Мама всю жизнь чувствовала какую-то отчуждённость в семье особенно после того, как пришла похоронка на отца. Бабушка очень любила старшую сестру Анастасию, исполняя все её прихоти. Семья после войны стала бедной, так как погиб единственный кормилец. У них осталась корова, дававшая молоко и уйма ртов.
– Корову продать, а Тамарку с Фаиной отдать в детские дома, – таков был семейный вердикт, вынесенный на семейном совете.
Корову продали, чтобы Анастасия вышла замуж. Идея, чтобы сдать маму в детдом принадлежала также Анастасии. В документах ей прибавили лишний год, чтобы отдать в интернат, потому что до семи лет в военное и после военное время в детдом не брали. В то время многие семьи, чтобы как-то «выкрутиться», отдавали детей в детдома, но после окончания войны они забирали их обратно и воспитывали.
Маму не забрали – с этого момента она стала «отрезанным ломтём». Она помнила, как сильно она ревела, когда её привезли в детдом. Привезла сестра Анастасия, которая в будущем сыграла в её судьбе негативную роль. Но об этом чуть позже.
Мама рассказывала, как они жили в детдоме. Дети выращивали самостоятельно под руководством воспитателей овощи, дежурили по кухне, чистили картофель для еды.
Ей пришлось до конца бороться за себя, потому что, как говорила мама, если ты этого не сделаешь, то «тебя съедят другие». Возможно, по этой причине в будущем она стала жёсткой и непреклонной, а, по сути, она – довольно чувствительный и ранимый человек.
Она не чувствовала материнской любви, потом впоследствии тоже не проявляла этой любви ко мне – своей дочери. Нужно было приложить много усилий, чтобы «растопить её сердце». Мама рассказывала, что однажды её хотела удочерить одна воспитательница, но не сделала этого, потому что бабушка не написала отказную от мамы.
– Я уже начала привыкать к этой женщине, – рассказывала мама.
Она приезжала по выходным, чтобы как-то помочь семье, но всё равно она была «отрезанным ломтём».
Воспитанников, окончивших детский дом, ждало неплохое будущее. Дело в том, что их обеспечивали, во-первых, жильём, а во-вторых, они имели возможность без экзаменов поступить в лесной институт и таким образом получить высшее образование.
Однако в то время Анастасия позвала её к себе, чтобы водиться с племянниками. К тому времени у неё уже было двое маленьких детей. А маме так хотелось быть поближе к родной сестре. Для виду она отнесла её документы в заводской техникум, заведомо зная, что мама не поступит туда, потому что у неё не было никакого времени на подготовку.
Она действительно не поступила, а возможность обучаться в лесном институте также была упущена безвозвратно. Так мама осталась водиться с племянниками.
Сестра жила на окраине города в посёлке Сыга в скромном деревянном доме с сенями. За «свою работу» мама получала «паёк», но всё равно со слов свекрови она поняла, что «объедает» их. Её выгнули жить в сени, как скотину; когда наступил август, она стала замерзать в сенях. И тогда мама приняла самостоятельное решение – ей нужно получить хоть какое-нибудь образование. Она сдала свои документы в медучилище и начала усиленно готовиться к экзаменам, невзирая на упрёки сестры и её свекрови, ибо всё своё свободное время она тратила на подготовку к экзаменам, а не на племянников.
Наконец, она поступила. Жилья и денег у неё не было, и ей пришлось полуголодной ходить в городскую столовую. За 1 копейку она брала стакан чая, а хлеб был бесплатным. Таким образом она «протянула» с месяц (в доме её сестры не кормили, а ей самой было неудобно просить еды).
…..Затем какой-то преподаватель походатайствовал за неё, и мама получила общежитие. Она начала учиться «без троек», и ей регулярно платили стипендию.
Мама рассказывала, от сестры она переселилась в общежитие уже глубокой осенью с ведром картошки. В одной комнате с мамой жили девочки, у которых были живы родители. Они ездили на выходные домой и привозили продукты. Мама же была фактически сиротой, и ей не откуда было ждать «манны небесной».
Мама рассказывала, как однажды её обокрали – это сделала соседка по комнате. Староста группы, чтобы помочь маме, вынесла этот случай на суд общественности.
– Если деньги не вернутся, – громко заявила староста, – я буду ходатайствовать, чтобы этого человека отчислили из медучилища.
После этого деньги неожиданно подкинули в мамину тумбочку.
Она ещё рассказывала, что в последующем каждый раз откладывая со стипендии, мама решила купить ручные часы, потому что на занятиях они считали пульс у больных, и им нужны были эти часы. Она рассказала Анастасии о своём желании.
– Дай деньги, – произнесла старшая сестра, – я сама куплю тебе на них красивые часы.
Мама естественно поверила ей в силу своей молодости, тем более, это сказала ей её родная сестра. Прошёл месяц, другой, а часов всё нет и нет. Им уже начали говорить на занятиях, что не допустят без часов. Оказалось, эти сто рублей Анастасия потратила на семью – на покупки себе и детям. Пришлось заново копить деньги, отказывать себе во многом и даже в самом необходимом. Часы всё-таки были куплены, они действительно были очень красивыми.
Мама рассказывала, когда они переехали в Глазов всей семьёй в квартиру, которую достал Яков, бабушка, ихняя мать, не получала пенсии – семью содержали практически два человека – мама и Яша. Лариса к тому времени ещё только училась. Мама вкладывала в семейный бюджет даже чуть больше дяди, так как какую-то часть денег он тратил на своих девчонок – на мороженное, походы в кино, сигареты.
