Кистень

– А ещё что-то есть? – спросила она, отодвинув стакан в сторону. Напиваться таким она была просто не в состоянии.

– А как же, целых два – отдельно самогон и отдельно сок, – сообщил Ромка и полез под стол за напитками.

– Ладно, наливай сок, – вздохнула Мика, чувствуя, как просится наружу уже сделанный глоток мерзкого пойла.

– Как скажете, леди.

Стол, на котором в качестве закуски фигурировали ставрида в масле, миска огромных соленых огурцов и нарезанная крупными кусками любительская колбаса, был накрыт на веранде. Неподалеку от неё, на берегу реки, горел большой костер. А музыку включать никто не торопился, хотя когда все начинают под неё скакать, смыться куда проще.

Тем временем вокруг Кайсарова уже сгруппировались любители попеть хором и под гитарные аккорды затянули что-то заунывное. Дым от костра иногда залетал на веранду, добавляя абсурдности в происходящее. Кто-то смешивал ещё порцию коктейля, Алька вовсю кокетничала с Павлом, а Регина обнималась с Дэном, выбрав для этого самое освещенное место. Так что у Мики иного выхода, как закрыть глаза и сделать вид, что тоже поет, не оставалось. Лишь бы никто не видел, как ей плохо…

«Десять девушек едут Веной,

плачет смерть на груди гуляки…»*

Голос у Кайсарова был низкий, с хрипотцой, так что вторить ему было легко. Она и вторила, как могла. Быть подпевалой? Да без проблем! Мелодия прихотливо менялась, то ускоряясь, то почти замирая.

«…а за ними в серебряной стуже

старой Венгрии звезды пастушьи,

и ягнята, и лилии льда…»

Мика очнулась только когда сообразила, что теперь поют только они вдвоем. Остальные как-то незаметно замолчали. Почему так получилось, она не поняла – то ли больше никто не знал слова «Маленького венского вальса», то ли «Слеза Буратино» сыграла свою роковую роль. Отступать было некуда, казалось, «душка» Кайсаров иронично косится в её сторону, понижая голос и лукаво меняя тональность.

«… я оставлю эхо дыханья

в фотографиях и флюгерах»

Он уже стоял рядом, так что гриф гитары с бегающими по струнам смуглыми пальцами оказался прямо перед её глазами.

«…и флюгерах»

Мика испуганно задержала дыхание, чувствуя, что взяла слишком высоко, может не вытянуть последние строки, и он понял – наклонился и почти шепотом повел за собой.

«…и шагам твоей поступи вверю

ленты вальса, скрипку и прах».

Песня закончилась.

– Блеск! – констатировал Ромка. – Лучший дуэт сезона! Переплюнут любого Кобзона.

Неожиданно Кайсаров поклонился и поцеловал кончики пальцев Мики. Потом молча вернулся на свою скамейку. Налетевший порыв ветра задул две свечи.

Кто-то захлопал в ладоши. Мика подняла голову и откинула с виска крошечные индейские колокольчики. Две секунды, минимум две секунды надо было выдержать изумленно-раздраженный взгляд Регины. И отвернуться.

Внезапно ей стало весело, настолько, что она с трудом сдержала смех. Неужели бывшая подруга откроет сезон новой охоты? А ведь похоже на то… Этот вечер, язычки пляшущих на ветру огоньков свечей и два голоса, то сливающиеся, то догоняющие друг друга. А потом склоненная к её руке голова Кайсарова. Такое Регина просто не сможет простить «мелкому ничтожеству», как она назвала однажды Мику. Назвала в присутствии Дэна. А тот только опустил глаза и промолчал.

Две секунды истекли. Теперь она имела право выбирать, что делать дальше. Петь не хотелось, хотя на неё поглядывали выжидающе. Болтать с Сашкой? Просто торчать тут?

Мика встала и отправилась к костру. Посидела рядом с ним, шевеля в огне палкой. Подошел Ромка, принялся что-то рассказывать. Она слушала, кивая и думая о своем.

