Так вот он поклялся, и мне стало чуточку спокойней рядом.
С тех пор в Волчьем лесу снова появился волк.
Тропа третья
Зреют под солнцем волчие ягоды.
Лес сторожить есть волчие хлопоты.
Он пронесется крепкими лапами,
он затаится неслышным топотом.
Воздух согреет теплым дыханием,
затем успокоит нежностью мягкою.
Зверь не опасный, а приручаемый.
Как друг лучший – преданный,
невиданно ласковый.
Раны зализаны, но шрамы останутся,
а в мыслях живет его добрая травница.
Волосы в злате, как солнце слепящее,
ему и не верится, что она настоящая.
И голос ее не забудет вовеки.
Так очарован был волк человеком…
Ранним утром я собиралась в лес за заготовками и тайком от родителей сложила с собой копченую рыбу и несколько пирожков с мясом. Ответственна я стала за оборотня, когда своими действиями велела ему жить. Ох, а теперь тревога не покидала мое сердце. Чудилось, что накликала беду на деревню и жителей, чудилось, что вмешалась, во что не нужно было. Загадочный сон о двух звериных тенях привиделся опять. И заболело в груди, когда алая тень снова пала перед черной. Я проснулась ночью, умытая слезами, и в окно засмотрелась, думая о том волке.
И рассказать никому нельзя, и посоветоваться не с кем.
Елка свернулась клубочком на подоконнике, недовольно наблюдая за мной. Сегодня она не крутилась под ногами и в лес погулять не просилась. С тех пор, как я спасла оборотня, кошка меня будто разлюбила и теперь сторонилась. Даже морщилась, когда порой нюхала мои руки или одежду, в которой в лес ходила.
– Еля, точно не пойдешь со мной? – спросила ее напоследок, раскрывая переноску, а кошка только важно отвернулась к окну, задрав нос.
Пожав плечами, я ушла без нее.
Как обещала, добровольно явилась на поляну и принесла оборотню еду. Навстречу из убежища вышел юноша, любопытно навострив уши. Он сидел на четвереньках, подгибая пальцы, и приветливо ерзал хвостом. Солнце запуталось в его волосах, на чумазом лице светилась счастливая улыбка, а глаза игриво серебрились. Видно рад был снова меня увидеть.
– Вот, это все тебе, – приговаривала, раскладывая перед ним скромные гостинцы.
Он с аппетитом припал сперва к рыбной голове. Смачно захрустел и зачавкал, проглатывал быстро, будто не жуя. Тем временем я приступила к перевязке. Приподняла рубаху и удивилась – бинты оказались чистыми, а кожа была горячая и сухая. Лезвием срезала льняные лоскуты, складывая в сторону, но запнулась, как только взгляд юноши почувствовала на себе. Он съел все, что ему оставила на подстилке, и теперь с тихим интересом следил за мной, загадочно притаившись.
– Раз уж ты закончил трапезничать, будь добр – помоги мне, – смущенно пряча глаза, я потянула его за рубаху, чтобы совсем снять. Волчонок послушно извернулся и выбрался из рукавов, а после по-собачьи встряхнулся.
В последний раз я осмотрела рваные полосы на его смуглой спине и протерла чистой водой, смывая остатки мази. Мокрой тряпицей вела бережно по вздувшимся бороздам когда-то разорванной плоти, немо сочувствовала оборотню и нелегкой звериной судьбе. А он дышал так спокойно и ровно, веки его блаженно опускались, будто ему все было приятно, будто ему становилось легче. Я отошла к ручью, чтобы промыть тканевый лоскут, и, вернувшись, села напротив.
– Мое имя Олеся, но в деревне все Лесей зовут, – молвила я и стерла с его щеки следы грязи. Он смешно уставился на меня, как на лесное чудо, и только ушами повел, ничего не ответив. Я вздохнула. – Раз уж говорить ты не умеешь, то и назваться тоже не сможешь. Но мне нужно как-то тебя величать. Неужто самой имя придумывать?
Оборотень, состроив непонимание, наклонил ушастую голову и причмокнул языком, облизывая губы после рыбы. Он казался наивным и несметно добрым. Теплый, как солнце, яркий, как красное лето. Я неловко улыбнулась, позабавившись его внешностью, и мокрой тряпицей с заботой провела по виску.
– А ты смешной и вовсе не страшный. Странный только. Все волки, как волки – серые, да черные. А ты в кого такой диковинный уродился? – приговаривала я, любуясь ало-рыжей шерстью.
Осмелилась коснуться пальцами его прядей, но немедля растерялась, как только в глазах юноши сверкнула боль. Он вдруг шумно засопел и отвел от меня потемневший взор. Помрачнел оборотень и нахмурился, и его мысли были неведомы мне.
«Может, ему не нравится свой цвет?» – опомнилась я, отстраняя руку. Он угрюмо не смотрел на меня, супился, будто от обиды или напоминании о чем-то неприятном.
С тоской посмотрел на огненный хвост и вздохнул, сокрушаясь своим видом, а мне стала непонятна его нелюбовь к себе, ведь таким он был красивым, таким волшебным. Как приворожённая я снова засмотрелась на оборотня, каждую крапинку на его лице подметила. Мужские черты, человеческие. Большие задумчивые глаза цвета серых лесных мхов, узкие губы, широкий лоб. Никогда похожего не встречала. Никогда такого волнения не испытывала. Мой волк пугал и манил, а я душой и сердцем летела на его яркий свет. Страсть как захотелось прикоснуться к нему еще раз.
