Уездный город С***

– Приятно познакомиться, – Натан вежливо склонился к руке столь своеобразной дамы и не удержался от вопроса. – Аэлита?.. Это в самом деле ваше имя?

– Ох, не начинайте! – горячечно всплеснула руками девица – или госпожа? – Брамс. – Дяде Алёше чертовски повезло, что он пятый год в наши края носа не кажет. Хотя, может быть, потому и не кажет…

Однако целиком узнать эту наверняка в высшей степени любопытную историю Титову сейчас было не суждено, потому что Пётр Антонович продолжил представление девушки самым неожиданным образом.

– Аэлита – тот бриллиант среди в?щевиков, о котором я рассказывал. Лучшая в своём деле, Институт нам отдавать не хотел, еле отбили! – с видимой гордостью сообщил Чирков, тепло поглядывая на экстравагантную особу.

Здесь Натан наконец осознал то, о чём стоило бы догадаться раньше. И если поначалу он воспринял причуды Брамс снисходительно, даже с некоторым любопытством, то, стоило выяснить, что она не просто состоит в уголовном сыске, но определена к нему в помощники, как терпимости в поручике поубавилось. Мало того что внешний вид бесконечно далёк от уставного, манеры поведения совсем не сочетаются с образом полицейского служащего, но ведь это…

– Женщина? – потрясённо проговорил поручик. – Но…

Лицо Аэлиты тотчас поскучнело, аккуратный носик неприязненно наморщился, а взгляд, которым был облит петроградец, явно пытался оного заморозить.

– Любезный Натан Ильич, поймите меня правильно, Алечка, конечно, моя двоюродная племянница, но здесь не идёт речи о кумовстве, – торопливо заговорил Чирков. – Она действительно замечательный специалист, спросите вот хоть у институтской профессуры, они не дадут соврать. Поймите меня правильно, я бы ни в коем случае…

– Как надену портупею – всё тупею и тупею! – тем временем негромко пропела себе под нос Аэлита, приближаясь к Натану. Обошла его кругом, остановилась позади, зачем-то потыкала пальцами в спину. Потом вдруг опустилась сбоку на корточки, задрала полу кителя и ощупала ногу.

Поручик настолько опешил от действий странной девицы, что застыл изваянием. Да и Пётр Антонович, осекшийся на полуслове, отмер только тогда, когда Брамс распрямилась, звучно отряхнула ладони и, завершив обход Титова, задумчиво буркнула: «Странно, нет…»

– Аэлита! – громыхнул Чирков. От гнева его лицо пошло бледно-красными пятнами, а усы нервно шевельнулись, будто сами собой. – Что за поведение?! Что ты себе позволяешь?!

– Дрын ищу, – спокойно ответила рыжая, ничуть не взволнованная негодованием родственника.

– Какой дрын? – переглянувшись с Натаном, ошеломлённо спросил полковник, мгновенно растерявший весь запал. Не иначе, от удивления.

– Обыкновенный, деревянный. Ну или необыкновенный, не деревянный… Видите ли, дядюшка, спина человека имеет некоторый изгиб, она просто не может быть столь прямой, – Брамс пальцем в воздухе начертила, какую форму, по её мнению, должна иметь спина. – Природа вообще не терпит прямых линий, также и в человеке. Ноги, и спина, и черты лица, и особенно извилины в мозгу… Как вы думаете, у него только спина прямая? – полюбопытствовала она, сначала выразительно обведя взглядом фигуру поручика, а потом – пристально уставившись на его лоб.

– Неизвестно, что хуже: прямой и ясный путь или лабиринт без выхода, из одних тупиков, – отвечая девице прямым насмешливым взглядом, отозвался Натан, едва удержавшись от улыбки. Укол Аэлиты, несмотря на витиеватость, звучал по-детски наивно, отчасти из-за предшествовавшей тому глупой ребяческой дразнилки, и обижаться на подобное было нелепо.

Девица Брамс чем дальше, тем явственнее показывала себя исключительно забавной и необычной особой. Не будь она при этом служащей уголовного сыска, и поручик горя бы не знал…

– Аэлита! – возмутился Пётр Антонович. – Натан Ильич, и вы туда же!

Пятна на лице полицмейстера слились в одно, полковник покачнулся и стал по-рыбьи хватать ртом воздух.

Служащие переглянулись с одинаковым удивлением, написанным на лицах, и с равной поспешностью кинулись к Чиркову. Подхватили под локти, усадили в кресло. Поручик расстегнул ему мундир и ослабил галстук, давая больше воздуха, положил ладонь на грудь против сердца. Полковник замер, почти не шевелясь. Титов нахмурился.

