Четвертый корпус, или Уравнение Бернулли

* * *

На сияющую коричневым глянцем сцену выбежал Леха, макнул кисть в баночку с синей гуашью и по просьбе Гали дописал на заднике недостающую букву «с» в слове «мисс». Спустя какое-то время, выполняя поручение Нонны Михайловны, с точно такой же баночкой к заднику подбежал Марадона и дописал еще одну. Раздались аплодисменты.

Придерживая руками пышную прическу, которая еще не была закреплена жемчужными шпильками, из-за желтой кулисы выглянула Лиза. По бликам на очках она нашла в зале Сережу, помахала ему рукой и спряталась обратно. Она еще не совсем была готова к конкурсу, и Женька делал все возможное, чтобы успеть к началу: орал на всех, топал ногами и размахивал дуофиброй.

С нашей стороны на сцену можно было подняться по лестнице, и поэтому правая кулиса была шире, чем противоположная. Места здесь оказалось достаточно для двух деревянных скамеек, старого рояля и большой музыкальной колонки. На колонку Женька поставил свою сумку, а на крышке рояля разложил ее содержимое.

– Где ты набрал столько косметики? – спросил Виталик, разглядывая золотую пудреницу Guerlain. – Даже у моей мамы столько нет. «Гур-лян». Да? – Слово на непонятном языке Виталик прочитал по слогам, а затем осторожно положил пудреницу на место.

– Гурлянда, – повторил Валерка и сипло захихикал. – Ага!

Оказавшись в облаке лака для волос, он чихнул и громко высморкался в блеклый драпированный занавес.

– Женя! Женя! Женя! – Дергая Женьку за рукав джинсовки, Анька бегала взад-вперед и мешала ему закреплять жемчужные шпильки в волнах волос цвета «марсель». – Мы должны, мы просто обязаны выиграть!

– Да успокойся ты! – Женька развернулся и слегка встряхнул ее за плечи. – Тушь найди там… Да не эту. Для объема.

Дрожащей рукой Анька взяла с крышки рояля нужную тушь и случайно уронила ее на пол. Дважды блеснув золотой надписью, туба укатилась за колонку, но найти ее уже было невозможно, потому что в эту самую минуту на сцене и за кулисами погас свет. Освещенная фонариком, направленным на нее из зала, к микрофону вышла Галя.

– Стоп! Обратно! – пискляво заголосила Маринка из-за противоположной кулисы, и все повторилось в обратном порядке: Галя ушла со сцены, включили свет, Женька увидел на полу тушь и выпустил Аньку из рук. Та сразу же заметалась, приговаривая: «Женя! Женя! Женя!»

– Гурлянда, ага! – повторил Валерка и отошел в сторону, пропуская к нам Маринку.

Под противное кряканье пакета та перебежала через сцену, облокотилась на рояль и приложила руку к виску.

– Женя, это ужасно, – сказала она, как будто, кроме них, здесь больше никого не было. – У нас там катастрофа! Катастрофа!

Маринкина катастрофа заключалась в том, что невозможной красоты прическа их конкурсантки, которая на самом деле выглядела так, будто на нее приземлилась летающая тарелка, полная гуманоидов с антеннами вместо ушей, только что кошмарным образом развалилась, потому что одна из антенн…

– …сломалась пополам. Она просто взяла и сломалась пополам! – визжала Маринка и дергала Женьку за руку, не давая ему ничего сделать.

Догадавшись, что антенны – это канзаши, японские палочки, которыми гейши украшали свои прически, Женька достал из своей сумки деревянную замену сломавшейся и протянул ее Маринке. Это уже было мини-предательство, поэтому на всякий случай Анька закрыла собой рояль, чтобы Маринка не попросила что-нибудь еще. Но, к нашему ужасу, вместе с палочкой Маринка забрала всего Женьку целиком, чтобы тот собственноручно собрал развалившихся гуманоидов заново.

– Встречаем! – радостно сказала Галя в микрофон и в круге света от фонарика встретила Маринку с Женькой.

– Куда?! – проныла Анька и стукнула кулаком сразу по нескольким клавишам. – Это же команда соперника!

– Встречаем! – снова сказала Галя.

На этот раз, шурша одинаковыми бумажными цветами, пришитым к платьям, на сцену вышли наша с Женькой Вика, Роза Виталика и остальные участницы конкурса, но Лиза вцепилась в Аньку и отчаянно замотала волнами крупного гофре.

– Я не пойду, я боюсь! – лепетала она, пытаясь зарыться головой под Анькину джинсовку, тогда как другие участницы уже представлялись, передавая друг другу свистящий микрофон.

Анька попробовала отцепить ее будто сведенные судорогой маленькие пальчики и присела перед ней на корточки.

– Не может быть, – сказала она, не веря тому, что видит. – Ты же занимаешься танцами. Ты не должна бояться сцены!

– Так то с Антоном, – объяснила Лиза и некрасиво скривила рот. – Я одна никогда не…

Карие глаза заблестели, намокли, и на светлых ресницах повисла крупная слеза. Еще немного, и все старания феикрестной превратятся в грязные потеки на побледневших щеках. Анька поднялась, выглянула из-за кулисы, нашла в зале удивленные глаза Сережи и обернулась к Лизе.