– Жаль я не ведаю, что с тобой стряслось… Прости, если молвила лишнего. Не хотела ранить твои чувства, – поежилась виновато и обхватила себя руками. – А раны на спине затянулись, и моя помощь больше не требуется, – оборотень с тревогой навострился, округлив испуганно глаза. – Ты теперь исцелен и свободен. Я могу не приходить, ведь слово, тебе данное, сдержала. Но ты про свое все равно помни. В Волчьем лесу много дичи. Хватит, чтобы прокормиться. Но осторожен будь и следы за собой заметай, чтобы не прознали про тебя охотники. Меня не ищи, больше я не приду. До осени нужно заняться заготовками. Травник-учитель уже косится на меня, ворчит, что мало сырья приношу. Не могу я оставаться с тобой. Ты только не серчай, – взлохматила ласково его космы, и мой волк засопел пуще прежнего, почти тоскливо заскулил.
Засуетился, занервничал он, стал неразборчиво рычать, проникновенно глядя в глаза. Но для меня то были простые звериные звуки. Не понимала я его речи, хотя догадывалась, что оборотень был не согласен с моим решением.
– Мне пора, – улыбнулась в последний раз и на ноги поднялась, чтобы уйти с поляны.
Почти шагнула, почти отошла, как вдруг он напал со спины, повалил на землю, и я с громким писком развалилась под ним, больно ударившись. Полуденное солнце ослепило яркими лучами, и я щурилась, покуда волчья тень надо мной не склонилась. В груди дыханье сперло, как только его горячий нос коснулся моего. Застыл на губах девичий крик. Руки-лапы меня ограждали с двух сторон. Юноша дышал загнанно, как дворняга. Я зажмурилась, когда он припал к моему уху и чуть цапнул зубами. Кожу обожгло от его укуса, и я дернулась со всего духу, отталкивая от себя нерадивого оборотня. Покатился он рядом, но тут же вскочил, хватая меня за руку.
– Леся, подожди! – раздался человеческий голос, а я все вырывалась, как обманутая бабочка из паутины. – Леся, не бойся меня! Я только разок укусил, чтобы ты могла понимать! Да стой же ты! Посмотри на меня! Леся!
Я поперхнулась воздухом, как только очутилась в плену рук. Не удержаться было на ногах, и рухнули мы в травы. Закряхтело тело подо мною, тихо застонало, а кожу мне обдало волчьим теплом, знакомым до боли. Я спряталась лицом в мужской груди, и страшно стало от призрачных голосов в голове.
– Хр-р-р, какая ты тяжелая, – послышалось перед самым моим носом. – Еще и кошатиной пахнешь. Бррр…И чего так норовишь сбежать от меня? Странный человек. Я, может, подружиться хочу, а ты волчьего языка не знаешь. Так что мне делать оставалось? Леся, я ж не со зла укусил… Слышишь? Прости, если сильно напугал.
Долго звучала его речь, а мне все не верилось, что это мой волк молвил. Как трусиха, я украдкой выглянула из убежища, и тут же встретилась с дымчатыми улыбающимися глазами. Я лежала на оборотне нос к носу и слова не решалась выдавить. Неужто и правда заговорил? Юноша держал меня в крепких объятьях, не желал добровольно отпускать.
– Успокоилась? – вновь голос мужской заставил вздрогнуть, но оборотень даже губами не двинул. От удивления на моем лбу проступил холодный пот, тяжелой каплей покатился по виску. Я сглотнула комок в горле и легонько кивнула. – Молодец. Я освобожу тебя, Леся, но только ты пообещай не глупить. Вреда тебе не причиню. Твою доброту помню, поэтому оставь страх и доверься.
Он говорил в моей голове и ни разу рта не открыл! Я уж испугалась грешным делом, что ум отбила, но вопреки всему юноша руки расцепил и позволил отпрянуть от него. Подобралась я суетно, косилась, как на беса.
– Ты… Так ты говорить можешь?! – осипло спросила я, уставившись на оборотня.
– Могу, – он приветливо заерзал хвостом и улыбнулся. – Но из людей ты первая и единственная, кому я позволил общаться со мной. Не принято у волков с вами водиться. Не будь ты Лесей, давно бы прогнал тебя.
– А за ухо зачем укусил? – грозно нахмурилась, трогая раненое место. Он виновато поджал уши. – Я уже с жизнью простилась, когда налетел на меня!
– Иначе было никак, – пожал плечами оборотень, жмурясь от слепящего солнца. – По-человечьи слова могу только понимать. Не обучен я вашей грамоте. Проще тебя было посвятить волчьей меткой. Вот и позарился на ухо.
– Что ж теперь матушке скажу? – перепугалась я, маленькую ранку нащупав пальцами. – Вернусь в дом изувеченная, так она больше в лес и не отпустит! А следы зубов увидит, так панику в деревне нагонит. Придут за тобой охотники и…
– Полно волноваться, – фыркнул оборотень и приблизился ко мне. – Ее и не видно совсем, а уж к вечеру затянется без следа. Моя метка волшебная, скоро забудешь про нее. Пока делать будешь эти… как их там… заготовки. Правильно?