Сочинения. Том 1. Эта странная жизнь. Искатели

Решили так: Андрей покажет Одинцову свои выкладки: если Одинцов согласится с научной частью вопроса, тогда Андрей попросит его отказаться от договора, в случае чего сославшись и на мнение партгруппы.

Назавтра Андрей встретился с Одинцовым.

У Одинцова была привычка, читая рукопись, ставить на полях вопросики, восклицательные знаки и всякие саркастические пометки, вроде «темно», «отважная бессмыслица». На сей раз он, отложив карандаш в сторону, забарабанил пальцем по столу.

«Плохо!» – подумал Андрей. Он смотрел на склоненную голову Одинцова. Сквозь редкие седые волосы просвечивала розовая кожа. Андрей вспомнил отца и почувствовал себя беззащитным перед стариком.

«Черт с ним, – мысленно решил он, – если заупрямится, отложу диссертацию и выполню энергетикам их заказ. Не могу я идти против этого человека».

Закрыв последнюю страницу, Одинцов пощипал брови и, не поднимая головы, заговорил, осторожно подбирая слова:

– Извольте правильно понять меня, Андрей Николаевич. Прежде всего я весьма рад появлению столь замечательной идеи. Она обретает у вас конкретность, осязаемость. Над нею, разумеется, предстоит весьма солидная работа, но об этом потом. Главное, сейчас нам с вами не оступиться. Наш нравственный долг отказаться от договора. – Одинцов поднял голову. – Не огорчайтесь, Андрей Николаевич. – Он нежно положил руку на стиснутый кулак Андрея. – Иначе нельзя, поймите меня. Честность в науке так же необходима, как знания. Конечно, прискорбно, что в диссертации будет изъян, – скажут: мало фактов. Ну что ж, зато идея у вас чудесная. Наука-то останется в выигрыше – так?

Андрей кивнул, с трудом сдерживая радость.

– Вы не падайте духом. Я завтра съезжу к энергетикам. – Одинцов поморщился, но сразу спохватился и улыбнулся Андрею. – Объясню и откажусь. Пообещаю после вашей защиты усадить вас за разработку этого нового прибора, – как вы его наречете? По-моему, «локатор». Итак, согласны?

– Я?.. Конечно! А мы-то… Но вы всегда были против того, чтобы иметь дело с ними… Я знаю, как вам неприятно…

Морщинистое, в склеротических жилках лицо Одинцова покраснело.

– Мало ли что я! Я имею право на всякие предрассудки, а вы нет. Коли вы отвергаете старый метод, извольте осуществить вашу новую идею. А так, извините меня, это выглядит прожектерством. Да-с!

Андрей вышел из кабинета, натыкаясь на студентов, пересек коридор, вошел в лабораторию. Глупая большая улыбка растягивала его рот.

– Ну как? – спросил Фалеев.

Андрей недоуменно посмотрел на него, потом покачал головой и сказал:

– Дурак!

– Кто?

– Я. Ты. Мы все дураки!

Через две недели, после того как диссертацию послали оппонентам, один из них, профессор Тонков, позвонил в институт и попросил Лобанова заехать к нему на квартиру.

В назначенный час Андрей сидел у Тонкова в гостиной, перелистывая старые номера «Огонька»: профессор был занят. Затрепанные журналы напоминали Андрею парикмахерскую. На стенах под стеклом висели отлично исполненные фотографии. На каждой осанистый, бритоголовый мужчина в толстых роговых очках, с черной бородой, подстриженной лопаткой, был заснят с кем-нибудь из известных ученых страны. Андрей никогда раньше не видел Тонкова и теперь с интересом рассматривал фотографии: Тонков играет в шахматы с академиком Веденеевым, Тонков гуляет по парку под руку с президентом Академии наук, Тонков в президиуме беседует с академиком Зелинским, Тонков в группе академиков на каком-то строительстве. Отовсюду Тонков как бы спрашивал: «Заметили, с кем я?»

Домработница в белом фартучке пригласила Андрея к профессору. У себя в кабинете Тонков выглядел еще величественнее, чем на фотографиях. В мохнатой, верблюжьей шерсти куртке, с черной ермолкой на яично-гладкой голове, он имел внешность того самого профессора, которого каждый представляет себе, произнося это слово, и кабинет у него выглядел так, как должен выглядеть типичный профессорский кабинет.

В шкафах мерцали позолотой корешки книг. Стол был завален ворохом рукописей, корректур. Висели портреты Фарадея, Ломоносова, Максвелла. На отдельной этажерке были собраны книги, написанные хозяином дома.

Тонков ласково потряс руку Андрея, горячо извинился, что заставил ждать, и дал прочитать черновик своего отзыва.

Оппонент обрушивался на тот раздел, где Андрей выступал против существующих методов определения повреждений в линиях.

«Автор бездоказательно зачеркивает славные традиции отечественной науки… Вместо того чтобы развивать существующую теорию, он отрицает… Идея локатора не является новой и не подкреплена никаким экспериментом…»

– Вы понимаете, я, собственно, поступаю против правил, – улыбнулся Тонков, открыв красивые белые зубы. – Мое дело дать отзыв, и все. Написал я сей черновик и вижу – не защитить вам. Провалю вас. Эх, думаю, была не была, поговорю лично. Совесть ученого не позволила мне отнестись формально. В конце концов, я возражаю против одного и вовсе не решающего тезиса. Верно?

