Борщевик шагает по стране

– Единственный?

– А вы что думали, с ним вся деревня катается? – она улыбнулась – увы, если бы так было, он бы ни за что не повез вас, на это треклятое место.

Её улыбка получилась красивой, на удивление почти полностью изменив это, казалось бы, некрасивое лицо. Я потянулся к остаткам воды. Наверное, я вполне мог бы выпить целое ведро, но сейчас с этим следовало быть аккуратным.

– С утра я слышал голоса, скажите, кто это был?

– Сосед. Заходил за моим инвентарем, Иван накупил столько инструментов, что мне кажется, ко мне вся деревня теперь ходит.

– А мне казалось вы говорили о другом.

– О чём же? – спросила она и внимательно на меня посмотрела.

Жалость, забота, обеспокоенность, кажется, настоящее чувство просто невозможно было разобрать, настолько сильно всё замешалось в этих на редкость, удивительных глазах. Я улыбнулся. Казалось, это было так естественно, но Людмила вдруг сконфузилась и отвела взгляд, на мгновение, оголив свою живую, симпатизирующую мне душу.

– Я не помню – соврал я –может вы и правы, как никак меня сильно лихорадит, что не придет, в больную голову, хорошо хоть про сон меня не спрашиваете.

– Сон? Какой сон? – заинтересовано спросила она.

– Оу, —я рассмеялся и посмотрел на неё, всё же немного присаживаясь на локтях – сон достойный лучшей студии Голливуда, правда он у меня не полностью, я почти уверен что там есть продолжение.

– Так расскажите, всё равно – она кивнула в сторону окна – уже вечер, а стало быть, самое время для подобных историй. Только знаете. Я думаю, я заварю вам чаю с малиной, ведь предстоит вторая ночь, после ожога, а к ней надо подойти во все оружии.

– А малина – это оружие?

– О да. К тому же самое свежее, я всего день назад варенье сварила, поверьте, вкуснее него вы еще не пробовали.

– Тогда с удовольствием за. Я почему—то уверен, что и чай, и варенье, мне очень понравятся – сказал я как—то окончательно приходя в себя – извините, конечно, что я ничего вам не принёс.

– Всё нормально. У меня итак весь погреб вареньем забит, да и печенье есть. Гости тут редкость – раздалось из кухни, между бряцанием чайной крышки и стуком чашек о блюдце.

Я опустил глаза на грудь, после чего аккуратно провел по ней рукой. Затем посмотрел на руки. Они все были покрыты какой—то мазью, смутно пахнушей, то ли можжевельником, то ли чем—то наподобие, но вот чем я так и не разобрал. Но самое удивительное было не в этом, та часть рук которая была сильнее всего обожжена, заметно выздоравливала, хотя насколько не изменяла память, столь сильные ожоги и вовсе не поддавались лечению.

Когда Людмила вернулась, то очень быстро накрыла стол, поставив туда безгранично, завораживающие своей ароматностью варенье, вокруг которого разместились две фарфоровые чашки и горстка маленького, домашнего печенья.

– Вот и всё. Теперь сон.

Я улыбнулся. И следя за ней, снова потрогал руки. Все же один вопрос мне никак не давал покоя.

–Скажите, а ваша мазь, она и вправду лечит или эти ожоги они были небольшими – спросил я, видя как—то столь спонтанно возникшее настроение, медленно исчезает из её глаз.

– Небольшие – тихо вздохнула Людмила и как—то даже осунулась —знаете, я думаю нам стоит отложить это наше чаепитие, вам и вправду куда важнее, сейчас отдохнуть, а чай мы попьем как—нибудь в другой раз.

Наблюдая, как она убирает свою чашку, я вдруг вспомнил, что всю жизнь у меня была одна единственная проблема при общении с людьми и в частности с женщинами, я не знал точно, где надо разграничивать свой профессиональный и житейский интерес. ***

Проснувшись утром, я почувствовал, что стал чувствовать себя заметно лучше, а температура и жар попросту исчезли. Ослепительное солнце, словно подсматривающее за мной из—за стекла, тоже норовило вытащить меня из кровати, позволив прожить еще один, прекрасный летний день.

