Городские легенды: Слушай меня

Слушай меня
Даниил Азаров

Слушай меня. Слушай внимательно, и я гарантирую – ты очень удивишься в конце… Слушай…

Даниил Азаров

Слушай меня

Я никогда не видел родных и никого из своих близких. Но это не потому, что я сирота. Нет. Родители сплавили меня на попечение деду, едва мне исполнился год. И забыли о моем существовании. Но и не поэтому.

Я слепой. С рождения. Вдобавок к этому, после пяти лет начала развиваться мышечная атрофия, и я перестал ходить. А руками мог разве что удержать тарелку. Как будто было мало того, что меня окружает тьма.

Эй, парень! Да-да, ты! Который слепой! Лови паралич!

Ха-ха.

А позавчера дед умер. Как я это узнал? Уже вторые сутки он лежит рядом со мной, на кровати. Мы живем, мягко говоря, не богато. Так что у нас одна кровать. Я всегда сплю у стенки. Проснувшись, я захотел пить и попытался его растолкать. Когда у меня ничего не получилось, признаюсь, я слегка запаниковал. Начал ощупывать его лицо. Провалился пальцами в приоткрытый рот с голыми деснами. А он даже не вздрогнул.

Не разевай рот рядом со слепым!

Ха-ха.

Вам интересно, как-же я это пишу? А с чего вы взяли, что вы это читаете?

У меня в руке плоский цифровой диктофон. Я записываю все это, лежа в кровати с мертвецом. В абсолютной тишине мертвой квартиры.

"Тавтология!" – скажет искушенный литератор.

"Подойди поближе, и я плюну тебе в глаза! Слушай, а не читай!"

Горло немного саднит, я говорю уже очень долго. Поэтому мой голос отдает хрипотой и иногда срывается в фальцет. Не обращай внимания.

Воду я нашел. Дед всегда ставил на тумбочку стакан, в который клал на ночь свои зубы. Но она давно кончилась. Я записывал начало, слушал, стирал, переделывал у себя в голове, продолжал и повторял все заново, если мне что-то не нравилось. Теперь все готово.

Слушай.

Дед подарил диктофон на мое 12 летие. Не представляю даже, сколько он копил, с учетом его нищенской пенсии.

Зачем?

Когда я еще мог ходить, у нас появилась небольшая игра. Мы шли в библиотеку, и там я наощупь выбирал любую книгу, до которой мог дотянуться. Иногда просил его поднять меня на руки и ощупывал корешки на стеллажах выше. Я выбирал всегда самые потрепанные. Это значило, что книгу брали много раз, поэтому она должна быть интересной. По крайней мере я в это свято верил. К слову говоря, Нина Васильевна, библиотекарша, была единственной, кто относился к нам по-человечески. Остальные, в лучшем случае, шарахались в сторону.