Дальнейшего теперь он испугался,
Раскаялся, что должен был идти.
О, ты, муж добродетельный, в котором
Такая благородная душа!
Ты не выносишь с тягостным укором
Малейшего проступка!.. Не спеша,
Замедля шаг, вперед он подвигался;
Я в это время внутренне старался
Напор печальных дум в себе унять
И новые отрадные картины
Вокруг себя стал молча созерцать.
Не отводил я взгляда от вершины
Горы, всходившей прямо к небесам
Из темной глубины морской пучины…
А сзади красным солнечным лучам
Служил помехой я, и предо мною
Бежала тень[226 - Предо мною / Бежала тень… – Тень, бросаемая Данте на освещенную солнцем гору Чистилища, служит здесь, как в Аду дыхание, для отличия его, живого человека, от бестелесных духов.] широкой полосою.
И в страхе отвернулся я в тот миг,
В волнении ужасном сознавая,
Что я один остался; созерцая
Мрак пред собой, – мой ужас был велик.
Но вождь мой, от меня не отставая,
Мне молвил так: «Зачем ты не привык
Мне доверять?» Тут подошел он ближе:
«Ведь я тебя в пути не оставлял,
Ведь я с тобою, сын мой, о, пойми же…
Уже теперь вечерний час настал
Там, где меня когда-то схоронили,
Где от себя я также тень бросал.
В Неаполе мои останки были
Погребены, хотя скончался я
В Брундузии[227 - Скончался я / В Брундузии… – Когда Вергилий скончался в Брундузии, его тело было перевезено в Неаполь и, согласно преданию, погребено по приказанию Августа у входа в подземелье близ Путеоли.], и если от меня
Тень по земле уж больше не ложится,
То это не должно тебя дивить;
Да и тому не должен ты дивиться,
Что небеса не могут заслонить
Лучей других небес… Чтоб выносить
Жар или холод, муки иль страданья,
Людей природа строгая творит,
Но постоянно вечное молчанье
О тайне их создания хранит…
Безумен тот, кто думает, что разум
Простых людей проникнуть может разом в
Святые тайны Неба: Божество
В трех лицах совместилось, составляя
Великое в единстве существо…
О, смертные! Склонитесь, не дерзая
Постигнуть смысл святого «почему?»,
Бессилье вашей мысли сознавая,
Не доверяйтесь вашему уму.