Бардо

Да-да. Она не толстая. Просто жирная, как мухо-морж и прыщавая, как мухомор.

– Мама устала. Посмотри, как ей тяжело! Тебе что, не жалко маму?

– Но это же она толстая, а не я! Я тоже устал!

Пюре хватает мальчишку за ручонку и подбрасывает в воздух:

– Так, а ну, встань! Что за гадкий ребенок!

Бой проигран. Зло опять победило. Но подвиг не забыт. Ничто не забыто. Тучные ляхи падают на сидение. То взвизгивает, но его крик задушен булками жира. Нефтью по сиденью растекается тефтеля. Бурчит про себя. Бу-бу-бу. Где же уважение?

Теперь уже две пары глаз травят Романа, как мышь в ванной. Они ненавидят меня. Это я готов вынести. Только бы они меня не трогали.

И в тот миг, когда, казалось бы, недовольная вода устаканилась: бочка, по справедливости, заняла место и, вместе с человеком-глистом, по справедливости, ненавидит Романа, и все вполне довольны этим, в этот самый миг… В автобус входят инвалид на костылях и его пожилая жена.

Роман сразу капитулирует. Приподнимается со всепонимающе-рыбным лицом. Но происходит то, чего не мог ожидать никто. Котлета уступает калеке место. Романов мозг понимает, что тотчас должен подпрыгнуть и уговаривать, умолять всех и вся, и особенно инвалида, принять дар. Должен отдать свое место, но. У Романа нет сил участвовать в этом. Он потерян в своем страхе. Он хочет исчезнуть. Он уставший. Хочет, чтобы все закончилось.

Но кастрюля жира ждет. А глисто-мужик больше не может ждать. Он подходит и облокачивается на поручень. С воспаленным жировиком вместо лица. Глазенки щурятся и копошатся на лице Романа червяками. Зажаленные пчелами губки готовятся к трапезе. И вот пасть уже разевается. Но не чтобы зевнуть, а чтобы словесно плюнуть. Несколько снопов слюни выпадают из его рта на лицо Романа. Но мужик не успевает осуществить свое червяковое дело. Роман встает с места. Протискиваясь, забивается в угол возле окна. Душно. В глазах фиолетовые облака. Мясо ног эволюционирует в вату. Роман знает, они все еще смотрят. Остановка.

Прочь из автобуса. Невыспавшиеся красно-разбитые блюдца молятся свету, чтобы потух. Ноги и бок ноют. Жарко. Роман даже не знает, где находится. А который сейчас час? Должно быть, где-то в центре города. Труп, шатающийся в темно-темном лесу. Имей он глаза, не нашел бы пути. Но он труп, лишенный не глаз, а головы. Непонятная, как мир, ситуация. Хотя бы намек. Один. Кривой, как струя мочи, но намек. Думать. Где же ты? Остается верить. Когда один, я не верю в добро. Я ни во что не верю. Мне больно. На этом все.

Без глаз

«О высокородный, то, что называют смертью, уже настало. Ты покидаешь этот мир, но не ты один – смерть приходит ко всем. Не цепляйся, из-за привязанности и слабости, за эту жизнь. Пусть слабость заставляет тебя цепляться за нее, ты не сможешь здесь остаться. Ты не добьешься ничего, только лишь будешь блуждать по сансаре. Не цепляйся за этот мир; не будь слабым».

Бардо Тхёдол. Тибетская Книга Мертвых.

Он все еще жив, но жива ли она? Роман вырывает глазницы из глаз. Глаза из глазниц. И ищет без глаз. Куда же идти?

Так. Так. Так. Нужно действовать. Сейчас. Время – деньги. Деньги?! Да он рехнулся?! Зрачки укрыты от солнца. Смочены в слезной жиже. В борще. Борщ. Время – деньги. Вот же сраный урод! Сколько слез в этих словах. Они зарыдали бы все. Не хватило бы места для слов. Сукин-Бенджамин-Франклин-сын. И что, откупился? Сучара. Время – это жизни.

Непонимание. Боль. Обида. Покой. Когда-нибудь – да. Но что мы сделали не так? В какой момент это произошло? Когда и как это началось? Правда ли, что мы виноваты? Перед кем? Перед Богом? Если так, то можно ли как-нибудь перед ним извиниться? Окончательно. Чтобы простил, а не хихикал в трубку. Дайте мне Его номер. Я позвоню Ему.

Время – это жизни. Ее жизни. Верины. А что, если она? Если. Умерла. Сейчас. Телефон. Дрожащими щупальцами рук Роман вынима-вынима-вынимает карман из рук. Рукипальцы Романа больны судорогой. В них потеет телефон. Что делать, если пропал человек? Что бы сказал тот мудозвон? Каков номер Бога? У меня для Него срочная новость. Мир, который Он создал, дерьмо. Хотя, наверняка все так и задумывалось. Верхи всегда в курсе.

Давай. Полиция. Номер. Ноль два? Сто двенадцать? А код? Без кода? Нет, вот. Отдел МВД. Телефон. Круглосуточно.

Роман набирает. Ало.

– Ало.

– Гудок.

– Ало?

– Гудок.

– Ало!

Никто на той стороне не алё. Эй, ты, никто! Позвони другому. Кому? А ну-ка, еще раз! Роман набирает.

– Ало?

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

– Ало!?

Ничего. Никого. Ни на что. Нет ответа. Ладно, может, другой номер. Какой? А вот этот. Так это тот же самый! Ну так да! Он один у нас: – Единый Номер Нескорой Помощи. И снова, и снова, и снова гудку по морде вопросом:

– Ало?

– Вы позвонили в отдел *Невнятная речь*.

– Не понял вас? Можете повторить?

– В настоящий момент все линии заняты. Пожалуйста, подождите.

– Хорошо. Жду.

Долго. Ну, подождал.

– Ало?

– Гудок.

– Ало!?

– В настоящий момент все линии заняты. Пожалуйста, подождите.

– Пожалуйста, подожду.

Роман выбрасывает намерения надежды на ветер. Звонок – не единственное решение. Есть и другой путь.

Романовы мысли рассыпаются,