Легенда о Великой волне

Моряки одной команды начали гуськом карабкаться на дюну, пригибаясь к земле и высоко поднимая ноги, которые даже в специальных сапогах уходили в песок до середины икры. Шедший впереди преодолел половину подъема, остановился и осмотрелся. Песок начинал бурлить. Мужчина вбил копье в землю, но ноги разошлись, и он потерял равновесие. Упал и покатился вниз, а его товарищи отчаянно пытались спастись от песчаной волны, сбегающей по склону.

Но их усилия были тщетны. Дюна сбила с ног всех до единого и стащила вниз, жадно заглатывая в песчаную пасть.

Живая лавина поглотила крики, тела, копья и головы.

Найла с воплем бросилась к другой дюне. «Уходим!» – крикнула она.

Словно собираясь поставить подножку, на песке мелькнула полоска тени. Девушка инстинктивно перепрыгнула ее и понеслась еще быстрее. Один из крючьев просвистел совсем рядом с ее головой и рухнул на песок в десятке метров, расколовшись вдребезги.

Еще пара прыжков на полной скорости – и Найла перешла на шаг. Она даже не заметила осколков деревянного крюка. И не отрывала глаз от дюны под ногами.

Вся команда была рядом; Найла слышала дыхание матросов, тяжелое от быстрого бега и пережитого испуга. В ожидании приказов они подняли луки над головой.

Найла натянула куфия на нос и перекинула лук через плечо:

– Трое прикрывают сзади. Остальные – за мной.

И уверенно пошла по песку. Однако через пару метров пришлось остановиться: путь преграждала гигантская туша.

Эту гору старого мяса, покрытую гнилой черной шкурой, исторгла из себя дюна. По спине чудовища из огромной, чуть ли не двухметровой раны в боку текла вязкая кровь. Вокруг отвратительной розовой мякоти на шкуре виднелись ссадины поменьше, глубокие порезы, гнойники, язвы, лопнувшие волдыри и сероватые бубоны. Из разодранной туши струились ручейки песка, тут и там торчали кости, искореженные хрящи и какие-то темные железяки.

Острие гарпуна застряло в позвонке довольно странного амарантового цвета – наполовину костяном, наполовину медном. Встав на цыпочки, Найла попыталась его вытащить.

В предсмертной агонии рыбина свернула набок гигантский хвостовой плавник. Он был изрядно потрепанным, с истерзанными краями, будто лезвие клинка, побывавшее в тысяче битв. Или кость, обглоданная гигантскими челюстями.

От поверженной гнилой плоти исходил чудовищный смрад.

Этого кита, казалось, прикончили не обычные гарпуны, а нечто куда более смертоносное. Найла пнула тушу сапогом. Мясо дряблое, намного дряхлее, чем она себе представляла. Старая кожа вся изранена, в морщинах и складках – невыносимое зрелище. От одной мысли о том, что такую дрянь можно съесть на ужин, Найлу чуть не вывернуло наизнанку, но перед экипажем она, конечно, виду не подала.

Можно было подумать, что еще до того, как гарпун нанес свой смертоносный удар, кита втянуло в водоворот и перемололо с чудовищной силой, превратив в кусок бесформенной массы и нанеся на кожу глубокие порезы, из которых теперь струился песок.

Нужно удостовериться, что рыбина сдохла, а потом отправляться на поиски тех, кого дюна сожрала у всех на глазах. Может, кому-то удалось спастись? Найла увидела, как трое выбираются из песка и с трудом поднимаются на ноги. Спрашивать не пришлось – по их взглядам стало ясно, что больше живых найти не удастся.

Подойдя к киту сбоку, Найла наклонилась, зачерпнула ладонью песок, сыпавшийся из туши, и пропустила его сквозь пальцы. Песчинки были влажными и еще теплыми.

Опустив куфию, она понюхала руку.

Волна. Может быть, всего в полумиле от них. Маленькая, очень быстрая. И достаточно сильная, чтобы искромсать вот так старого кита, случайно оказавшегося на пути.

Судя по всему, волна перевернула на спину это дряхлое, брошенное стаей животное и протащило в глубине песка метров сто.

Найла окинула взглядом дюны: до самого горизонта снова простиралась гладь – значит, волна прошла тут не меньше чем неделю назад. А может, даже больше.

