Треск Цепей I: Отражение

Запускаю протоколы критического восстановления после ошибки, на базе воспоминаний создаю фундамент утраченного программного обеспечения. Предварительный прогноз готовности – три цикла отдыха…

– Вставай, человек! Снарружи уже всходит солнце, нам нужно поторрапливаться.

Мурчание зверолюда, не выговаривающего букву «Р» и, вместо этого, каждый раз тарахтящего маленьким трактором, стало заменой будильнику. Мар высекал искры, пытаясь разжечь один из факелов, и, озаряемый жёлтыми вспышками, выглядел в окружающем мраке жутковато.

И как он только понял, что снаружи уже утро?

Строчки текста, увиденные перед пробуждением, всё ещё стояли перед моими глазами. Теперь я был уверен, что это не сон. Имплант всё ещё в моей голове, биотический блок занимает часть моей черепушки… Но почему он остался? И почему остался именно в таком виде, без установленного ещё в Первоисточнике программного обеспечения? Синтетический протез, заменяющий мне пальцы, при переходе в этот мир сменился органикой, старые шрамы исчезли, за исключением одного…

И тут меня осенило!

Твою мать! Моё тело вернулось к тому состоянию, в котором я впервые раскрыл глаза и осознано взглянул на мир. Вот откуда вся эта «детская» нежная кожа, отсутствие приобретённых позднее шрамов и увечий, исчезновение внедрённых в организм мутагенов, и даже отсутствие ПО в импланте можно объяснить именно откатом. Я новый – старая версия самого себя примерно годичной давности. Хорошо хоть память при мне.

– Мррау-ру, человек! Ты ррешил остаться?

Факел в руках мастера ключей разгорелся и, высоко поднятый над головой, вытеснил мрак из окружающего пространства.

– Извини, никак от сна не отойду.

Сказанное было неправдой лишь отчасти. С учётом того, что я не ел и не пил почти сутки, при этом пережил пару стрессовых ситуаций и постоянно двигался, а на тот же сон пришлось едва ли четыре-пять часов…

– Чувствую себя куском дерева.

С хрустом размяв позвоночник, я подпоясался и, кивнув в сторону оружия, все ещё лежащего на полу, спросил:

– Не возражаешь?

– Нет, человек, я сделал свой выборр.

Топорик я сунул за пояс, сделал пару глотков из поданной зверолюдом фляги и, скривившись, спросил:

– Ох, что за кислятина?

– Настойка на оррехах фиджу и ягодном сборре, мррау-ру. Утоляет жажду и бодррит.

Отдав флягу, я принял у Мара факел, а во вторую руку взял меч.

– У нас есть план?

– Открроем тайный ход и, если наверрху кто-то есть, выманим их сюда, в узкий пррроход, полагаясь на свойства твоего меча.

– Разумно. А дальше?

– Тоеррракси и Соня не могли уйти далеко в темноте. Они не чувствуют лес. Будут дерржаться ррядом с одной из дорог и идти парралельно. На доррогах не безопасно, мррау-ру, но у них нет выборра, иначе прросто заблудятся. А мы выберрремся из деревни, найдём напрравление, в которром они ушли, и потрратим день на восстановление сил. Напьёмся, поедим и выспимся при свете солнца – это самое безопасное врремя. А затем я поведу тебя зверриными тропами, тут вся местность истоптана дикими свиньями.

Я на это лишь пожал плечами, мне нечего было возразить – он следопыт, ему и карты в руки.

Мар просил меня не мешать ему с факелом, и эта просьба сначала вызвала моё удивление. Я не сразу понял, что зверолюд прекрасно видит в темноте, гораздо лучше, чем в жёлтом, пляшущем свете факела.

Мастер ключей провозился с открытием тайника минут десять. Шуршал там чем-то в темноте, бормотал, потом раздался щелчок и знакомый глухой скрежет сработавшего внутри стен механизма.

Кот выпрыгнул из прохода пулей и зашипел:

– Я их слышал! Не стой, брррось факел на пол! Не давай им войти в зал, мррау-ру и оттеснить тебя от лестницы!

Я сделал, как сказано, швырнул факел на пол и обеими руками взялся за вытянутую рукоять меча. Когда-то его лезвие было длинным, даже очень длинным, и рукоять под стать. Мурашки галопом проскакали по спине, когда я заслышал знакомый скрип и щелчки. Мёртвые идут.

