Таба Циклон

– Это какие же, например, ценные знания? – заинтересовался Быданов.

– Например… – Рита ненадолго задумалась. – Ну, например, если ребенок случайно проглотит стиральный порошок или какое-нибудь чистящее средство, то его ни в коем случае нельзя отпаивать водой…Быданов открыл рот, потрясенный новой информацией.

– Такого ни из одной книги не узнаешь, – продолжала девушка. – Книги вообще давно пора запретить, их какой только сброд не пишет, а люди всему верят. Я недавно нашла на подоконнике в подъезде книгу некоего Гельмонта, он философский биолог или что-то такое, в общем, ваш коллега. И вот он писал, что мыши появляются из человеческого пота. Он это экспериментально доказывал: вечером клал в шкаф свою потную рубашку и горстку пшена – а на следующий день в шкафу появлялись мыши… Вы, наверное, тоже какую-нибудь похожую теорию выдумали? О чем в вашей книге написано? – Рита вновь взяла с пианино монографию профессора. «Смерть Автора. Быданов Н. П.». Ну кому это все нужно? Занудство какое-то…

– А про что там написано? – спросил Тима.

– Про смерть автора, – охотно ответила девушка. – Что автор умер и остался только один читатель, дескать, что хотел сказать автор – уже не важно, важна лишь интерпретация.

– Подожди-подожди! – остановил ее Тима. – Быданов, ты чего, серьезно так думаешь?

– Ну. В общем, да… – как-то не очень уверенно ответил философ. – Но это ведь не я придумал. Я, кхм, систематизировал, что ли…

– Да ты охуел! – взорвался Тима. – Как ты вообще можешь думать что-то, если тебя самого придумали! Тебя Даня придумал, автор вот этого всего, а ты говоришь, что он умер?

– Я… Не знаю… Я… Меня…

– Что меня? – передразнил философа Тима. – Да знаешь, что Даня думает обо всей этой твоей смерти автора?

– Что? – оживился Быданов. Любое мнение по поводу его работы было профессору небезразлично.

– Он на нее хуй клал!

Рита демонстративно заткнула уши средними пальчиками и укоризненно посмотрела на Тиму.

– Как это? – удивился профессор.

– Очень просто. Без всяких интерпретаций, а по-настоящему, совершенно буквально – взял и положил на нее свой авторский хуй! Причем не очень чистый, потому что воду горячую отключили.

– У меня тоже отключили, – растерянно произнес философ, – а с чего вдруг, осень ведь уже… Наверное, авария…

– Неважно, – отмахнулся Тима. – Главное, что автор, о смерти которого ты написал, и сейчас кладет на все это хуй. Вот, сам посмотри! – мальчик показал пальцем на монографию, которую Рита держала в руках. Вернее, на сиротливое пустое пространство, которое девушка все еще обнимала пальцами. «СМЕРТЬ АВТОРА» куда-то исчезла. На пианино ее не было, на полу тоже. Куда могла за одно мгновение испариться объемная монография, Быданов решительно не понимал.

– В общем, так… – Рита ласково положила руку философу на плечо. – Вы же теперь сами знаете, что делать?

– Что? Делать? – потерянно спросил профессор.

– Как это что? – Рита искренне удивилась непониманию философа. – Застрелиться, конечно же! Вот вам пистолет, – девушка расстегнула молнию на рюкзаке и достала оттуда оружие. Следом из рюкзака высыпалось на пол несколько бумажек: какие-то иностранные деньги, на каждой купюре был изображен портрет приятной пожилой женщины в короне.

– Застрелиться? – тихо переспросил профессор, ощутив в руке холодную, емкую, зовущую тяжесть.

– Ну, разумеется! Что же вы все вопросы задаете, вы же ученый, вы ответы должны давать! А у вас там в обойме девять замечательных ответов!

– Восемь, – почему-то смутившись, поправил ее Тима.

– А, ну да, восемь… Восемь замечательных ответов. Себе на все вопросы ответите и коллегам своим заодно. Я думаю, вы сами знаете, кому нужно.

– Да. Знаю! – неожиданно обрадовался профессор.

– Отлично! – подбодрила его Рита. – Тогда вперед! А то нам ночевать негде. Мы тут у вас остановимся пока, вы же не возражаете?