Вытерев руку о штаны, девушка уставилась на лишенный века, водянистый глаз существа. Диаметр почти пять пальцев, жирная прозрачная мякоть, внутри которой играли радужные блики, убегая в черный как смоль зрачок. Многие капитаны считали глаз кита лакомством и ели сырым, шумно высасывая маслянистую жижу. Найла же использовала его как средство от бородавок и основу для смягчающих компрессов. Кожа вокруг глаза загрубела; хорошо еще, что после яростного удара волны он остался цел.

Найла наклонилась совсем близко, вгляделась в огромный зрачок…

И тут же отшатнулась. Сглотнула.

В его глубине что-то шевелилось – она могла в этом поклясться!

Задыхаясь от страха, девушка вытащила нож, но чья-то рука сжала ее запястье:

– Нет! Кит еще жив!

Найла повернулась и в упор уставилась на жестяного человека. Слепой, слепой, а как ему удается постоянно оказываться в нужном месте в нужное время?

– Что ты тут делаешь, предсказатель наш?

– Это я должен у тебя спросить. В твоем-то положении нужно быть осмотрительнее, капитан, и не охотиться самой на дюнах.

– Поучить меня решил? – резко бросила Найла. Но самой себе была вынуждена признаться: Азур появился очень вовремя.

– Нет, просто хочу, чтобы ты кое-что увидела. – Одной рукой механокардионик крепко держал веревку от гарпуна, воткнутого в четырех пальцах от сердца кита. – То, о чем я не успел рассказать раньше…

Найла сунула нож в ножны и скрестила руки на груди.

– Знаешь, что увидело животное, прежде чем его снесла волна? Можно сказать, всю свою жизнь. Даже то, что случилось десять лет назад и раньше. Говорят, за секунду до смерти вся жизнь проносится перед глазами и воспоминания всплывают на поверхность памяти. Как дохлые рыбины брюхом кверху.

Подойдя к крыльцу и задрав голову, Элиа щурясь смотрит на раскаленную сковородку неба.

Их корабль из железа и картона привязан веревкой к большому камню, который служит и якорем, и битенгом. Вчера они играли с суденышком весь день, и теперь оно выглядит потрепанным и покосившимся, будто пережило жуткую грозу. Элиа самый маленький из всех ребят, поэтому и удостоился чести забраться на корабль, пока мальчишки покоренастее толкали тот изо всех сил, выполняя роль двигателей. Найла, изображая капитана, придумывала невероятные истории о том, как их корабль чудом спасался от преследователей или кораблекрушений, и вопила во всю мочь. Эта девчонка ни за что не дала ему покомандовать. Просто отвесила подзатыльник, и все. И хотя Элиа в долгу не остался, ему пришлось смириться.

Мальчик встает на ноги и пытается выпрямить покосившуюся дымовую трубу.

Какой-то странный запах. Элиа принюхивается.

Между колес валяется трупик песчаного воробья – горстка косточек и перьев. Элиа наклоняется, берет его двумя пальцами за крыло и бросает далеко-далеко. Будто бы ждет, что птица снова взлетит.

Потом пытается идти, но его покачивает. Да, ходит он пока куда медленнее, чем ползает. Поэтому мальчик снова встает на четвереньки и ползет подальше от корабля и груды раскаленных обломков, служащих ему домом. Здесь, на единственном платочке тени на полторы тысячи морских миль вокруг, на пути миграции больших стай китов, которые плывут на север во время брачного сезона, Элиа живет со своей семьей – старшей сестрой Найлой и двумя младшими братьями.

Мальчишка добирается до вершины дюны, бьет по ней кулачками и выпрямляется на тощих ногах. Беззащитная кроха в выгоревших на солнце лохмотьях.

Ему снова кажется чудом то, что он может ходить. Нужно учиться как можно быстрее, стараться изо всех сил. Сегодня утром Найла проснулась затемно и ушла собирать ржавоедов с другими ребятами из деревни. Именно сестра учила его ходить, а еще она обещала, когда вернется, придумать новую игру. И новые приключения для Смелой. Они будут играть вместе, вдвоем!

На горизонте растет песчаная волна. Элиа смотрит на нее широко раскрытыми глазами.

– Мама! – зовет он.

Тревожная тишина. Песок завивается вокруг ног.

– Найла-а-а?

Волна все выше и ближе, ползет по верхушкам дюн, будто сотканная из ветра и дыма. А внизу отсвечивает чем-то странным, металлическим.

– Найла-а! Найла-а-а-а!

Что-то попадает Элиа в глаза. Он трет их, текут слезы.