько это важно – получить хорошее образование. Успехами Бриджит она очень гордилась и всячески одобряла ее намерение получить степень доктора философии. Единственным, что ее огорчало, было решение Бриджит работать в приемной комиссии Бостонского университета. Эту работу Маргерит Николсон считала не творческой и просто скучной и так и не смогла понять, для чего это нужно Бриджит, хотя та не раз пыталась объяснить свои мотивы. А в последнее время миссис Николсон не раз укоряла дочь за то, что она никак не может закончить книгу. И конечно, миссис Николсон переживала из-за того, что Бриджит до сих пор не вышла замуж и не завела детей. Маргерит считала, что дочери пора очнуться от спячки и взять судьбу в свои руки более энергично, но этого так и не произошло, и хотя Бриджит была человеком трудолюбивым и порядочным, ее матери хотелось большего – хотелось в первую очередь ради дочери.

Откуда у Бриджит этот страх перед переменами, Маргерит, разумеется, догадывалась. Конечно же, это были последствия отцовского самоубийства, которое свалилось на них обеих точно снег на голову. Не знала она только, что нужно сделать, чтобы дочь перестала бояться совершать поступки, идти на риск, просто действовать. Бриджит всегда стремилась к спокойному, размеренному существованию. Маргерит хотелось видеть дочь более решительной и смелой, ибо только тогда ее жизнь смогла бы наполниться содержанием, стать более полнокровной, интересной, даже захватывающей. В глубине души она всегда подозревала, что Бриджит способна на многое, но каждый раз, когда судьба давала ей шанс, что-то как будто удерживало ее от решительных действий.

В гостиной, где они устроились пить чай, было тепло и уютно. Мать и дочь сидели близко к камину, огонь отбрасывал на их лица отблески, но внешне эти две женщины были совершенно не похожи друг на друга. Волосы у Бриджит были иссиня-черные, а у Маргерит – светлые, почти льняные. Глаза у Бриджит были темными, а у Маргерит – ярко-голубыми. Улыбались они почти одинаково, но черты лица у них были различными: внешность Бриджит была яркой, почти по-южному экзотической, тогда как ее мать отличалась мягкой северной красотой. Обе были высокими, стройными, хорошо сложенными.

Комната, в которой они сидели, была обставлена со вкусом, на каждом предмете лежал едва уловимый налет времени. На каминной полке уютно тикали старинные бронзовые часы; потертые, но все еще изящные плюшевые кресла были удобными и уютными, а чай они пили из тонких чашек лиможского фарфора, которым Маргерит Николсон очень гордилась – этот чайный сервиз принадлежал еще ее бабке. Сама Маргерит тоже выглядела по-аристократически утонченно: в ее квартире почти не было по-настоящему дорогих вещей, зато вся обстановка была тщательно подобрана, а книжные полки уставлены многочисленными томами, из чего можно было заключить, что в этом доме чтут знания, искусство и книги.

– Расскажи мне, как продвигается твоя книга, – спросила Маргерит, не желая пока говорить с дочерью о вещах более болезненных.

– Никак не продвигается, – с грустью призналась Бриджит. – Наверное, все дело в том, что сейчас я не в состоянии сосредоточиться на работе. Тед, да и все остальное… в общем, я застряла. Книга вроде бы нужная и актуальная, но я никак не могу сдвинуться с мертвой точки, а ее ведь давно пора закончить. – Она слабо улыбнулась. – Быть может, после небольшого перерыва я смогу вернуться к работе. Поэтому-то я к тебе и приехала – чтобы отдохнуть, отвлечься.

– Правильно сделала, – одобрила мать. – Кстати, хочешь, я взгляну на твою книгу? Ну, не сейчас, конечно, а когда ты немного развеешься. Правда, пишешь ты о вещах довольно сложных, к тому же антропология – совсем не мой конек, но мне кажется, я могла бы дать тебе пару-тройку практических советов по литературной части.

Бриджит снова улыбнулась. Чего-то подобного она ожидала. Кроме того, она была благодарна матери за то, что та не стала обсуждать с ней поступок Теда.

– Спасибо, но, боюсь, дело вовсе не в слоге или компоновке глав. Понимаешь, в моей книге уже шестьсот пятьдесят страниц, и если я буду следовать своему первоначальному плану, который включает историю вопроса во всех странах, то окончательный объем может перевалить за тысячу. Конечно, мне хотелось, чтобы мое исследование прав женщин было полным и всеобъемлющим, но в последнее время я все чаще спрашиваю себя, будет ли от него какая-нибудь польза. Ведь по большому счету, понятие женской свободы включает в себя не только право участвовать в демократическом процессе, – печально закончила она.

– А по-моему, книга у тебя получается – не оторвешься! – пошутила Маргерит. Она, впрочем, ни секунды не сомневалась, что Бриджит сумеет написать подробное, авторитетное, подлинно научное исследование. Уж она-то знала, на что способна ее дочь, хотя тема и казалась ей суховатой.