– Воды, – бросил девушке.

В этот раз Аэлита не стала пререкаться, воинственность слетела с неё в мгновение, оставив искренний испуг и неподдельную тревогу: шутка ли, родного дядю, даром что двоюродного, до удара довести!

Она направилась к окну, отдёрнула тонкую дневную штору и подняла с подоконника тяжёлый хрустальный графин со стаканом. Тревожно звякнуло. Плеснула вода – в стакан, частью на руки и подол девушки, чего Брамс даже не заметила. Бросив украдкой взгляд на мужчин, она для начала отпила сама, долила ещё, не глядя пристроила графин на стол.

Пока в?щевичка возилась с водой, Чиркову явственно полегчало. Краска отхлынула от лица, оставив естественный цвет, дыхание стало ровнее и глубже. Аэлита тихонько приблизилась, обеими руками крепко, до побелевших пальцев, сжимая стакан, переводя полный тревоги взгляд с дяди на своего нового начальника и обратно.

Стоящий на коленях подле кресла, поручик выглядел до крайности сосредоточенным и напряжённым, и девушка с изумлением отметила испарину, выступившую на высоком лбу. А через мгновение едва не хлопнула себя с досады по лбу, сообразив наконец, что делает Титов. По всему выходило, он – жiвник, то есть прирождённый доктор, способный силой своего дара договариваться с живыми существами так, как в?щевики договариваются с рукотворными. Видимо, даром своим петроградец владел, и неплохо, коли сумел помочь.

Казалось, вечность прошла, пока Натан, шумно вздохнув, отвёл руку. Пётр Антонович негромко кашлянул, несколько раз осоловело хлопнул глазами, будто не понимая, где он есть и что с ним происходит. Остановил взгляд на поручике, бездумно проследил, как тот тяжело поднимается на ноги, ещё раз моргнул – и, вздрогнув, наконец очнулся.

– Боже правый! Что ж это?.. – проговорил он, потрясённо глядя на молодых людей и нервически потирая ладонью грудь.

– Нехорошо, Пётр Антонович, так себя запускать, – проговорил Титов мрачно. Голос поручика зазвучал сипло, ржаво. – Давно вы у лекаря были? Сердце когда проверяли?

– Так я же это… Вот как в полицию перешёл. – Чирков вновь бестолково моргнул. Выглядел он сейчас потерянным и совсем не солидным, скорее жалким.

Опомнившись, Аэлита протянула зажатый в руках стакан. Дядя оный даже не заметил, зато углядел Натан. Схватил столь резко, что девушка дёрнулась от неожиданности, отрывисто кивнул в знак благодарности и в три шумных глотка опрокинул воду в себя. Аля зачарованно проводила взглядом сначала хрусталь стакана, потом – тонкую струйку, сбежавшую из уголка губ к подбородку и по дёрнувшемуся в такт глоткам кадыку за крахмальный воротничок мундира.

В этот момент полковник наконец полностью взял себя в руки, с кряхтением поднялся, щупая то грудь, то расстёгнутый ворот.

– Натан Ильич, голубчик, что же это такое было?

– Говорю же, сердце у вас шалит, – со вздохом отозвался тот и растерянно огляделся, не зная, куда деть стакан и отчего-то не решаясь поставить на начальственный стол. – К лекарю непременно загляните, кто знает, чем это в следующий раз закончится!

– Ох, и правда, – тихо качнул головой Чирков. Взгляд его запнулся о племянницу, и та, по построжевшему лицу полицмейстера предчувствуя выволочку, едва подавила порыв стыдливо втянуть голову в плечи. Но тут же, назло себе, решительно распрямилась, даже подбородок упрямо вздёрнула. – Аэлита Львовна, – твёрдо заговорил полковник, – будьте любезны впредь воздерживаться от этого вот мальчишества. Натан Ильич – ваш новый начальник, и он не обязан терпеть подобные выходки. Вы специалист редкого уровня, но такое поведение недопустимо не только для служащего полиции, но для любой приличной… любого приличного человека! Я понятно излагаю?

– Так точно, – сквозь зубы процедила девушка, вытянувшись во фрунт. Скулы её побелели от гнева, а глаза, напротив, грозно потемнели. – Разрешите идти?

– Идите, – устало вздохнул Чирков.

– Погодите, Аэлита Львовна, – окликнул её поручик. Обернулся к полковнику. – Разрешите? – Дождавшись кивка, вновь обратился к девушке: – Соберите, пожалуйста, всех служащих уголовного сыска, которые сейчас в городе, – попросил ровно, но осёкся, замялся и снова озадаченно посмотрел на полицмейстера: – Только вот… где?