Я попробовал встать, получалось немного тяжело, но вполне сносно. Более того, кожа на руках также перестала болел, даже зуда не было. Я посмотрел, а часы, около девяти утра, а значит если быстро собраться и прийти на пристань к Вадиму, то на поляне я буду самое позднее к одиннадцати.

Я быстро поискал сумку, затем также быстро покидал туда вещи. Сейчас самое главное не попасться на глаза Людмиле, так как она наверняка снова уложит меня в кровать. А что же касательно лодочника, то, как она сказала вчера, я один у него клиент, а стало быть, ему пофиг в каком я состоянии. Собравшись, и аккуратно выглянув в коридор, я быстрым шагом пошел к двери, покидая этот уютный, ставший уже практически родным, дом.

Выйдя на знакомую тропинку, я как можно быстрее добрался до пристани, где уже по обыкновению сидел Вадим, задвинув кепку на лоб. Хотя, даже несмотря на это, мое появление не стало для него сюрпризом.

– О, какой сюрприз, просто невероятное упорство – с улыбкой сказал он – что город, уже неймется в кровати лежать. Пришла пора за очередной порцией ожога?

– Нет, но работу всё равно за меня никто делать не будет – я посмотрел назад, словно Людмила будет меня преследовать – но можно побыстрее, если можно, я и так опоздал.

– Да никуда ты не опоздал, один черт поляна там и твой сорняк никуда оттуда тоже не денется – он чуть опустил голову и посмотрел на мои руки –а я вижу, ты подлечился, что местная мазь всю болезнь сбила? А? А говорят местные знахарки хуже докторов, а на деле вон как.

– Поехали уже – сказал я, протягивая деньги – дашь нож?

– Инструмент то бишь – он взял деньги и слегка похрустел ими – конечно, вся для тебя родной, только, ты там особо не задерживайся, солнце сегодня какое—то злое. Вот как жарит. Боюсь, как бы мне потом Людка голову не свинтила.

– Причем здесь она? Это наша сделка.

– Ну да, нуда –он хитро улыбнулся –совсем не причем, только вот румянец у неё, несколько спонтанный, ты наверно действительно туговат, город, раз девку, влюбленную не замечаешь.

– Что ты несешь?

– Правду матку. Но это в этот раз – сказал он, влезая в лодку – так, вроде здесь всё, с тобой я уже и не вытаскиваю отсюда ничего, все заранее припасено. Кстати, ты оделся получше. Или тебе комбинезон дать?

– Нет, я просто вещи быстро в сумку покидал. Мне лишь нож, да фонарик нужен, еще пару тряпок если можно.

– Про еду я вижу, совсем забыл. Может воды? У меня есть пара бутылок, так сказать для постоянного клиента.

– Давай. Вода пригодиться.

Вадим подобрался к мотору и завел его. Я сел на край лодки и уже привычно подставил лицо под брызги речной воды. Волны, тарахтение этого железного каркаса. Все как бы уносило меня подальше, от этих деревенских будней и затаившихся в дали городских. Всё же командировка, куда лучше сидения в кабинете, где под кипой бумаг, даже дышать сложно.

– Слушай город, а ты всегда такой упертый, или это сейчас обострение – спросил Вадим, правя рулем – просто признаться я думал ты всё, в завязку уйдешь, как никак ожог многих останавливает.

– Всегда. Это часть моей натуры, идти вперед, впрочем, это у многих ученых так, например, после того как Николай Иванович Вавилов приезжал в экспедицию, и поработал там несколько месяцев, местным сотрудникам давали отдохнуть недельку другую, после его сумасшедшего рабочего графика.

– Это советский ученый, которого в тюряге сгноили, слышал, жалко – хмыкнул Вадим, переводя взгляд на реку – хороший мужик был, умный.

– Ты слышал о нём?

– Было дело.

– А где?

– Не всё ли равно? В книжках умных прочитал, ты бы лучше, о себе сейчас думал, город. Если сегодня такая же фигня произойдет как тот раз, одной мазью ты не отделаешься, ты же сам понимаешь?

– Потому солнце печет, да?

– И это тоже – с явным раздражением заметил Вадим, после чего замолчал, дав понять, что разговор закончен.

Я вздохнул, что—то очень гложило этого парня и судя по всему, он хотел мне чем—то помочь или что—то рассказать. Но вот что. Я пострел вперед. Эх. Странное всё – таки здесь место, неудивительно что борщевик выбрал именно его.