Макария

И она была права. К сожалению, такие бесчеловечные поступки и определяют нас как людей. Только люди могут убивать из-за веры, предательства, денег и зависти.

– В любом случае я не верю, что человек, настолько любящий свою жену и ребёнка, может их убить. Я просто хочу помочь ему. Мне необходимо будет опять задержаться на работе.

Мари наконец-то улыбнулась и сказала: «Я знаю».

На следующее утро она уехала раньше меня. Пока я завтракал, обдумывая, что в первую очередь мне необходимо сделать сегодня, спустилась Софи. Она опять нацепила на себя эти бесформенные тряпки. Она их называет модными. Ей уже четырнадцать лет. В её возрасте девочки уже задумываются о том, как бы выглядеть привлекательнее для мальчиков. Пытаются быть более женственными. Она же мне говорит, что я ничего не понимаю в современной одежде. Видимо, я действительно немодный, раз уж не понимаю, почему девочке в наше время непременно нужно выглядеть как мальчик.

У моей дочери были чёрные волосы, как и у меня. Стрижку она постоянно делала одну и ту же. Спереди прямые пряди до плеч, а сзади они были чуть короче. Вроде она называла это «боб». Когда она в первый раз сказала мне название стрижки, то я подумал, что это было имя её парикмахера. Я понял, в чём суть, лишь через месяц, когда она собралась снова стричься. Тогда я спросил у дочери: «Ты опять идёшь к Бобу?»

С собой она постоянно таскала очки с большими круглыми линзами. Там были обычные стёкла, так как зрение у неё было отличное. В противном случае Мари бы не разрешила их носить ей. Вот для чего ей они?! В детстве мы издевались над теми, кто носил очки. Мы все называли таких детей очкариками, четырёхглазыми, ботаниками и тому подобное. А сейчас же детишки целенаправленно делают из себя фриков. Они намеренно надевают на себя всё самое нелепое, а ещё и гордятся этим. Странное поколение.

Она постоянно носила уродливые ботинки, смахивающие на армейские. Только в совсем жаркие дни надевала безобразные кроссовки с толстой подошвой. В них её ноги выглядели на три размера больше. Она походила на диснеевского персонажа, у которого тонюсенькие ножки и огромные ботинки.

Видимо, она прочла по моему лицу, о чём я думаю. Состроив гримасу недовольства, она закатила глаза так, будто хотела сказать: «Ну что опять?» Нацепив на себя куртку и шарф, Софи поспешно направилась к двери. Её подруга уже ждала её на улице.

– Я ушла, – бросила она через плечо уже у самой двери.

– Шапку надень! – крикнул я для закрывшейся двери.

Вздохнув, я поднялся из-за стола и направился на улицу к машине.

Переходный возраст является одним из самых мучительных периодов в жизни. Как для подростка, так и для его родителей. В этом возрасте Софи думала, что она уже совсем самостоятельная. Хоть она и была всегда чересчур уж взрослой для своих лет, но, по крайней мере, раньше она слушалась меня. А я так всегда гордился тем, что у меня дочь в свои годы такая по-взрослому спокойная и рассудительная. Я всё время дивился тому, насколько она была проницательна в свои годы. Смотря на вещи сквозь свою детскую наивность, она могла разглядеть суть таких вещей, о которых я никогда бы не догадался сам.

Я часто слышал от других родителей, что пока дети не повзрослели, они видят мир удивительно правильно. Вот и Софи, пока не начала взрослеть, пугала своей проницательностью. Хорошо, что она ведёт теперь себя как нормальный ребёнок, хоть и не очень послушный.

На улице было довольно прохладно. Вчерашние лужи уже покрывались тонкой корочкой льда. Скоро совсем похолодает и всё покроется слепящей белизной снега.

По пути на работу меня никак не оставляло гнетущее чувство, которое с каждой минутой усиливалось. К сожалению, мне было уже знакомо это ощущение. Оно было частым спутником в моей жизни.