– Не выдумывай! – сказала она и стала подталкивать на сцену.

За кулисами пол почему-то не покрасили. Доски здесь были пыльными, в занозах и трещинах, но там, где кончались кулисы, пол сиял коричневым глянцем, в свете рампы показавшийся вдруг кроваво-красным, и перейти эту черту Лизе не давал почти животный страх.

– Да что здесь страшного? – в отчаянии запричитала Анька и обняла дернувшуюся от ее прикосновений Лизу. – Все отрепетировали, даже ответы на вопросы выучили.

– А ты сама выйди, – сказал вдруг Виталик со своей скамейки таким тоном, как будто предлагал ей прыгнуть со скалы. – Выйди и посмотришь. Я один раз в детском саду на утреннике стихотворение забыл, которое мы с мамой неделю учили. Такой стыд был! До сих пор сцены боюсь.

Все повернулись к Виталику, Валерка с Вовой дружно захихикали, а у Лизы на ресницах повисла еще одна слеза.

– Выйди, выйди, – засуетилась я, потому что свистящий микрофон уже пропутешествовал через всех участниц, и наша с Женькой Вика оглядывалась в поисках соседки. – Женька же стоит возле своих гуманоидов! А с тобой не страшно, помнишь?

Стоя на сцене, Женька доделывал прическу конкурсантке от первого отряда и совершенно не обращал внимания на то, что, глядя на него, Пилюлькин что-то бубнит Нонне Михайловне, а та кашляет и сует ему коробку конфет «Вдохновение».

– Ладно, пойдем вместе, – бодро сказала Анька и, взяв за худенькие плечи свою Лизу, шарахнула каблуком по коричневому глянцу.

В зале раздались аплодисменты, Лиза получила в руки микрофон и, едва не обмирая, представилась. Пощелкав пальцами, Анька попросила у меня ответы на вопросы викторины. Я схватилась за занавес, вляпалась в Валеркины сопли и передала ей свернутый гармошкой лист.

– Вот же, вот, – шептала она перепуганной Лизе, пока микрофон начинал новый круг. – Все ответы у нас есть. Первая женщина космонавт – Валентина Терешкова, первая женщина нобелевский лауреат – Мария Кюри. Мы во всем первые, мы во всем смелые, хоть и виноваты все кругом, как Ева. Смотри, вон и Женя!

Рукой она показала на заканчивающего прическу Женьку и вдруг негромко охнула и тоже, как Лиза, стала переминаться с ноги на ногу, чтобы никто не заметил, как задрожали колени.

Там, куда она показала, прямо за Женькой и обладательницей прически с гнездом гуманоидов, за противоположной кулисой сидел Сашка и улыбался ей, закрываясь сценарием от ноющей Маринки. Два бронебойных попали точно в цель. Анька покачнулась и схватилась за самую ненадежную сейчас опору – с запинками отвечающую на вопросы викторины Лизу. Над сценой замигал свет – закоротило рампу.

– …а потом меня увела заведующая, – продолжал тем временем свой рассказ Виталик, – и деревянный домик для медведя так и не дали.

Его слушали уже только Валерка и Вова и рыдали от смеха в складки занавеса. Увидев их, Лиза тоже улыбнулась и подняла глаза на Аньку.

– Иди, песню я сама спою, – тихо сказала она и толкнула ее бедром к засморканной кулисе.

Но Анька осталась стоять на месте. Она, как загипнотизированная, смотрела на треугольник румянца, что-то шепчущие ей губы, пыталась по выражению глаз понять что, но сквозь свист микрофона, хлопки и выкрики из зала не могла ничего разобрать. Боясь потерять его взгляд, она тоже шевельнула губами, он что-то ответил, наклонил голову, посмотрел на нее исподлобья с поднятой бровью и таким же поднятым уголком губ. И это уже означало, что он тоже не против, а ведь не против – это почти за.

– Нонна! – вдруг громко сказал Пилюлькин и показал толстым пальцем прямо на Аньку. – У них у всех губы одной помадой накрашены!

Нонна Михайловна бросила быстрый взгляд на сцену и вскрыла коробку конфет.

– Аркадий, тебе показалось. Это свет так падает. На вот, возьми конфетку. Ты же такие любишь.

Анька вздрогнула и повернулась к залу. Почти две сотни пар глаз смотрели на нее: все отряды, персонал, весь педсостав. В первом ряду сидел Пилюлькин. Все остальные смешались в общую шевелящуюся массу.

– Иди, – повторила Лиза, толкая ее руками. – Все уже нормально.

Анька закивала, что-то поправила в ее идеально уложенных волосах и, непростительно громко стуча каблуками, ушла со сцены.

– Ужас… – сказала она, продолжая какой-то свой внутренний монолог и пытаясь отдышаться, как будто только что пробежала стометровку. – Для девочки это какое-то немыслимое испытание! Неужели Ева так сильно согрешила?

Я прислонилась к роялю и сложила на груди руки.