Пенсионер союзного значения

Пенсионер союзного значения
Даниил Азаров

Сказка о тяжелой судьбе мэра небольшого городка…

Даниил Азаров

Пенсионер союзного значения

Едва отворилась дверь кабинета, как Илья Семенович Бузякин почувствовал себя очень нехорошо. Оставалась еще вероятность, что это “нехорошо” было из-за несвежей красной икры, которой он позавтракал, несмотря на странный запах из банки. Но надежда растворилась, как только Бузякин увидел вошедшего. В кругах чиновничьих управленцев его знали все, даже несмотря на совершенно безликую внешность, самой яркой чертой которой, были чересчур оттопыренные уши. Посетитель замер в дверном проеме и произнес невыносимо вкрадчивым голосом:

– Добрый день, Илья Семенович, разрешите? Не помешаю?

Хозяин кабинета сглотнул, почувствовал, как то самое нехорошее ощущение ухнуло куда-то вниз живота, и пролепетал, совершенно несвойственным его тучной комплекции голосом:

– Здравствуйте, Петр Афанасьевич. Конечно-конечно, проходите, мы вам всегда рады!

Он облизал внезапно пересохшие губы и зачем-то добавил:

– Чаю хотите?

Гость кивнул и не торопясь прошел к длинному столу, за которым Бузякин имел привычку разносить своих подчиненных. Повесил на стул серый болоньевый плащ, сел в самом конце, прямо напротив Ильи Семеновича.

За глаза Петра Афанасьевича Милосердова звали – Инквизитор. Чуть реже – Палач.

Всем своим видом он напоминал змею, черную мамбу, если хотите.  Такое же приплюснутое неприятное лицо землистого цвета, черные блестящие глазки, низкий покатый лоб с обширной залысиной.  Палач появлялся в разного рода администрациях или департаментах, или неважно еще в каких государственных структурах, когда недовольство ими доходило до самой верхушки столичного управления страной. Проще говоря, когда поток жалоб на чиновников превышал все мыслимые и немыслимые нормы. Результатом его визитов, как правило, были разрушенные карьеры, смены руководителей, а иногда даже уголовные дела.

В общем гостем он был опасным, неприятным, но поделать с ним было решительно ничего нельзя. Ибо за спиной у него стоял “САМ”.

Бузякин нажал на кнопку селектора, вызывая секретаршу.

– Да, Илья Семенович?

– Машенька, принесите чаю. Алтайского.

В конце фразы, его, и без того чуть подрагивающий голос, вовсе сорвался в фальцет. Получилось так, будто он “навизжал” на ни в чем не повинную Машу. Ответом ему стала недоуменная тишина.

– У вас все в порядке, Илья Семенович? – участливо спросил селектор голосом секретарши спустя несколько очень долгих секунд.

– Да, да, все хорошо. Извини, простыл на днях, наверное.

– Это после бани, я же вам говорила, не стоило нам…

Бузякин с непостижимой для него самого скоростью бахнул ладонью по кнопке отключения, обрывая фразу этой невыносимой дуры на самом интересном месте.

“Все мозги в сиськи ушли, уволю к чертовой матери!”, промелькнуло в голове градоначальника.

– Итак, – нервно улыбнувшись продолжил Илья Семенович. – Какими судьбами в наше захолустье?

По правде говоря, последние пару минут он лихорадочно перебирал про себя причины появления “каменного гостя” в своем кабинете, но ничего такого из ряда вон пока на ум не приходило. Не иначе, как кто-то из подчиненных втихаря натворил дел.

“Вот ведь утырки жадные. И не поделились! Всех уволю!” – снова посетила его карательная мысль.

– Я к вам, можно сказать, по личному делу, Илья Семенович, – начал Милосердов, – дело в том, что совершенно недавно я узнал об одном неожиданном родстве. Оказывается, у меня есть родной дядя, представляете?

– Не может быть! – всплеснул руками Бузякин, потом вдруг подумал, что данное восклицание Инквизитор воспримет, как вообще сомнение Ильи Семеновича в том, что у него, у Петра Афанасьевича, могут быть какие-то родственники.

– Я к тому, – спешно добавил он, – что ведь столько лет прошло! А вы ни сном ни духом? Даже не подозревали?

