Хроники ржавчины и песка

Если о яйцах можно забыть, тогда…

– Ящерица!

Папа так и не отнес яйцо на место, как обещал. Но я не хочу его в этом винить, он просто забыл, вот и все. А когда яйцо снова оказалось у него в руках… просто времени уже не было. Столько всего произошло. Внезапно, как бывает в пустыне…

…когда вдруг после долгих месяцев засухи и палящего солнца идет дождь!

Одной ящерицы на двоих (грызунов есть никто не стал) маловато, чтобы заключить перемирие с желудком, но это, по крайней мере, чуть-чуть взбодрило отца с сыном. Рашид поменял тетиву лука и отправился на разведку к Робредо, а Юсуфф снова вскарабкался на дюну и стал смотреть на птиц, парящих в вышине.

Он заметил, что кислотный свет пустыни изменил свой оттенок. Кажется, это чувствовали и птицы, которые нервно перебегали от гнезда к гнезду и тыкали друг друга острыми клювами.

С севера быстро надвигалось покрывало черных туч. На горизонте за Робредо песок и небо слились во мраке.

Над са?мой махиной оглушительно ударил гром. И сразу же подул сильный ветер.

Юсуффу почудилось что-то странное в волосах. Будто кто-то дергал то за одну, то за другую волосинку.

– Папа! – закричал мальчик.

Старика нигде не видно – наверно, он по другую сторону металлической громадины. И не слышит, как его зовет сын, – может, из-за поднявшегося ветра.

У Юсуффа мороз пробежал по коже, руки покрылись мурашками.

Щелканье клювов, шлепки о корпус махины, скрип листов железа.

Мальчик вскинул голову. В небе кружило лишь несколько птиц, еще не успевших укрыться внутри Робредо.

– ПАПААААААА!

Снова ударил гром.

Юсуфф стал спускаться с дюны и заметил, что махина зашевелилась: огромная металлическая пластина сдвинулась в сторону, повернувшись на сорок пять градусов против часовой стрелки. И со щелчком встроилась в корпус. А может, это просто ветер – слишком далеко, чтобы рассмотреть хорошенько.

Ноги увязли в песке, и Юсуфф упал. Метров десять он катился вниз по дюне, плотно сжав губы и зажмурив глаза. Поднявшись на ноги, сразу же стал отряхиваться перчатками.

Поздно. Песчинки облепили его с ног до головы. Как глупо все получилось. Ведь он мог умереть.

С неба упала капля. Мальчик запрокинул голову.

Сразу за первой последовали вторая и третья: они били ему прямо в лоб.

Тяжелые, как орехи.

Папы нигде не было видно. Волоча больную ногу, Юсуфф подошел к Робредо: он кричал что есть мочи, голос срывался от ужаса.

Ни звука в ответ. Дождь усилился, капли текли по лицу, смешиваясь с солеными слезами.

Он плакал – от страха и от чувства, что его бросили.

Глядя на махину с подножия дюны, Юсуфф уже не сомневался: Робредо жив и сейчас, чтобы защититься от дождя, задраивает люки и сдвигает переборки. Огромные металлические пластины надвигались одна на другую с таким страшным лязгом, что волосы на голове вставали дыбом; но выглядело это удивительно грациозно – будто цветок во время грозы закрывает лепестки.

Два неистовых раската грома, слившиеся в один.

И снова скрип петель и щелканье десятков невидимых запоров – один оборот, два оборота.

В полусотне метров ударила молния, и в воздух взметнулся фонтан из песка и обломков железа. Совсем рядом с Юсуффом воткнулась тяжеленная металлическая пластина с острыми краями.

Ливень с бессмысленной яростью хлестал по бокам махины.

Расплавленный свинец неба то и дело пронзали молнии, их отблески плясали по металлическому корпусу Робредо и возвращались обратно. Стало темно как ночью.

В нескольких шагах от Юсуффа из дюны что-то высунулось: ржавоед, с венчиком пушистых лепестков. Подставил стебель под дождь. За пару минут мальчик насчитал еще полдюжины – эти маленькие росточки, не больше ладони в высоту, вылезли из песка повсюду, куда можно было добраться взглядом.

Плач Юсуффа вдруг перешел в крик. А крик сменился воплем ужаса, когда он понял, что заперт снаружи, вместе с цветами и дождем. И некуда спрятаться, ведь вокруг – только пески.

Папа был внутри; от этой мысли Юсуфф чувствовал боль, как от капель, бьющих по щекам. И изменить хоть что-то он не в силах.

Мальчик поднял голову. Птиц больше не видно, они все забрались в махину. Из недр Робредо слышалась оглушительная какофония.

Юсуфф остался ОДИН… Песок, может, его и не убьет. Но убьет что-нибудь другое. Молнии или голод, ржавоеды или чувство, что его бросили, которое сдавило грудь и за считаные минуты высушило слезы.

В первый раз в жизни я действительно остался один. И не был к этому готов: никто не учил меня справляться с внезапно навалившимся, разрушительным ощущением пустоты внутри. Я был парализован страхом и не знал, что делать. Искренне, как ребенок, который цепляется за реальность, чтобы не поддаваться отчаянию, я благодарил дождь, ведь он поставил передо мной задачу, которую нужно срочно решать: как выжить.

Минут десять я безуспешно пытался найти вход в эту махину; наконец сдался грозе и забрался между ступицами колес Робредо – там было темно и очень тесно, над головой нависал потолок цвета черной смолы, откуда слышалось чье-то клокотание.

Такое странное ощущение – будто какая-то незримая, неподвластная мне пуповина спустилась с Робредо, чтобы предложить обмен: непрочное чувство защищенности вместо моей чудовищной боли.

Воняло гнилью, а я все пытался усесться поудобнее и вытянуть больную ногу.

Сухой песок был усыпан кусочками меди, которые переливались, как рыбья чешуя. Мне уже было все равно, можно их трогать или нет. Отец исчез, я остался один и погибну, если мне никто не поможет. Никакой дверцы, никакого люка, никакой ручки, которую можно повернуть и очутиться внутри Робредо, мне найти не удалось.

Я зачерпнул в руку песок и смотрел, как он сыплется между пальцами, песчинка за песчинкой. Наконец в перчатке осталось только несколько коричневых крупиц.

Ржавчина!

Чума машин! О ней мне как-то рассказывал папа: говорил, это – яд, но нам он не страшен, это – пыль времени, которая оседает на шестеренках, карданах и зубчатых колесах, в конце концов останавливает их и убивает.

Ржавая мука посыпалась мне на волосы – я потряс головой.

Тогда-то, наверное, я и увидел яйцо.

Юсуфф вытянул руку из-под навеса. Дождь – как теплая моча, но капли уже не такие частые. Он посмотрел на сухой песок – все крупицы ржавчины исчезли.

По дюнам бежали тени облаков. Еще минут десять, и гроза полностью пройдет.

Мальчик принялся массировать больную ногу. Он промок до костей, но этот внезапный душ, по крайней мере, смыл ядовитый песок. Из клокочущего мрака на Юсуффа вылилась ржавая вода, он постарался отряхнуться.

Потом вылез из укрытия, выпрямился и поднял голову.