Остановившись на светофоре, я ощутил, как к горлу что-то подкатывает. Будто огромные щупальца медленно обхватывали мою шею, плечи, а затем и голову, с каждой секундой усиливая хватку. Мой череп трещал от давления, а дышать становилось труднее. Воздух просто не поступал мне в лёгкие, хоть я и пытался дышать глубже. Через минуту давление начало медленно отступать. Я почувствовал лёгкое облегчение. Это было похоже на ощущение, когда ты долгое время терпишь неудобства из-за того, что на твоём плече лежит голова спящего ребёнка. Плечо у тебя затекло, но ты не хочешь будить его, поэтому не двигаешься и терпишь. И вот, когда ребёнок наконец-то проснулся и поднял голову, ты ощущаешь отступающее давление, которое сменяется ощущением покалывающей лёгкости в плече. Это ощущение окутывало меня всего. Я почти не дышал. Мой организм будто и не понимал, что для того, чтобы остаться в живых, ему необходимо намного больше воздуха, чем поступает сейчас. Как бы я ни пытался, но лёгкие не хотели работать так, как положено. Я ощутил дурман. Паника отступала. На смену ей пришла апатия. Теперь мне и не хотелось дышать. Более того, мне не хотелось двигаться. Я чувствовал отрешённость ко всему происходящему вокруг. Я будто впитывал умиротворение. Единственное, чего я сейчас хотел, это закрыть глаза и больше их не открывать.

Раздался сигнал машины, стоявшей за мной. Она вырвала меня из оцепенения. Удивительно, но я мгновенно пришёл в себя. Схватившись за руль, я тронулся с места, пытаясь сосредоточиться на дороге. Приступ длился от силы полминуты, но мне показалось, что меня уносило в это забытьё целую вечность.

Подъезжая к работе, я краем глаза заметил старенький серый пикап. У себя в голове я отметил, что уже видел эту машину вчера вечером. Только сейчас она стояла с другой стороны здания. Такой же автомобиль был у Мориса. Солнце располагалось как раз позади этой машины, поэтому я не мог рассмотреть лицо водителя. По силуэту я понял, что это был мужчина. Определённо это был Морис. Рано или поздно он доведёт меня своими выходками и очень пожалеет об этом. Я ещё докажу его причастность к убийству той женщины.

По обыкновению, я сделал вид, что не заметил его. Пусть тешит своё самолюбие тем, что так ловко следит за мной, что я даже не подозреваю о его существовании.

На работе я первым делом достал дело Акифа. Я соображал, как можно подтвердить то, что он мне рассказал. Имя предполагаемого убийцы он не помнил, а приметы, которые он назвал, были весьма скудны. Неизвестно, когда он мог прибыть в страну. Также не понятно, здесь ли он до сих пор. Единственным способом найти его было отыскать любые признаки прибытия этого человека в страну.

Акиф не слишком охотно сотрудничал с нами. Всем было ясно, что даже если его оправдают, то для него, по сути, ничего уже не изменится. Жену и сына уже никто не вернёт.

В этот момент в кабинет постучалась Лора. Это была стажёрка. Она недавно появилась в нашем отделе. Совсем молодая. Она старательно пыталась со всеми подружиться. Поначалу я думал, что это было из-за её наивности, но потом понял, что это был способ втереться во всеобщее доверие. И ей это неплохо удавалось.

– Доброе утро, Артур! Не отвлекаю? – сказала она, широко улыбаясь и входя в кабинет.

Улыбка у неё была шикарная: ровные белые зубы и красивые полные губы. Её улыбка притягивала взгляды как мужчин, так и женщин. Она и сама знала, что когда улыбалась, люди невольно начинали восхищаться ей. Забавно было видеть, как взрослые мужики млели перед ней, как только ей что-то было нужно. Наверняка в школе учителя многое ей прощали за её милую мордашку.