Однажды она пришла домой очень поздно уставшая с работы (она уже работала медсестрой в Медсанчасти). Ей очень хотелось есть. Она помнила, как бабушка, прежде всего, волновалась и заботилась о сыне – Якове, чтобы он всегда был сыт.
– Обо мне никто никогда не беспокоился, – с грустью вспоминала мама, – В тот вечер бабушка сказала, что ужина мне нет, что всё съел Яша. Я обиделась, и со слезами убежала к подруге в общежитие медучилища. Там было очень тесно, в одной комнатушке ютилось несколько человек, и мне пришлось через три дня вернуться домой.
За эти три дня её даже никто не кинулся искать. Да, спустя столько лет, прошедших с тех злополучных событий, я теперь понимаю, почему у мамы выработался такой жёсткий характер. Она не видела любви, те люди, что окружали её все эти годы, являлись большими эгоистами и думали только о самих себе, своём благополучии и счастье, но не о ней.
Она прожила трудную жизнь. После окончания медучилища работала акушеркой в сельской местности в деревне Кулига. Затем медсестрой в детской соматике.
Папа рассказывал, когда он впервые увидел маму, в его голове родилась мысль: «Это – твоя будущая жена», хотя тогда у них не было никаких отношений. Он говорил, что она была очень красивой и божественно танцевала вальс. Её никто не учил танцевать вальс, просто она всегда была очень пластичной от природы.
После детской соматики мама пришла работать в противотуберкулёзный диспансер, потому что зарплата там была повыше – доплачивали 15% «вредности». Она хорошо шила, таким образом зарабатывала на семью. Она также хорошо вязала, вышивала скатерти гладью и вкусно готовила. Я помню томатную подливку с мясом, которую я периодически хлебала.
…..Существовали и очень тяжёлые времена, граничившие с жизнью и смертью. Она перенесла тяжёлую операцию по поводу миомы матки, потеряла около 2 литров крови. Помню, мама тогда едва передвигалась, из-за слабости у неё было бледное почти восковой бледности лицо. Ей кололи гормоны, переливали много плазмы, эритроцитов. Потом оказалось, что после операции в животе у неё оставили салфетку, которая впоследствии загноилась. Мама случайно узнала об этом и то только потому, что её подруга работала в рентген-кабинете.
Помню, у неё образовался свищ, и оттуда выходило много гноя. Последовала вторая операция, после которой у неё извлекли эту салфетку. Я боялась, что останусь сиротой.
Был ещё один случай. Мне тогда было шестнадцать лет. В тот вечер я собиралась пойти на дискотеку в молодёжный клуб «Родник». Помню, я вертелась перед зеркалом, нанося на лицо косметику, на мне было чёрное с белыми пятнами платье, сшитое мамиными руками.
Я совсем не слышала, как стонала мама, только нечто, напоминающее всхлип. Оказалось, в это время мама была в туалете. Она умирала. Мы вызвали скорую. Приехали какие-то люди в белых халатах. Они суетливо начали щупать ей пульс, затем пытались измерить ей артериальное давление. Однако судя по всему, им это не удалось. Прибор практически не фиксировал периферическое давление крови. Ей вкололи что-то, затем предложили отвезти в стационар. Мама отказалась.
– Я никуда не поеду, – коротко и вполне ясно выразилась она.
Позже она рассказывала, что в туалете она почувствовала острую резкую боль в животе. В тот момент ей казалось, что ей вырывали все внутренности.
– Мне же больно! – кричала она, но её голос уходил куда-то вглубь неё.
Затем она увидела перед собой тоннель (этот тоннель хорошо описан в книге Раймонда Моуди «Жизнь после жизни»). И вдруг она услышала, да, буквально услышала внутренний голос, который задал ей один единственный вопрос:
– Ты готова уйти?
И мама мысленно ответила:
– Нет. Там у меня осталась дочь, и она не справится без меня. Ей нужна будет моя помощь.
После этих «слов» мама почувствовала, как вновь вернулась в своё тело. Постепенно у неё стали появляться экстрасенсорные способности. Возможно, это совпало с телевизионными сеансами Кашпировского, которые в те времена показывали по телевидению. Впоследствии она много занималась, работала над собой.
К ней обращались уже безнадёжно больные люди, обошедшие почти все медицинские инстанции. Многим она отказывала, многих бралась лечить. У меня с ней были сложные взаимоотношения, однако в трудные времена она всегда приходила мне на помощь, несмотря на жёсткость своего характера.
В душе моя мама осталась ранимым и чувствительным человеком, которая на мой взгляд заслужила намного большего, чем получала в действительности….
3
«…Величайший триумф не в том,
чтобы не падать,
а в том, чтобы
подниматься каждый раз,
как упадёшь….»
(Неизвестный).
…..Папа родился в 1934 году в селе под названием Алтайское в обычной крестьянской семье. Позже спустя много лет, когда мне исполнилось лет 9 – 10 мы всей семьёй побывали на родине отца в том самом бревенчатом доме. После этот дом был продан другу отца Геннадию.
Мне он запомнился каким-то большим, тёмным, закопчённым.
Дед Николай служил в Красной Армии, участвовал в гражданской войне 1918 – 1921 гг. В нашем семейном фотоальбоме сохранилась фотография дедушки, сделанная примерно в эти годы. Передо мной двое высоких крепких красноармейца в будёновках. Мой дед в самом центре – белокурый с большими голубыми глазами. Говорили, он был очень красивым. После войны дед стал водителем-дальнобойщиком. Со слов отца он не очень-то ладил с дедом, потому что не помнил ни его ласку, ни заботу о нём, как о единственном сыне.