Я Деве покорился с этих пор.
Как звезды неба нежили, сверкая,
Ее глаза и голос так звучал,
Как пенье херувимов в царстве Рая:
«О, ты поэт, чей гений засиял
И будет жить до разрушенья света,
Иди! На крутизне пустынных скал
Мой друг ждет и опоры, и совета,
Препятствиями страшными смущен.
Иль для него погибло все? Ответа
Я буду ждать: он будет ли спасен?
Иди к нему и силой строгой речи
Да будет от беды избавлен он.
Мне имя – Беатриче; издалече
Явилась я. Меня любовь вела,
Моя любовь с тобой искала встречи:
Я помощи твоей с мольбой ждала.
В обитель Бога скоро я предстану
И там, где гибнет всякая хула,
Тебя я славословить громко стану…»
И Беатриче смолкла. Я сказал:
«Клянусь, тебе служить я не устану!
Ты святости высокой идеал,
Ты образ добродетели чудесной!
Все радости земли, что Бог нам дал,
Доводишь ты до радости Небесной!
Тебе легко повиноваться мне…
И если бы, о призрак бестелесный,
Твою я волю выполнил вполне,
То все бы постоянно мне казалось,
Что действовал я вяло, как во сне,
Что дело слишком медленно свершалось.
Твои желанья мог я оценить,
Но отвечай: как ты не побоялась
В жилище преисподнее сходить
Из той святой обители надзвездной,
Которую не можешь ты забыть?..»
«Без страха я скольжу над этой бездной, —
Сказала Беатриче, – и, поэт,
Могу тебе совет я дать полезный:
Поверь – когда злых помыслов в нас нет,
Нам ничего не следует бояться.
Зло ближнему – вот где источник бед,
И только зла нам нужно всем пугаться.
Благое Небо крепость мне дает,
Чтоб не могла страданьем я терзаться
И даже пламя ног моих не жжет.
Там в Небесах есть Дева Всеблагая[7 - Дева Всеблагая – олицетворение милосердия. Не проще ли – что это образ Богоматери, Мадонны? Толкователи Данте даже в лице Беатриче ищут олицетворение богословия, хотя Данте, кажется, просто воссоздавал в ней образ своей первой и единственной любви. Беатриче была источником его еще младенческого вдохновения. Известно, что когда Данте было только девять лет, он полюбил восьмилетнего, прекрасного ребенка – Беатриче Портинари, которая умерла юной. Идеальной любви к Беатриче Данте оставался верен до конца жизни.],
И ей-то, Всеблагой, стал жалок тот,