Ведьмы горят на рассвете

Разум затуманился. Не магия заставила меня так поступить, а скорее её результат – мирная тишина, воцарившаяся в душе, которую магия принесла с собой. Я вдруг осознала, что не обязана быть удобным человеком, какого хотят видеть другие. Только не с Владом. Глаза каждого вокруг неустанно твердили: «Дай нам причину выбрать тебя, Ярослава». Его же глаза, тёмные, как ночь вокруг, сказали: «Мне не нужны причины. Я просто здесь».

В следующую же секунду я поняла, что приняла плохое решение. Влад отпрянул назад с расширившимися от изумления зрачками.

– Нет, – сказал он.

Мои щёки вспыхнули от стыда.

– Разве не этого ты хотел? – «Я сделала это неправильно? У Татии всегда срабатывало».

– Нет. – Его глаза забегали по пустым улицам, точно ища, чем отвлечься. А потом Влад опять посмотрел на меня. – Я имею в виду… не так.

– Не понимаю.

– Вот именно! – Он обогнул церквушку, и следуя за ним, я оказалась у реки, на другом берегу которой чернел лес. Тут остался маленький кусочек старой мраморной набережной, и в ночи вода за ней выглядела бездонной и неподвижной, точно портал в преисподнюю. Я чувствовала себя глупо, но понимала, если уйду прямо сейчас, то буду жалеть вечно.

– Кажется, я вчера умер, – почти шёпотом сказал Влад. Мы теперь стояли бок о бок перед речной бездной, на мокром, блестящем мраморе.

– То есть? – У меня сдавило горло. Судя по голосу, он не шутил.

– У меня сердце остановилось. А потом снова забилось, и я почувствовал. Всё. – Влад сунул руку в карман и показал мне страницу, вырванную из книги. Другой книги. Она была о сигиллах – магических метках, которые наделяют своих обладателей властью над человеческими эмоциями. В моей книге мельком упоминалось об этом, а ещё о том, что помимо шрама в форме сигиллы, в ритуале требуется лунный свет, вода и некая кровавая жертва, однако я даже не думала, что она подразумевает смерть.

До того как я успела взять страницу, Влад спрятал её обратно.

– Прости, что напугал, – он вздохнул, и вся прежняя тревога исчезла из его голоса вместе с секретом, который он пытался поведать мне всё это время. Он сел на мрамор, опустив голову в руки. – Я просто… просто мне некому ещё рассказать. А мне очень нужно было с кем-нибудь поделиться, иначе я бы сошёл с ума.

«Магия существует, магия существует», – точно мантра, закрутилось у меня в голове. Это ведь именно то, чего я искала: возможность всё знать, всё контролировать! Я буду знать, что делать и говорить, чтобы заставить людей больше надо мной не смеяться, буду знать, как себя вести и куда идти, чтобы заставить людей меня полюбить. Поймаю других на лжи ещё до того, как они поймут, что солгали.

Я села рядом с Владом.

– Было больно? – «Магия существует, магия существует, магия существует…»

– Да. Но только секунду.

Я взглянула на зарождающийся рассвет, окрасивший тонкую полоску горизонта за рекой в фиолетовый. «Не сражайся в чужой войне, – сказала как-то мама. – Иначе тебе обрубят крылья, мой ангелок».

Но если у меня будут силы, чем бы эти силы ни были, никто больше не посмеет надо мной издеваться. Никаких синяков, никакого бегства, никаких изъянов. Не придётся искать могущественных друзей, потому что я сама буду могущественной. Неуязвимой. Выиграю любую войну.

– А теперь? – я посмотрела на Влада.

Он внимательно посмотрел на меня в ответ, словно читая что-то в моих глазах.

– А теперь я могу чувствовать, что чувствуешь ты. – Он задумался. – Ты переживаешь, но в то же время тебя что-то вдохновляет и… завораживает. – Он был прав.

«Магия – зло», – говорил Богдан. И я хотела быть героем, герои не могут использовать злую магию. Герои не жульничают, чтобы стать таковыми.

– Ты можешь снова замедлить моё сердце? – спросила я.