– Откуда? – пожал плечами Милосердов. – Они с матушкой крупно повздорили еще до моего рождения и перестали общаться.

– Ох уж эти дела семейные, – сокрушенно ответил Илья Семенович. – Как я вас понимаю!

– В самом деле? – удивился Петр Афанасьевич, – у вас тоже нашелся из кто-то из родственников?

– Что? Ах, нет! – моментально вспотел Бузякин. – Это я всмысле, что… ну у меня тоже, знаете… жена, она…

“Остановись, полудурок, что ты несешь.” внезапно процедил внутренний голос.

Крайне неловкую ситуацию спасла секретарша Машенька. Она постучалась и вошла, гордо неся перед собой подрагивающее при каждом шаге то самое необъятное вместилище мозгов, о котором недавно вспоминал Илья Семенович. Черная юбка-карандаш и оранжевая блузка с глубоким волнующим декольте делали из нее настоящую “la femme fatale”. По крайней мере сама она считала именно так. Перед грудью (или почти на ней), девушка несла поднос с небольшим прозрачным чайничком, где плавали ароматные дары алтайского края в виде сушеных ягод и различных лепестков. Звякнув расписными фарфоровыми чашками, Маша поставила поднос на стол и также гордо удалилась восвояси.

– А вот и чай! – подскочил Бузякин с места. Позвольте я за вами поухаживаю.

Он разлил дымящийся напиток по чашкам, подал одну своему гостю, сев рядом с ним. Тут надо отметить, что все стулья в кабинете предназначались исключительно для сотрудников и удобства несли в себе самый минимум. Сделаны они были из алюминия, задрапированного кожей молодого дерматина. И, конечно, не стоило даже сравнивать их с огромным кожаным креслом, которое изготовили на заказ, с учетом его массивной комплекции. Проще говоря – Бузякин чисто физически не мог поместиться ни на один из них. Поэтому, протиснув свой огромный зад между узких поручней всего на четверть –  мэр города застрял. Да так и замер, чуть подавшись вперед, в позе приготовившего к прыжку лыжника.

– И что вы говорили про дядю? – как ни в чем не бывало спросил он.

– Кхм, да. Так вот, – продолжил Петр Афанасьевич, на всякий случай немного отодвинувшись от нависающего над столом Бузякина. – Я узнал, что мой дядя давно покинул Москву и поселился в вашем городе. И, по моим данным, сейчас он находится в доме престарелых “Жемчужина”. Знаете такой?

Перед глазами Ильи Семеновича всплыла картинка старого двухэтажного здания, построенного еще до войны. С потемневшим от времени деревянным вторым этажом и грязными, местами заколоченными, окнами. На обшарпанном бежевом фасаде которого красовались две неизменные надписи: “Рэп – Кал!” и “Люська – шлюха!”

Уже знакомое ему нехорошее чувство снова полезло вверх. На этот раз оно забралось повыше, но только для того, чтобы опять обрушиться вниз. Он представил стоящего рядом с этим зданием Инквизитора. Как тот оборачивается к нему, к Илье Семеновичу, и своим тихим вкрадчивым голосом спрашивает – “Вот здесь, значит, и живет мой родной дядя?”. От страха у Бузякина живот скрутило так, что на глазах выступили слезы.

– Вы плачете? – изумился Милосердов

– Очень чувствительная натура у меня, прошу прощения, – всхлипнул Илья Семенович. – Такое радостное, должно быть, для вас событие. Встреча двух давно потерявшихся родственников. “Найди меня”, не иначе!

Он достал из кармана пиджака пачку бумажных салфеток, промокнул глаза.

– Да, наверное, так и будет, – неуверенно ответил Петр Афанасьевич, – только я к нему еще не заезжал.

Огромное чувство облегчения, словно теплый летний дождь нахлынуло на Бузякина, омывая его благословенной чистотой и спокойствием.

– А когда, стало быть, собираетесь?

– Завтра. Я только приехал, в гостиницу заселился. И решил вот к вам заскочить. Похлопотать, так сказать.

Милосердов улыбнулся, но от улыбки этой Бузякину снова едва не поплохело.

– Подумал, может получится у вас со мной съездить? Во избежание лишних вопросов у персонала, дело, сами понимаете, достаточно деликатное.