– Нет! Конечно же, нет! – в глазах профессора начали разгораться угольки фанатизма. – Располагайтесь. Будьте как дома… Только подумать – восемь ответов. Уж будьте спокойны, я им всем… – профессор восторженно потряс пистолетом перед лицом Риты. – Я им всем отвечу! Всем этим дармоедам! Всей этой кафедре методологии. Быданов в необычайном возбуждении выбежал на лестничную площадку, но затем впопыхах вернулся назад, держась рукой за левый бок и тяжело дыша.

– Совсем забыл, – отрывисто сказал профессор. – Если со мной что-нибудь случится… То вы уж сделайте одолжение… Тут у меня… Я сейчас… – он подошел к стоящему в коридоре холодильнику и после долгих манипуляций извлек из него закрытую трехлитровую банку. Внутри банки из полузамерзшей зеленой жижи торчали останки сетчатых крыльев и членистых ног, по которым ползал одинокий темный кузнечик невероятных размеров.

– Вы это едите? – спросил Тима, который вдруг проникся к профессору уважением и оттого даже перешел на «вы».

– Нет, это, наверное, какой-то философский эксперимент, – предположила Рита. – Тут, похоже, целая банка саранчи была, но самая большая всех съела.

– Это изоляция! – строго сказал профессор. – Защита, чтобы не размагнитили, – он выразительно покосился на телевизор. Затем осторожно открыл банку и, засунув в жижу руку, извлек оттуда видеокассету, упакованную в герметичный полиэтиленовый пакет.

– Это вам! – сказал он, протягивая кассету Рите. На пол при этом тягостно шлепнулась большая зеленая сопля, ощетинившаяся ледяной кристаллической кашицей.

– Спецслужбы? – понимающе спросила Рита, на вытянутых руках подставляя под видеокассету еще один пакет.

– Да, – кивнул Быданов. – Если это попадет в прессу – спецслужбам будет очень плохо. Им конец. Тут у меня есть одна визитка. Сейчас… Костя Никитин. Мой хороший знакомый, журналист. Я вас умоляю, обязательно передайте ему эту кассету. За мной постоянно наблюдают, а вы люди новые, так что шансов у вас больше. Нельзя, чтобы эти материалы пропали. Кассету нужно растиражировать и показать всем.

– Никитин? – переспросила Рита. – Тот самый Никитин из «Мародеров»?

– Так вы его знаете?

– Да нет, просто читали кое-что… Не беспокойтесь, мы обязательно с ним свяжемся, нам он тоже очень нужен! Кстати, а можно вопрос? Зачем вам носок на люстре? Это что, талисман?

– Нет, – грустно вздохнул Быданов. – Носок – это декаданс.

Профессор вновь выбежал на лестничную площадку и понесся вниз по лестнице, шлепая босыми ногами по бетонным ступеням. Шлепки постепенно удалялись, затихали объемным звуковым рисунком, повторяющим зигзаг лестничных пролетов.

– Вот псих, – сказал Тима, когда где-то далеко внизу лязгнула магнитным замком дверь подъезда. – Ну зачем он нужен спецслужбам? И кузнечики эти еще… – мальчик накрыл крышкой банку, от которой понемногу уже стал распространяться подозрительный запах.

– Это все из-за климата, – сказала Рита, листая монографию Быданова. – Каждый, кто живет в этом городе больше 5 лет, обязательно сходит с ума.

Вжжж… Вжжж… Вжжж… На пианино завибрировал мобильный телефон, в спешке забытый философом. Радуясь новому пойманному сообщению, как живой, пополз к краю. Тима поймал его уже на лету.

– Что там? – Нетерпеливо спросила Рита. – Надеюсь, что-нибудь личное? Какая-нибудь беременная первокурсница?

– Не совсем, – сказал Тима, задумчиво глядя на отвернувшийся к стенке телевизор.

– А что тогда?

Мальчик молча протянул ей мобильник. Простой рубленый шрифт, лаконичная фраза.

«Ваши географические координаты успешно определены».

ЗВЕЗДОЧКА

В картонной коробке рядом с проходной спала маленькая лохматая дворняжка, обняв лапами недоеденную сосиску. Грязная серая шерсть дворняжки свалялась, кое-где сбилась в колтуны. Когда друзья прошли мимо нее – собака встревоженно подняла голову, но тут же успокоилась, проводила их печальными глазами.

– Это сучка Луша, – сказал охранник, пропуская Риту вперед, – местная куртизанка…