Шесть хрустальных бокалов

Шесть хрустальных бокалов
Дария Тарасова

Рассказ "Шесть хрустальных бокалов" – взгляд в маленькое окно частной жизни. Журналистку Эллу, шестидесяти двух лет от роду, повидавшую жизнь и людей, мало что может тронуть или удивить. Однако именно в тот момент, когда мы уверены, что очень хорошо знаем этот мир и других людей, оказывается, что мы очень мало знаем себя…

Дария Тарасова

Шесть хрустальных бокалов

Глава первая. Элла и Генка

Элла ткнула пальцем на круглую кнопку с потертым символом. Старый компьютер-раскладушка деловито зашумел, выдыхая пыльный воздух. Через минуту раздался неприятный громкий сигнал готовности машины к работе. Женщина вздрогнула. «Надо бы отключить звук на компьютере», – в сотый раз напомнила она себе, но тут же забыла об этом. Мысли ее витали далеко, но в той же прозаической области жизни, что и обычно. Денег не было. От слова совсем. А деньги нужны были. Черт бы побрал эти цены на электричество! Что толку, что квартира – ее, заработанная в лучшие времена идущей в гору карьеры. Что в гору и что это были лучшие времена, Элла поняла, как всегда, пост-фактом, когда уже было нечего спасать. Тем не менее от тех хороших времен осталась пусть маленькая, но полностью в ее распоряжении уютная квартира в центре города. Вернее, почти в центре. Но даже такую маленькую квартирку, как у нее, и пусть даже не в центре, а почти не протопишь весь холодный сезон дровами. Во-первых, Элла имела весьма смутное представление о ведении хозяйственных дел за пределами включения машинок для стирки белья и мытья посуды. Видит бог, если бы она могла, объединила бы их в одну машинку для стирки того и другого. А во-вторых, ни камина, ни печки в ее квартире все равно не было, а вот задолженность за коммунальные услуги росла. Росла уже четвертый месяц, и некоторые жильцы их пятиэтажного дома начали на нее подозрительно поглядывать. Не иначе как председатель товарищества слил информацию о должниках. Трепло! Генка тоже не вариант. Импозантный пенсионер-сосед Геннадий уже лет пятнадцать служил Элле верой и правдой во всем, кроме финансовых дел, и по субботам состоял с ней в любовной связи. Если можно было так назвать неловкие «пятнадцатиминутки» вместе с посменным душем. То ли Генка подустал в роли безвозмездного помощника по хозяйству, то ли Элла обтрепалась за последние пять лет настолько заметно, что даже ее ежедневная доступность за соседней дверью не вдохновляла Геннадия на привычные визиты.

Элла оглянулась. Бардак! Горы книг, вытащенные с полок, купленные за копеечку на распродажах, подаренные, одолженные. У кого – Элла, конечно же, не помнила. Исписанные и напечатанные листы, заметки, документы, счета. Пару переполненных окурками блюдец. Кружки из-под чая и еще больше, целая армия, кружек из-под кофе. В некоторых на поверхности уже плавала свежая плесень. Бутылки. Винные бокалы. Немые свидетели ее образа жизни, далекого от полезного, оставляющие везде коричневые, черные, бордовые ореолы показаний. А кто их увидит? Генка нормальный, он не чистоплюй. Правда, у него в квартире как в армии – все расставлено по местам и чистота. Но и она же тоже не придирается! В их возрасте, шестьдесят с небольшим, каждый живет, как хочет. Как может. Раз в неделю, по вечерам пятниц, Элла набиралась терпения и убирала квартиру. Уборка сводилась к освобождению пепельниц от окурков, засовывания бокалов и кружек в посудомойку и пылесошения квартиры на глазок. Элла и не скрывала того, что она неаккуратна во всем, кроме работы. Сама природа будто намекала на факт ее неряшливости, наградив одуванчиком из рыжих вьющихся волос, не поддающихся никакой укладке, всегда растрепанными и торчащими в разные стороны. В последнее время Элла пропускала неделю-две уборки, в душе благодаря Генку за нежелание ее посетить. В коридоре, наткнувшись случайно друг на друга, они по-прежнему оживленно болтали и договаривались о скорой встречи на чаек.

Элла нервно закинула ногу на ногу, кончики пальцев дрожали, стряхивая пепел с сигареты на блюдце. Элла вспомнила, что Генка умер две недели назад. Или три. Она никак не могла запомнить этот факт. Важный, неизбежный и печальный. Но Элла была так устроена, что помнила только то, что ей хотелось помнить. Точка. А о нелепой смерти Геннадия Васильевича от сердечного приступа в соседней квартире ей думать не хотелось. Его нашли через пять дней, когда другая соседка забила тревогу, приехал слесарь и взломал дверь. Генка сидел в кресле: в халате и в одном носке. Вот такая ирония. Живешь, стараешься, аккуратно, дисциплинированно, а умираешь в одном носке… Элле так не хотелось. Мысли вернулись к тому, чего хотелось. Где бы достать денег? В принципе, можно предложить статейку для желтого онлайн-журнала. Придется опять пасть так низко. Но платили хорошо. А тему… а тему Элла всегда найдет для подобного издания. Время от времени Элла так подрабатывала, когда заканчивались деньги. К сожалению, настоящие интервью с известными людьми заказывали все меньше, не говоря уже о биографических книгах. На таких проектах можно было неплохо разжиться на спонсорские деньги. Не говоря уже о сопутствующих прелестях – презенты, рестораны, и даже зарубежные поездки со «всем включено». Зарубежье было в основном хотя и ближнее, но все же зарубежье.

Глава вторая. Голая попа и Еж

Сколько она себя помнила, Элла всегда старалась кому-нибудь угодить. Быть идеальной. Удобной. Отличницей в школе – для учителей и родителей. Позже – не растрепанной, аккуратной на свидании – в угоду кавалеру. Повзрослев, после секса она бежала прямиком к зеркалу, посмотреть, прилично ли она выглядит. Это желание угождать другим выливалось в чудовищную требовательность к себе и в итоге по кругу возвращалось беспощадной разрушительной самоиронией и язвительностью по отношению ко всему окружающему миру. С годами сарказм стал ее оружием и защитой от возможной боли.

Эллино сердце разбивалось в каждых новых отношениях. По этой или иной причине, но со временем для Эллы стало самим собой разумеющимся, что любовь – не для нее. Так сказать, точно не ее сфера профессиональной компетенции, и нечего ей туда влезать. Постоянных отношений Элла предпочитала не заводить. И как только начинало «пахнуть жареным», а из уст очередного кавалера звучало: «Это не то, то не се» – она сразу же дружелюбно, по-английски ретировалась. Кавалеры, впрочем, ее не останавливали. С годами стало не от кого уходить. А значит, ее сердце было надежно защищено от новых обид.

В формулу «каждой твари – по паре» Элла не очень верила. Со свойственной ей самоиронией она шутила, что для долгосрочных отношений ей самой надлежало стать тварью. А потом уже найти себе пару. А тварью Элла быть не умела. Стервой – да, вне всякого сомнения, однако это не одно и то же. Стерва – это звание для современной умной, самостоятельной и ироничной женщины, не боящейся стать против мнения толпы, – в глазах Эллы еще надо было заслужить. У нее был свой толковый словарь на любой случай, и для слова «стерва» в нем не было ничего от подлости и низости. А вот для «тварь» – да. Тварей в поле зрения Эллы всегда было много, но преимущественно женского пола.