Поначалу и я клюнул на её смазливую внешность, считая, что она была скромной и очень позитивной девушкой. Но за долгие годы работы детективом я неосознанно начал подмечать детали, которые обычно не бросаются людям в глаза, такие как уголок рта и морщинка возле глаза, которые, на секунду появившись, открывают её брезгливость по отношению к рядом стоящему человеку. Или нахмуренные брови и преувеличенная забота о человеке, которого она даже не знает. Можно долго перечислять то, из-за чего я очень быстро поменял своё мнение о ней, но это не изменит того, что остальных людей она продолжает водить за нос. И я говорю про тех, кто по сути своей профессии обязан сразу видеть в людях все их наклонности, повадки и привычки.

Открыто пользуясь своими чарами, она постоянно манипулировала людьми. И не только мужчинами. Женщины хоть и видели в ней соперницу, но также велись на её невинные глаза. Для них она была дочерью и младшей сестрой, которую нужно подбадривать и направлять. Думаю, именно поэтому у неё всё время было такое приподнятое настроение. Она была всеобщей любимицей.

Волосы у Лоры были густые, длинные и чёрные как смоль. Она всё время заплетала их в длинную косу. Только один раз я видел её с распущенными волосами. Это было, когда я встретил её в магазине после работы. Был поздний вечер, и я заскочил после работы за продуктами, которые Мари попросила купить. Лора же, ссылаясь на плохое самочувствие, ушла с работы ещё в обед. Я видел, как старательно она изображала боль в животе. И, естественно, ей поверили. Люди не могли даже заподозрить, что этот ангелок с глазами цвета янтаря, переливающегося на солнце, может солгать.

В магазине же я её застал очень бодрой и оживлённой. На ней были обтягивающие джинсы и ярко-бирюзовая рубашка, заправленная за пояс. Рубашка была расстёгнута почти на все пуговицы, из-за чего была видна белая обтягивающая майка. Губы у неё были накрашены кроваво-красной помадой. Такая маленькая деталь, как распущенные волосы и накрашенные губы, всегда приковывают взгляд к симпатичной девушке. На работу Лора никогда не красилась. До этого момента я её и не воспринимал как женщину. К тому же ей было всего двадцать четыре, а мне – уже тридцать семь. На тот момент я ещё считал её простоватой девушкой, хоть немного и эгоистичной, поэтому тот контраст, который мне открылся в тот вечер, слегка ошеломил меня.

В руках у неё были весьма тяжёлые сумки с покупками. В этом я убедился, когда помогал ей донести их до машины. А она тем временем призналась мне, что сбежала с работы для того, чтобы подготовиться к вечеринке. Она устраивала её в своей съёмной квартирке. Это была вечеринка в честь приезда её друзей из другого города. Именно поэтому ей и пришлось соврать. Она не постеснялась мне рассказать всё это, полагая, что виноватый взгляд и извиняющийся тон её голоса заставят меня растаять и ничего никому не сказать. Я и не собирался никому про это говорить, но не потому, что она этого хотела, а потому, что мне попросту было плевать на это.

Тогда мы поболтали совсем недолго. Сейчас я даже не вспомню, о чём мы разговаривали. В тот момент я был заворожён её губами, которые быстро шевелились, рассказывая мне что-то.

Ночью после нашей встречи я почти не спал. Всю ночь мне не давал покоя образ Лоры. Я корил себя за свои мысли, но не мог заставить себя убрать из головы её красные губы.

– Я принесла тебе кофе, – всё тем же жизнерадостным голосом сказала она, вырывая меня из моих воспоминаний.

Она поставила пластиковый стаканчик передо мной. Сама же опустилась на стул и, прихлебнув из своего стаканчика с кофе, очередной раз широко улыбнулась.

– Спасибо. Я как раз никак не могу проснуться.

Её янтарные глаза смотрели на меня в упор.

– Ты до сих пор ломаешь голову по поводу того араба? Разве Клайд не должен был проверить базы данных авиакомпаний? – небрежно спросила она.

– Он этим и занимается. Так же, как и я, он делает всё возможное.

– Понятно, – сказала она безразлично, не забыв при этом закатить глаза.