– Верно, – обрадовался Андрей, слабая надежда блеснула перед ним.

– …Измените его – и все остальное приемлемо.

Тонков порылся на этажерке и вытащил оттиск одной из своих старых статей. Возможно, она пригодится для этого случая, тут как раз рассмотрены способы усовершенствования метода, созданного в свое время самим Тонковым. Да, этим методом определяли и определяют место повреждений в линиях, и народ привык к этому методу и не захочет отказаться от него…

Подавленный величественной любезностью Тонкова, Андрей почтительно слушал его рассказ о том, как эта работа была перепечатана за границей и как там ее результатами интересовались крупнейшие фирмы, у нас же только сейчас спохватились и начинают…

Надо было отдать должное Тонкову: он точно нащупал слабое место диссертации. Новой теории явно не хватало лабораторного материала. Вот когда Андрей еще раз крепко пожалел о несостоявшейся работе для Энергосистемы! Тонков располагал убедительными, многократно проверенными доказательствами. Против новорожденной беззащитной идеи он двинул тяжелую всесокрушающую машину математики, обрушился богатым опытом практики. Что мог противопоставить Андрей? Общие рассуждения, свое чутье, поддержку Одинцова?

– Одинцов, к сожалению, сейчас не модная фигура. – Тонков дал понять, что ему известна история договора с энергетиками, она подорвала авторитет Одинцова, закрепив за ним репутацию кабинетного отшельника. – Советую вам придерживаться противника, ищущего ваших ошибок, он полезнее друга, который пытается их скрыть.

Положение было безвыходным. Памятуя наказ Одинцова («не лезьте на рожон»), Андрей скрепя сердце согласился кое-что изменить в своих выводах. Тонков сказал:

– Я понимаю, вас прельщает возможность связать вашу теорию с практикой. Но, дорогой мой, вы ставите под удар свою диссертацию. Я почувствовал сразу: вы человек талантливый, а ваш нигилизм – так это от молодости! Я надеюсь, нам с вами предстоит немало работать вместе, поэтому я и решился на такой шаг. Человек для меня дороже любых формальностей.

Тонков замолчал, ожидая, по-видимому, изъявлений благодарности, но Андрей не в силах был это сделать.

Тонков поинтересовался, получил ли Андрей назначение на работу. Узнав, что распределение задерживается, он спросил, каковы планы Андрея. В институте считали необходимым оставить Андрея на кафедре. Он начал даже готовить курс лекций, чтобы с будущего года немного разгрузить Одинцова.

– Преподавателем? – поглаживая бородку, Тонков оценивающе разглядывал Андрея. – А знаете, молодой человек, вы мне чем-то нравитесь. – Он хохотнул, сверкнув белыми зубами. – Сам не знаю чем. Только глаз у меня верный.

Он вышел из-за стола, и Андрея поразило в его фигуре несоответствие между короткими ногами и длинным, крупным туловищем. Сидя за столом, Тонков производил более солидное впечатление.

– Стоит ли вам киснуть в учебном заведении? Стариковское занятие! У меня есть вакантное место в институте Академии наук. Подумайте.

Какие там разрабатывали темы! Андрей невольно заслушался. Передача электричества постоянным током на тысячи километров. Создание единой высоковольтной сети страны. Государственное значение… Полная самостоятельность… Внимание, уделяемое Академией наук…

– Да, все это очень интересно, – вздохнул Андрей. – Очень. Но мне хочется решить другую задачу.

– Какую же?

– Доказать, что локатор осуществим. И создать его.

– Ого! И где же вы собираетесь это проделать?

Вот этого-то Андрей и не знал.

Размышляя о создании будущего прибора, он убеждался, что учебные лаборатории, которыми располагала кафедра, не годились для этой цели. Ему предстояло вести широкие исследования на линиях передач разных напряжений, на кабелях. Такую возможность могла предоставить только лаборатория Энергосистемы. Он решил добиваться назначения туда. Если бы его послали туда даже рядовым инженером, он согласился бы не раздумывая. Он видел перед собой цель и не желал считаться ни с чем.

Лишь однажды он заколебался, осознав, какой дорогой ценой приходится платить за свою мечту. Это случилось перед распределением, когда Андрей решился открыть свой план Одинцову.

В последнее время Одинцов часто болел. Выражение тревожной заботы появилось на его лице. Андрей не раз ощущал на себе испытующий взгляд старика. Словно наверстывая упущенное время, Одинцов спешил подготовить себе преемника.

Одинцов считал преподавательский труд высоким искусством. Всякий раз перед вступительной лекцией он волновался, как новичок. Его возбуждал вид аудитории, заполненной молодыми головами, озорной шум голосов, блеск глаз, следящих за каждым его движением.

Постепенно Одинцов сумел внушить Андрею если не любовь, то интерес к преподаванию. Свободное время Андрей тратил на подготовку к лекциям. Одинцов черкал его конспекты с придирчивой, дотошной требовательностью и в то же время с нежностью старого человека, видящего в недоверчивом прищуре зеленых глаз Лобанова свою молодость.