– В двадцать третьей комнате, – пришёл тот на выручку с тяжёлым вздохом. – Там уголовный сыск и квартирует.

– Ладно, – ворчливо отозвалась Брамс и вышла. О протесте с представлением из себя вымуштрованного солдата она, по всему видать, забыла.

– Вы не сердитесь на Алечку, Натан Ильич, – со вздохом проговорил Чирков. Грузно опустился в своё кресло, упёрся взглядом в графин, побарабанил пальцами по столу, потом снова вздохнул и продолжил. – Поймите меня правильно, она хорошая девочка, умница, но чудачка. Вроде бы и ничего, но иной раз такие вот коленца выкидывает. Порой мнится, будто смеётся она надо всеми, нарочно гадости делает, уж и зла на неё не хватает, а вдругорядь глянешь – и ясно, что нет в ней пакостности никакой, она словно в самом деле не понимает, за что на орехи получает. Как дитя малое, ей-богу! Да у ней и батюшка такой, Лев Селиваныч, тоже чудак изрядный. Но Лёва помягче – тихий, даже робкий, а в Алечке ну точно бес какой сидит. И в кого она такая, ума не приложу!

– Будьте покойны, Пётр Антонович, и в мыслях не было сердиться. Вы точно заметили, она будто дитя. Но неужели супруг её…

– Господь с вами! – полицмейстер устало махнул на Натана обеими руками. – Был бы супруг, и мыслей бы дурных, глядишь, не было. А у ней то учёба, то сыск… Нет, поймите меня правильно, она и в самом деле лучшая во всём городе, если не в губернии, но… Эх, ну не бабское ведь это дело! Государю-императору оно, конечно, виднее сверху, что для страны верно будет, да только, скажу между нами, бабе работа – дом, семья, детишки. Рукоделия всякие, – продолжил Чирков, понизив голос на полтона и опасливо поглядывая на дверь, словно ждал возвращения разъярённой девицы Брамс или вторжения кого похуже. – Да хоть бы в гимназии преподавать или пусть в институте лекции читать! А то преступники! Да ещё тарантас этот её, прости Господи… – он перекрестился и едва не сплюнул.

– Какой тарантас? – растерянно спросил поручик.

Нынешние откровения полковника были Титову куда интереснее прежних городских баек. Всё-таки что бы ни думал об этом сам Натан, а с Аэлитой ему впредь предстоит работать, и выяснить кое-какую информацию о ней было нелишне. Остальные служащие и уже, считай, подчинённые, конечно, тоже интересовали Титова, но – в куда меньшей степени. Офицер с трудом мог представить, чтобы в уголовном сыске С-ской губернии собрались одни исключительные экземпляры вроде девицы Брамс; нет, Натан готов был биться об заклад, что кого-то более удивительного не встретит не только в сыске, но и во всём Поречском отделении Департамента полиции.

Но полковник, видать, решил, что излишне разговорился, и в ответ лишь махнул рукой и вымолвил мягко, покровительственно:

– Идите, Натан Ильич, там уж небось собрались все. С Богом!

Поручик, конечно, не стал настаивать. Поднялся с места, забрал фуражку, сиротливо лежавшую до сих пор во втором кресле, с коротким кивком щёлкнул каблуками и, по-военному чётко развернувшись через плечо, подошёл к двери. Но на пороге всё же замешкался и обернулся к хозяину кабинета.

– Пётр Антонович, – привлёк он внимание задумчиво созерцавшего графин полковника и продолжил твёрдо: – Обратитесь к лекарю. Сегодня. Сердце – не шутки.

– Идите, Натан Ильич, идите, – чуть поморщившись, отмахнулся полицмейстер.

Дольше мозолить глаза начальству было не только неуместно, но даже вредно, так что Титов вышел и отправился на поиски двадцать третьей комнаты, решая на ходу новую задачу нравственного выбора: стоит ли настоять на своём и направить Чиркова к лекарю или не лезть не в своё дело. Поручик прекрасно знал такую породу немолодых деятельных людей, полагающих себя юными до самой могилы: полицмейстер наверняка уже выкинул из головы рекомендацию младшего офицера, отлегло – и ладно, и возможности повлиять на него Натан не имел.

В итоге Титов всё-таки решил, что, коль скоро он проявил участие и взял на себя некоторую ответственность за полковничье здоровье, стоит довести дело до конца. Сердце у полицмейстера в самом деле оказалось ни к чёрту, и того, что сумел подлатать поручик, вряд ли хватит надолго. Натан всё же не врач, и хоть владел даром в достаточной мере, был не столь силён и искусен, чтобы за один раз исправить проблему, зревшую годами.