***

Откуда взялась эта ненависть, Мика так и не смогла понять, как ни старалась. Первое, что вспоминалось – ей пять лет, и в гости к ним приходит высокая красивая женщина с девочкой. Региночке тоже пять, она крупная, нарядная и избалованная, так что рядом с ней Мика-мышонок теряется. Девочка по-хозяйски лезет в Микин ящик с игрушками, фыркает, крутит любимой кукле Матрене голову. Мике обидно, но она молчит. Тогда девочка закрывает дверь детской и толкает её, так, что Мика падает на пол. Она не кричит и не плачет, но кто-то слышит грохот опрокинутого ящика. Регину начинают воспитывать, она покаянно мотает головой: «Больше никогда, мамочка».

После этого они изредка встречались и, как ни странно, даже немного сдружились. А когда оказались на одном курсе Академии, Мика искренне обрадовалась – все-таки среди семидесяти незнакомых парней и девчонок есть хоть одна подружка. Они так и ходили поначалу – парой. На занятия, в класс рисунка, в столовую.

Но потом начались странности, которые Мика некоторое время старалась не замечать. То косые взгляды однокурсников, которым кто-то наболтал, что у неё был недобор проходного балла, и в бесплатную квоту её вписали за взятку, то пропала её курсовая работа по живописи, и в последнюю ночь перед сдачей пришлось спешно писать новый натюрморт, то Дэн вдруг спросил, не армянин ли её отец. Последнее Мику задело особенно – какая разница, кто её родители? И то, что свое экзотическое имя Микаэла она получила в честь лучшей подруги матери, она объяснять не стала. Постаралась перевести все в шутку.

Но это был только первый звоночек – то, что Мика не оправдывалась, хотя сделать это было легко, и ничего не пыталась никому доказать, только подливало масла в огонь. Регина оказалась из тех, кто постоянно ищет себе жертву, а найдя, начинает её исподтишка третировать. Многие на их потоке были в курсе происходящего, и Мике искренне сочувствовали. Но и у Регины были приспешники-болельщики. Так что нехорошее развлечение приобретало иногда характер травли. А то, что её предал Дэн, поначалу Мику просто подкосило. Если бы не Сашка, не Алька и ещё несколько человек, она бы ушла или хотя бы взяла академический отпуск. Но это был не выход. Выход один – выстоять.

Она не могла изменить ситуацию, поэтому пыталась изменить себя. Получалось плохо.

***

– Эй, ты что, уснула? – вывел её из задумчивости голос Романа.

– Что? Ой, извини, что-то у меня голова разболелась. Пойду-ка я действительно спать. Иначе завтра буду никакая.

– Я тебя провожу. – Он встал и протянул ей руку.

Мика хотела возразить – в конце концов, до их домика рукой подать, всего метров сто. Но внезапно ей пришла в голову забавная мысль. А что, если Ромка Кайсаров чем-то сродни Регине? Нет, вряд ли он способен на такие пакости, как Региночка. Просто подсознательно соперничает с отцом – таким успешным и талантливым. И не просто так он отправился за ней к костру, и провожать собрался тоже не просто так.

Скорее всего, эта догадка была чушью, просто она зациклилась на своих проблемах с Региной. Но можно и проверить.

Неужели в ней, наконец-то проснулась женская стервозность? И хорошо это или плохо?

Во всяком случае, к своему домику Мика отправилась, не прячась в тени. Она демонстративно протащила Ромку мимо веранды, на которой продолжали пить и петь. И не сомневалась в том, что их заметили, все, кто там был.

– Черт, комары кусаются! – пожаловался младший Кайсаров. – А луна сегодня какая…Красота!

Луна была действительно эффектная, хотя уже слегка ущербная. И комары кусались даже через свитер.

По дорожке, освещаемой одиноким фонарем, они подошли к домику. Мика открыла, было, рот, чтобы сказать Ромке, что тому пора возвращаться. Но не успела – прямо на них из темноты выскочила довольно объемистая фигура в белом. Она налетела на Мику и на ощупь оказалась мягкой и теплой.

– Ой! – вскрикнула фигура слабым голоском. И добавила: – Извините!

– Ничего, – пробормотала Мика, отстраняясь.

– Что-то случилось? – спросил Ромка, разглядывая наряд незнакомки, никак не подходящий для появления в общественных местах. Проще говоря, на ней была ночная сорочка и пеньюар.