Level Up 3. Испытание

– Хорошо. Я с вами.

– Йес! – Парни дают друг другу «пять», празднуя «победу», а Вероника поднимает руки вверх.

Марк Яковлевич одобрительно кивает, а его супруга, напротив, недовольно поджимает губы – она сторонница субординации, считает, что не дело руководителю опускаться до уровня подчиненных.

Но ребята для меня в первую очередь не подчиненные, а друзья. А дружить, общаясь только формально и на работе, – что это за дружба такая?

* * *

«Империю», где проходил суперфинал – мой бой с Кувалдой – мы не тянем пока, поэтому останавливаемся в «Аномалии», приличном клубе, где можно относительно недорого потанцевать и поужинать. Заняв столик в самом углу, чтобы друг друга слышать, мы долго делаем заказ, выбирая, кто что хочет.

Народу в клубе пока немного. Мы общаемся на разные темы, обсуждая футбол, кино, в котором я давно не был, сериалы, и я вспоминаю о вечерах с Викой…

Постепенно общие темы сменяются личными, и наша компания разбивается на парочки: Слава шепчется с Вероникой, Кеша обнимается с Мариной, и нам с Киром и Генкой остается общаться между собой.

И без показаний системы видно, что все в хорошем настроении. Но больше всего я радуюсь за Генку. Он равнодушно созерцает, как все пьют янтарное пенное пиво, а Кеша со Славкой даже кое-что покрепче. Полное равнодушие к алкоголю иначе как содействием системы после снятия дебафа я объяснить не могу. Это примерно как с моим курением: снялся дебаф никотиновой ломки, и все. Больше не тянет.

В жизни без интерфейса, конечно, так бывает крайне редко, и еще долго, если не всегда, бывшие алкоголики и курильщики глотают слюни при виде соблазнов.

Когда мы заканчиваем с ужином, ребята разбредаются по клубу. Кир с Геной идут покатать шары в бильярде, девчонки тащат своих парней танцевать, и вот уже Сява лихо отплясывает с Вероникой, откинув серьезность степенного «пацана». Кеша, стесняясь, жмется с краю и перетаптывается с ноги на ногу. Я же, откинувшись на диване, присматриваю сразу за всеми.

Когда я в последний раз был в ночном клубе? Так сразу и не вспомнить, но сто процентов давно, кажется, когда только начали встречаться с Яной. Точно, мы отмечали ее диплом.

В тот раз я так нажрался, что из клуба меня под руки выносили Яна с подружкой, до сих пор стыдно. Не за то, что перепил – с кем не бывало? – а за то, что накидался в хлам вместо того, чтобы прикрыть девчонок. Случись что, защитить их было бы некому. Уровень ответственности в то время уходил в отрицательные значения, хоть и было мне тогда под тридцатник.

Странно, что я это понял только сейчас. Именно поэтому вместо того, чтобы насладиться столь любимым мною ранее пивом (система бы сразу заорала про алкогольное опьянение, токсичный этанол в крови, разрушение нейронов в головном мозге и повышение уровня женских гормонов эстрогенов), я пью грузинскую минеральную воду. А заодно присматриваю за ребятами.

Еще страннее, что меня это совсем не напрягает. Мне хорошо, комфортно, и вообще, греет тепло дружеского общения. Если бы не Испытание…

Что за черт? Высокое «Восприятие» фиксирует что-то нерядовое в мерном звуковом фоне клуба. Прислушиваюсь, осматриваюсь и периферийным зрением замечаю, что возле бильярдных столов какая-то возня, до меня доносятся крики, пробивающиеся сквозь шум музыки,

Вскакиваю с дивана и иду туда, на ходу оценивая обстановку. Кир сцепился с парнем в цветастой приталенной рубашке, а Генку, кинувшегося их разнимать, оттаскивает в сторону какой-то амбал. Не знаю из-за чего они повздорили, но в последнее время мне не привыкать. Ни страха, ни адреналина. Контроль, уверенность и желание решить дело миром, не из боязни, а от уверенности, что готов к драке.

Вклиниваюсь между Киром и высоким парнем – двадцатитрехлетним Александром Дорожкиным. Привычка – вторая натура: походя выясняю и запоминаю имена, фамилии, возраст, чем расширяю базу данных ЕКИИ. Мало ли когда пригодится.

– Стоп! – рычу на багрового запыхавшегося Кира, продолжающего нелепо молотить воздух, чуть ли не закрыв глаза. – Кир! Остановись!

Пользуясь тем, что Кир, прислушавшись, опускает руки, оппонент задвигает ему кулаком в ухо, а следом – в затылок и в скулу. От боли Кириченко сгибается, и мне приходится оттолкнуть налетевшего на него Дорожкина.

