– Сынок, я понимаю твоё положение и искренне сочувствую тебе. Но и ты должен понять, что людей у меня не хватает и я делаю всё что могу, чтобы облегчить вам службу.
Короче будь паинькой и не беспокой взрослых глупыми вопросами…
Уже начиная слышать мерзкое хихиканье судьбы, я извлек из нагрудного кармана письмо, полученное мной в последний день пребывания в медицинском центре.
– Сэр, в этом письме сказано, что я являюсь ценным, стратегически важным солдатом. Использование меня в качестве мойщика посуды, большая ошибка!
Он хмыкнул, но письмо взял. Я видел, как поднимаются его брови по мере чтения.
– Что за хрень? – удивлённо выдавил капитан. – Я, конечно, не вижу, чтобы тут было написано, что ты настолько "стратегически важен", как хочешь это показать, но я всё же дам взглянуть это начальству… Сиди здесь, с места не двигайся, руками ничего не трогай.
Поморщившись, он, с явным отвращением на лице, взял письмо двумя пальцами, будто дохлую мышь за хвост и вышел.
Полчаса спустя, я оказался в кабинете начальника части. Это был грузный лысеющий мужчина, с погонами полковника. Уставившись на меня, выпуклыми как у рыбы глазами, он укоризненно покачал головой и потерев свою короткую красную шею, хрипло выдавил:
– Во-первых, я хочу знать, почему ты скрыл от командира важные сведения о себе? Во-вторых… Хм-м… Ладно, хватит и, во-первых!
Его скрипучий надорванный голос напоминал звук пилы.
– Но сэр! – стал оправдываться я. – Я никогда не скрывал своего происхождения и даже не подозревал, что этот факт может оказаться важен интендантской службе!
Он свёл брови, и мне показалось, что сейчас я услышу, как вращаются его извилины.
– Интендантской службе важно всё! – холодно отрезал он, а потом вдруг заорал. – Да знаешь ли ты, что я могу осудить тебя и заставить гнить в армейской тюрьме, несколько месяцев, а может даже и целый год?!
– Знаю сэр, – не понимая, к чему это он клонит, ответил я. (Не считая "странного" набора генов, я был полностью невиновен).
– Тогда признавайся!
– В чём именно признаваться, сэр? – поползли на лоб мои глаза.
– Ладно, забудь! – махнул рукой полковник. – Это такая проверка. Виновные на ней всегда колются… М-да…
Он встал из-за стола и зашагал по кабинету, за моей спиной. Очень неуютное ощущение, скажу я вам.
– Мы больше не можем использовать тебя, как мойщика посуды, – после продолжительного раздумья выдал командир. – Ты действительно стратегически важен… Назначить тебя в другую часть, я тоже не могу. Видишь ли, есть приказ генерала, отправить тебя именно сюда. Однако, я могу рекомендовать командованию отчислить тебя по профнепригодности…
Его лицо озарилось внезапной догадкой.
– Так я и сделаю!
– Но полковник! – негодуя вскричал я. – Мне нечего делать на гражданке! Я поэтому в армию и пошёл!
Он вновь нахмурился.
– Молчать рядовой! Не тебе решать, что с тобой будет! Тебя это совершенно не касается. А сейчас, исчезни с глаз моих, а не то, в два счёта угодишь в армейскую тюрьму!
Армия, абсолютно нелогичная штука. В ней, солдата совершенно не касается то, какие изменения произойдут в его дальнейшей судьбе.
Провалявшись в казармах три недели, я получил приказ об увольнении из войск Соединённых Штатов.
Так, я опять стал штатским человеком.
Очутившись на "гражданке", я вновь оказался в той же ситуации, что и два года назад. Только теперь, путь в армию был отрезан. Ну что ж, наверное, надо было искать работу…
Скотина-судьба ржала надо мной, как пьяная лошадь!
В первую очередь, я сел и стал обдумывать сложившуюся ситуацию.
Пока я "наслаждался" армейской жизнью, мой троюродный кузен Роберт Минамото,
открыл школу восточных единоборств. Будучи чистокровным японцем, он начал изучать дзюдо и карате, с четырёх лет. Теперь же, став почётным мастером обоих стилей, он открыл эту самую школу, при этом дав ей название: "Дзю-Карате-до".
Я, будучи хоть и дальним, но всё же родственником, решил постараться устроится к нему на работу.
Уж не знаю кем.
Каким-нибудь, там, смотрителем, или даже уборщиком (на первое время). Тогда бы, я стал изучать эту его борьбу и имея очень неплохие физические данные, начал бы быстро продвигаться по лестнице цветных поясов. Став помощником инструктора, а потом и самим инструктором, я бы получал приличную зарплату.
Ага, разогнался…
Роберт основал свою школу в Парк-Сити, самом богатом районе Далласа и поток состоятельных учеников тёк ручьём изобилия. Загвоздка была лишь в том, что он просто мог не принять меня на работу. Однако, помня его высказывания о святости родственных уз, я смел надеяться.
Зайдя, в изукрашенную в японском стиле, дверь школы, я вылетел из этой самой двери пять минут спустя, вверх тормашками.
Оказалось, что кузен Роберт, испытывает ко мне три, очень горячих чувства:
1)
Он меня стыдится (по его словам, я опозорил благородную самурайскую кровь только одним своим существованием).
2)
Он меня презирает (потому что я, пренебрегая позывам указанной выше крови, пошёл учить презренную гимнастику, вместо сверкающих как алмазы, единоборств).
3)
И наконец. Он меня ненавидит (потому что я, совершив страшную ошибку (изменение фамилии), вычеркнул себя из рядов великолепной семьи Минамото).
Ну вот. Я изменил фамилию чтобы поменять жизнь к лучшему, а получилось наоборот.
А знаете, я совсем не жалею!
Лучше быть безработным Малиновским, чем работающим блондином Минамото. Таково моё мнение, а те, кто со мной не согласен, пусть встанут и уйдут. Я их не задерживаю…
5
Слегка оправившись от тумаков, полученных от кузена, я отправился на биржу труда для неквалифицированных рабочих, и взял первую попавшуюся работу.