– Что? – с лёгким возмущением спросил я. – У тебя сомнения по этому поводу? Или ты не веришь в его невиновность?

– Не в этом дело, – слегка помедлив, а затем, добавив, она сказала: – я просто думаю, что это бесполезно. Вы ищите иголку в стоге сена. Неизвестно, в каком месяце он прилетел и вообще здесь ли он до сих пор. Сотни людей подходят под описание. А если предполагаемый убийца уже не в этой стране, то считай, что вы уже не оправдаете того, второго араба.

Не успев начаться, меня уже стал раздражать этот разговор. А точнее, с какой лёгкостью она отзывалась о несчастье других. Особенно меня возмущала её подчёркнутая небрежность, когда она говорила: «араб». В момент, когда она произносила это, у неё на лице появлялась пренебрежительность. Будто все, кто ниже среднего класса, недостойны от неё даже минимальной жалости, а уж тем более помощи.

Чтобы не отвечать ей и тем самым не выдавать своего раздражения, я взял кофе и начал пить. Смотря в пустоту, я делал вид, что задумался о чём-то важном. На самом деле, я думал о том, что все красивые люди от природы эгоистичны. Они с самого детства растут с чувством собственного превосходства над другими. И понимают, что имеют преимущество над другими, менее симпатичными детишками. И в этом виноваты окружающие. Их больше любят воспитатели и учителя, им прощают манипуляции и шалости, и даже если они нашкодят, то родители, скорее всего, просто будут умиляться проделкам своего эгоистичного ангелочка. В конечном итоге они вырастают циничными взрослыми, которые уже не могут жить без того, чтобы ими не восхищались.

И тут я вспомнил Мари. Она никогда не была эгоистичной и циничной со мной. Она любила и ценила меня. Моя теория рухнула в ту же секунду, как только я представил ласковые глаза своей жены. Наверняка это было самое быстрое ниспровержение своей же теории, которую когда-либо выдвигал человек. Я усмехнулся про себя.

А ещё я думал о том, что неплохо было бы уже заканчивать этот неприятный разговор и затяжное молчание после него. Я хотел, чтобы кто-нибудь ещё помимо Лоры зашёл ко мне в кабинет и нарушил это неловкое молчание. Я чувствовал её сверлящий взгляд на своём лице. Мне не хотелось вступать с ней в спор. У меня не было ни малейшего желания доказывать ей свою точку зрения. Я считал, что ещё не всё потеряно и мы сможем найти настоящего убийцу семьи Акифа. Смысла доказывать в теории то, что можно показать на деле позже, не было. К тому же я знал, что Лора бывает чересчур упрямой.

Мои молитвы были услышаны. В тот момент, когда я уже думал о том, чтобы выпроводить Лору, в комнату влетел Клайд. Я вздохнул с облегчением.

Он был жутко взволнован. Увидев Лору, сидящую напротив меня, он совладал со своими эмоциями и уже спокойным шагом дошёл до моего стола. Она бросила мимолётный взгляд себе за плечо для того, чтобы понять, кто вошёл в кабинет. Это была всего секунда, но я заметил на её лице раздражение. Всего на секунду её маска спала, и она показала своё истинное я. Она думает, что никто не замечает этого. В основном так это и происходит, но я давно начал подмечать её перевоплощения в такие моменты и уже не удивлялся её ханжеству.

Клайд же в это время, проходя за её спиной, начал намекать мне своим взглядом, перебегающим то на неё, то на меня, на что-то непристойное. Улыбка у него была, как и всегда в такие моменты, невыносимо ехидная. Полицейский он был хороший, но в эмоциональном плане он остался на уровне выпускника старших классов.

– Привет, Клайд, – произнесла Лора со своей неизменной улыбкой.

– Привет, милая, – сально ответил школьник с телом взрослого мужчины.

– Ладно, я пойду. Мне ещё нужно кучу бумажек разобрать до обеда. Если понадоблюсь, то ты знаешь, где меня найди, – обратилась она уже ко мне.