Буквы (сборник)

В носу у Марика щиплет. Обледеневшие сопли изнутри колют ноздри. Света идёт, еле волоча ноги, смотрит только в землю.

Через пару километров она обессилено падает на трассу. Марик к тому времени уже державший замёрзшие, нечувствительные руки в карманах, скидывает бесполезный рюкзак и садится рядом:

– Света, надо идти.

– Я не могу.

К ним ковыляет Гарик:

– Что у вас?

– Она устала и хочет отдохнуть, – стараясь широко не открывать рот, говорит Марик.

– Ясно… Я слышал, в снегу теплее, чем так, на открытой земле. Предлагаю одному остаться ловить машину, а остальным зарыться в сугробе оврага.

У Марика нет сил ответить что-либо. Он кивает и показывает рукой в сторону, мол, идите, грейтесь, я поголосую. Света встаёт и, шатаясь, идёт вслед за Гариком.

Марик вытаскивает сигарету, щёлкает зажигалкой и разочарованно выплёвывает сигарету на землю.

«Счастье… Счастье – понятие относительное», – думает Марик. Он с радостью вернул бы все свои проблемы месячной давности, лишь бы Даня был жив, лишь бы им всем оказаться дома – в тепле.

Сессия – проблема? Отсутствие больших денег – проблема? Заболевшие зубы – проблема?

Марик ухмыляется. Жить – вот это счастье. Жить… Холодно…

Марик трёт замерзшие щеки и, плюнув, спускается в овраг. Ложится рядом со Светкой, обнимает её. Хорошо. Долгожданное тепло обволакивает тело. Глаза слипаются. Спать…

Марик проваливается в дрёму.

Где-то вдали по трассе сверкают фары.

Глобальные перемены

Жарким утром августа сего года Степан проснулся с чувством, что в жизни надо что-то менять. Высунув из подголовья мокрую от пота подушку, перевернулся на другой бок и попробовал уснуть. Сон не возвращался.

Напротив, Степану вдруг захотелось встать, сделать зарядку и принять душ. Он выторговывал у самого себя право поваляться ещё полчасика в обмен на утреннюю пробежку. Однако лежать на мокрой и смятой простыне оказалось неудобно, даже неприятно. В итоге вместо положенного получаса Степан пролежал только восемь минут. Зато и пробежка заменилась на три приседания.

Приседания Степан сделал крайне нехотя. В коленках при этом что-то хрустнуло. «Буду чаще приседать», – успокоил себя Степан и направился в ванную комнату. По пути успел нажать на кнопки питаний чайника и системного блока, чем, соответственно, включил чайник и компьютер. Чайник отреагировал лишь красным индикатором, компьютер ответил двумя: красным и зелёным. Зелёный подмигнул Степану, радуясь возвращению к жизни.

Наскоро почистив зубы и умывшись, Степан поглядел в зеркало. «Красавчик!», – подмигнул отражению. Вспомнил было, что хотел принять душ, но сразу же забыл. Вернулся в комнату, где уже закипал чайник.

Щедрой рукой высыпал в чашку кофе, сахар и залил кипятком. Кофе поднял не только настроение, но и кое-что ещё. И тогда Степан вспомнил о своём желании что-нибудь поменять в своей жизни.

«Да! Именно сегодня! – возликовал он. – Именно сегодня я коренным образом изменю что-то в своей жизни!».

Онанировал Степан с этого утра левой рукой.

Глупость человеческая

– Ну, всё, как полагается: поляну накрыл, попрощался, сказал, что никого никогда не забудет и скрылся в неизвестном направлении.

– Так просто? А чем мотивировал?

– Переездом в другой город.

– Обалдеть! Работа же у него была, как говорится, «не бей лежачего», квартира, авто, бабы, все дела… И куда он переехал?

– В какой-то Мухосранск.

– А что там? Родина его, что ли? Предки?

– Родина его – город-герой Москва.

* * *

Самым сложным было изобразить восторженный голос:

– Мама! Можешь меня поздравить! Я – студентка!

Конечно, мама не сдержалась и заревела от счастья прямо в трубку:

– Доченька, умница ты моя, надежда и опора…

Конечно. Всегда была отличницей, любимицей преподавателей, и путь её, казалось, будет светлым. Все знали, что Настя будет учиться в Москве. А где же ещё? Мать взяла кредит в банке, «чтобы было, на что Настеньке до Москвы добраться, и на первое время, на учебники те же…» Сбережений в семье никогда не было. Отец лет восемь лет назад утонул, с тех пор мать тянула и Настю, и полоумного Костю.

– …Учись хорошо, лекции не пропускай, допоздна не гуляй… – мама всё говорила и говорила.

Настя поддакивала и с трудом сдерживала ком в горле. В институт она не поступила: не хватило пары баллов. Хорошо хотя бы, что за квартиру заплатила за два месяца вперед: как раз время найти работу.

– … А там, глядишь, и нас с Костей к себе заберёшь… – понадеялась мама.

Прошло полтора месяца. Настя устроилась официанткой в забегаловке. Проснуться в пять утра, привести себя в порядок, сорок минут на электричке, ещё час в метро и на автобусе. И к девяти надо быть на работе. Двенадцать часов на ногах. Не дай Бог, что-то разбить или обидеть клиента. Ноги опухли, на них проступила венозная сетка.

После вычета штрафов из зарплаты осталось сто девяносто пять рублей. Меньше, чем ушло на проезд. И осень уже. И хозяин квартиры «тактично» намекнул на приближающийся срок квартплаты: «Настя, ты учти, день просрочки – вылетишь сразу же…» Колготки порвал, гад.

* * *

Тишина и неяркий свет. Тишина сменила привычный перестук колес поезда. Фонарь на перроне осветил половину купе. Мирон проснулся и взглянул на часы: четверть четвёртого.

На верхней полке обеспокоено завозился попутчик. Мирон выглянул в окно и чертыхнулся: это была его станция.

В дверь постучали:

– Ясный, стоянка – три минуты.

Мирон накинул куртку, взял собранную с вечера сумку, мысленно попрощался с соседями по купе и направился к выходу. В тамбуре кивнул зевающему проводнику:

– Счастливо.