Влад не ответил. И даже не шелохнулся, однако я ощутила, как тяжесть моих переживаний медленно уходит с груди. Нагнувшись, я подняла с земли острый осколок разбитого стекла. «Да будут прокляты все герои». Мои пальцы не дрожали, когда я вырезала кривую, угловатую сигиллу, точно как изображала её книга, на внутренней стороне своей руки. Кровь хлынула по коже.

– Давай, – сказала я. «Обруби мне крылья, если это наконец подарит мне власть».

6. Ярослава

(Сейчас)

– И в чём вам нужна моя помощь? – спрашиваю я, следуя за Миром по коридору квартиры. В сумраке раннего утра всё вокруг кажется бесцветным: люстры, ковры, фотографии незнакомцев на стенах… И ни единого намёка на то, какой магией пользуется её владелец: ни трав, ни драгоценных камней, ни карт Таро, которые всегда мне казались слишком капризными, чтобы их можно было верно истолковать.

– Увидишь. – Мир толкает дверь в самом конце коридора.

Передо мной открывается комната, вижу огромное зеркало в латунной оправе, смотреть в которое намеренно избегаю, старый платяной шкаф, и кровать – не двуспальную, но достаточно широкую, чтобы можно было зарыться в подушки и одеяла и с наслаждением забыть обо всех проблемах. Посредине, чуть поодаль от стола-секретера, стоит резное кресло, повёрнутое к окну словно трон. Словно кто-то наблюдал за восходом всего несколько мгновений назад, но ушёл, спугнутый нашим прибытием.

Когда я замираю на пороге, Мир выгибает бровь.

– Ждёшь приглашения?

– Может быть. – Но на самом деле я в замешательстве. «Именно в таком месте всегда мечтала жить Тата». За тюлем виднеется балконная дверь, не крыша, но всё равно достаточно места для маленькой вечеринки. И я видела бутылку шампанского в холодильнике, кто остановит меня, если я налью себе бокальчик?

Разница лишь в том, что сестры теперь нет, а я – раб. Неприкаянный дух, без прав и собственной воли, вызванный, чтобы выполнить чьё-то желание, которого изгонят обратно, когда работа будет выполнена. Моя судьба – умереть.

«Нет, я не принимаю судьбу, избранную за меня кем-то».

Мир напрягается, когда я подхожу и усаживаюсь в кресло-трон с наигранной расслабленностью. Даже без моих магических сил Мир видит во мне угрозу и не чувствует себя безопасно в моём присутствии. Когда он передаёт мне конверт, который принёс Аделард, то делает это так, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.

– Вот, взгляни.

В конверте фотографии.

– Видела подобное прежде? – спрашивает Мир, присев на край секретера, подальше от меня.

Поначалу фотографии напоминают мне некое произведение искусства: на них изображена девушка, чьё тело покрыто серебряной краской. Однако чем дольше я разглядываю её, тем более гнетущими становятся мысли. Ни один художник не может быть столь щепетильным. Фотографии сделаны с разных ракурсов, так что я вижу, что всё: складки одежды, ладони, губы и каждая кудряшка, – покрыто неестественным, отполированным серебром. Точно драгоценная статуя, которая заснула среди травы. Пугающе реалистичная статуя.

– Джасна стала третьей жертвой, – продолжает Мир. – Есть идеи?

Пожимаю плечами:

– Я знаю, как это делается. И для чего. Чтобы защитить тело от…

– От разложения. Что означает, она мертва, да.

– Её убил ты?

Пауза затягивается. Поднимаю глаза и вижу, что Мир смотрит на меня как-то растерянно.

– Нет. – Встретив мой недоверчивый взгляд, он качает головой. – Нет! Может, в твоей реальности люди бегают и убивают друг друга, но не в моей. Однако кто-то продолжает это делать, продолжает убивать тех, кто пользуется магией, снова и снова. У первой жертвы была вскрыта грудная клетка и вырвано сердце, второго нашли в трёх частях. А теперь Джасна. Магия создана не для того, чтобы использовать её вот так.

«Вот так? Для убийств, как использовала её я?» – не знаю, хотел ли Мир меня обидеть, но у него получилось.

– И на целой планете вы не нашли никого живого, чтобы проконсультироваться, что аж пришлось воскрешать меня? – спрашиваю с горькой язвительностью.