– Ты охренел? Он же остановился, ты чего его бьешь? – заслоняю Кира, раздвинув руки и не давая парню пройти.

– Ты кто такой? – удивляется Александр.

– Филипп. Я директор компании, где работает этот толстяк, – я пытаюсь пошутить, чтобы снизить градус напряженности. – Это мой сотрудник, я за него в ответе. Говори со мной.

– Что еще за компания? – скривив губы, спрашивает он.

– «Доброе дело».

– Серый, тут еще один борзый! – кричит он мне через плечо. – Убери его!

Амбал, державший Генку, втыкает ему кулак под ребра, и мой друг сгибается. Хрустнув пальцами, «Серый» идет ко мне. Двадцать шесть лет, «Сила» – 28, навык борьбы – 7. Серьезный противник, и драться я не хочу, как бы мне этого ни хотелось и как бы масло-масляным это ни звучало. Где охрана? Как вымерли, а ведь до этого один из них прямо-таки висел над душой, когда мы ужинали, и сурово смотрел на нас при громких взрывах смеха.

– Парень, давай миром решим? – я обращаюсь к Александру. – И вы сюда отдыхать пришли, и мы, какой смысл настроение друг другу портить?

– Отвали, баран! – Он больше не удостаивает меня вниманием и отвечает не глядя. Его стеклянные глаза нацелены на Кира, а бафы и дебафы легкого наркотического опьянения не только повышают выносливость и бодрость, но и снижают самоконтроль. – Не с тобой разговор. Серый, убери его!

За сантиметр до прикосновения я чувствую, как Серый собирается ухватить меня за плечо, ухожу от захвата и встаю в стойку. Я его сам сейчас «уберу», если не отвяжется.

Впрыснутый в закипающую кровь адреналин будоражит, повышая болевой порог и обостряя реакцию. Серый прет буром, пытаясь ухватить меня за ворот рубашки, но я снова ускользаю и отталкиваю воспользовавшегося открытым путем к Киру Александра. Вокруг собирается толпа зрителей. Вижу среди них и своих: Вероника сдерживает Сяву, рвущегося на помощь, а Марина кричит, призывая охрану.

Амбал, решив, что я слишком резв для него, надвигается и прижимает меня к бильярдному столу. За его спиной Кир снова сцепился с Александром, и мой друг проигрывает, вяло отмахиваясь. Кровь заливает ему глаза, губа разбита, и он больше защищается, прикрывая лицо пухлыми руками, чем отвечает. Вошедший в кураж парень зло молотит его, куда придется. И никто не вмешивается! Даже Сява!

Серому удается ухватить меня за ворот, но на этом его достижения заканчиваются. Под «Праведным гневом» хлестким ударом я впечатываю кулак в его нос, а следом добиваю оглушенного от боли амбала своим любимым апперкотом, сворачивая ему челюсть. Приходят сообщения о критическом уроне, нанесенном мною, и невиданных ранее цифрах урона выше тысячи, но мне не до них.

Рву дистанцию, снова вхожу клином между Киром и обкуренным Александром, и наношу второму упреждающий удар под дых. У него перехватывает дыхание, он по инерции делает шаг назад и валится на пол, схватившись за живот.

Только сейчас замечаю, что музыка не играет. В гробовой тишине сквозь толпу протискиваются объявившиеся охранники и разделяются: двое идут помочь подняться Александру и его цепному амбалу, а четверо хватают меня и Кира под руки и тащат прочь. Держат крепко, не вырваться. Дорожкин кричит мне вслед:

– Конец и тебе и твоей компании, понял? Конец!

Охранники выносят меня из клуба и бросают на асфальт. Следом выволакивают Кира, а потом, посмеиваясь, обсуждают произошедшее. Один из них, закурив, нейтрально интересуется:

– Слышь, мужик, ты больной?

– В смысле?

– Тебе жить надоело? Ты только что огреб кучу проблем. Ты хоть знаешь, с кем зацепился? На кого руку поднял?

– На того, кто попер на моего друга.

– Он вообще первый начал! – гнусавит Кир. – Стол, где мы играли, видите ли, его любимый. Матом нас крыл, оскорблял…

– Имеет право, – констатирует охранник. – Это же сын Эдуарда Константиновича Дорожкина!

– Это еще кто?

– Ты с Луны свалился? – удивляется он. – Первый зам мэра города!

– Капец, – шепчет Кир. – Прости, Фил, я сам не знал…

Глава 3. Далеко от дома

Смерть – очень неприятная форма бытия.

    «Достучаться до небес»

Все время, пока жду возрождения, я испытываю посмертную боль. Смерть – не избавление, и боль в эти три секунды великого ничто между жизнями – как наказание, жесткий жгучий кнут, призванный закрепить рефлекс. Биться надо до последнего, потому что и после того, как погибнешь, будешь страдать.