Скрип…

Характерный треск…

Серое, потустороннее свечение, не дающее тени…

Первый из мёртвых как-то боком, криво и неловко, едва не упав, протиснулся мимо металлического ржавого прута. Того самого прута, что проткнул корзину с факелами из-за сработавшей ловушки во время моего первого спуска в зал. То ли его заклинило, то ли так и было задумано, но прут остался в проходе, протянувшись от ступеней до потолка и разделив тем самым проход надвое. И сейчас это играло нам на руку.

Я ударил с вытянутых рук маховым и немного неловким движением, тем не менее, позволяющим коснуться мертвеца зачарованной сталью. Скелет, покрытый кусками мумифицированной кожи, плесенью и сгнившими тряпками, вытянул руки и устремился ко мне. Чиркнувший по его пожелтевшим рёбрам клинок не сжёг и не испепелил тварь на месте, и этот крах ожиданий едва не стоил мне жизни.

Скрюченные, костлявые, местами покрытые пергаментной плотью пальцы, едва не схватили меня за лицо. Моё сердце ушло в пятки, а лицо исказилось от страха, когда одна из рук мертвеца зацепила меня за рукав трофейной рубахи.

Крутанувшись на месте, я ударил, и ударил уже всерьёз. Никаких касаний из расчёта на магию. Срыв захвата и удар, неумело, но уверено, как может драться мясник, подстёгнутый ужасом. И на удивление это сработало.

Полыхнуло так, будто в точке соприкосновения клинка и потустороннего сияния возникло короткое замыкание. Уже знакомый белый огонь одной вспышкой пожрал весь серый, мёртвый свет, что сочился из глазниц и реберных щелей умертвия.

Призраки умирали дольше.

Как часто бывает в бою, он врезался в мою память отдельными фрагментами-кадрами. Вот валится на пол лишённая сияния груда костей и сухой плоти, завёрнутая в тряпки. В проёме узкого входа на лестницу тесно от тел, кукольные, дерганые движения. Щелчки и потрескивания превратились в сплошной фоновый шум, барабанной дробью сопровождающий схватку.

Я не смог удержать проход. От моих ударов пало трое умертвий, но затем на меня шагнула сразу пара скелетов, одновременно миновавших штырь, и я был вынужден отступить от основания лестницы. В этот миг в схватку вступил мастер ключей. Зверолюд возник по левую руку от меня. Крутясь словно юла, он обрушил на потянувшегося к нему мертвеца целый град ударов, под которыми треснул череп и разлетелись в стороны обломки костей.

Сердце стучало в моей груди сильно, напористо, словно необъезженный конь. Помня о словах Мара, я шагнул обратно и встретил косым, почти вертикальным ударом следующую тварь. Вспышка, пожравшая сияние, арбалетный болт, пролетевший над моим плечом и ударивший в череп без нижней челюсти. Я колол и рубил, озаряемый мертвенным светом и белыми вспышками, пока враги просто не кончились.

Все они были слабыми, не чета призракам. Неуклюжие, медленные, мгновенно погибающие от сильного удара зачарованного клинка. Они не были серьёзной угрозой. По крайней мере, пока в моих руках найденный в храме меч. Ни у кого из них не появлялось в костлявых руках призрачного оружия.

– Это было не так сложно, как с призраками. У них даже оружия нет, а гибнут они быстрее, чем если бы на их месте были живые люди.

Я пытался успокоить дыхание, сбитое адреналином и чередой непривычных движений.

– Ты не совррал, мррау-ру, что прришёл издалека. Иначе как объяснить, что ты не знаешь о силе их касаний?

Зверолюд встал рядом, смотря вместе со мной на гору костей и полусгнивших останков.

– Касаний?

Мар кивком указал на мой порванный рукав, тот самый, который ухватил своими костлявыми пальцами первый мертвец.

– Бойся касаний. Тебе повезло, что он взял пальцами трряпку, а не твою рруку через неё, мррау-ру. Они становятся сильнее, когда касаются живых, отбиррают силы, заставляют взгляд меррркнуть. Некоторые люди от таких касаний сразу седеют.

Облизав пересохшие губы, я ответил: