Волчий лес

Я приятно удивилась – оказывается, юноша помнил, что рассказывала ему про травы для учителя. Не сдержала я улыбки и кивнула.

– Правильно.

– А я с тобой пойду, – огорошил новостью оборотень. – Не хочу больше один на поляне оставаться. Тебе буду помогать. Что скажешь, то и сделаю. Принесешь своему травнику столько зелени, сколько ни разу не приносила. Я много секретных мест знаю. Идем, покажу их тебе.

Мой волк казался счастливым, как маленький ребенок. Радостно мне было видеть его таким, легко становилось на душе. Повелела ему одеться в рубаху и набросить мою накидку, чтобы спрятать уши и хвост. Оборотень недоуменно поглядел на меня, но поручение выполнил. Смешно он бегал он на четвереньках, и я не сдержалась – показала, как ходить на двух ногах. Противился юноша, раздраженно фырчал, но все же согласился подняться от земли во весь рост. Деваться ему было некуда. Сам же сказал, что будет делать все, что попрошу.

Охнула я, когда оборотень плечи расправил и посмотрел на меня. Он высокий был, сильный. Его человеческий образ пленил и очаровывал, и снова забилось мое сердце, как раненое, а скулы стали горячими.

Так ушли мы вдвоем с поляны вглубь Волчьего леса. Оборотень рассказывал дивные истории, порой смешил меня. Я описывала ему, какие травы и кустарники мне нужны, а он улыбался по-волчьи хитро и брал под рукав. Уверенно вел сквозь деревья в самые густые заросли. Я словно в сказке бабушкиной очутилась! Сколько троп оказалось скрытых, сколько тайников! Все до одной записала в дневник, много раз оборотня поблагодарила.

А он тотчас гордым становился, таким потешным. Я срезала кору калины острым ножичком и присыпала землей там, где оставила дереву рану. Чтобы заросло и зажило. Много сероватых полосок заготовила, все в сумку сложила. Оборотень с любопытством следил, что и как я делала, а потом выпытывал – зачем мне коры и корешки понадобились. Вот я и объясняла ему, что отваром из коры калины мы с травником-учителем кровотечения останавливали. А, например, корнем солодки лечили кашель. Слушал юноша так странно, будто моим голосом заслушивался, как музыкой. И его глаза блестели теплотой. Я ее на себе чувствовала, но объяснить не могла.

Солнце клонилось к горизонту, и мне настала пора возвращаться. Довел меня оборотень почти до опушки и не подумал остановиться. Я испугалась, что его заметят, и тут же встала на пути.

– Дальше нельзя, – руку выставила вперед, и оборотень в нее грудью врезался. – Со мной не ходи. На этом попрощаемся.

– Но я с тобой хочу, – насупился он и еще один шаг сделал. Я покачала головой, чем его расстроила. – Но почему? Возьми меня с собой. Я буду жить у тебя во дворе, охотиться и тебе все отдавать, за травами с тобой ходить. Наказ твой помню – никого в деревне не трону. Даже в их сторону не посмотрю. Ну же, Леся, пусти…

Дернулись большие уши под капюшоном, мой волк жалостливо заскулил. Его горячая грудь тяжело вздымалась под моей ладонью. Тоску юноши я разделила на двоих и тоже опечалилась.

– Пойми, тебе не рады будут там, – с горечью признала я. – В прошлом волки принесли много горя моей деревне, погубили несколько прекрасных женщин и скот. Свежи еще раны тех дней. Тебя как увидят, сразу поднимут на вилы, а я… я боюсь за тебя.

Его плечи опали и взгляд потускнел. Больно порезали мои слова, глубоко засели в душу. Я закралась пальцами под капюшон и погладила оборотня, чтоб хоть как-то утешить, и он веки опустил. Жаль мне его. Один он жил в лесу.

– Но ведь то не я был, – снова молвил, сжимая человеческие кулаки. – Никогда бы не навредил людям. Не чета я своим собратьям. Я другой, ты веришь?

– Я верю тебе. Искренне верю. Поэтому не могу допустить, чтоб по людской злобе с тобой что-нибудь случилось. Отступи. Спрячься в лесу, а завтра я снова приду к тебе. Будем травы собирать вместе, захвачу курятины, угощу тебя. Только вернись на поляну, дождись меня там. Пожалуйста…

Он погрузился в раздумья, и я видела, как тяжело ему было согласиться со мной. Снял оборотень накидку и отрешенно протянул прямо в руки.

– Ратибор, – вдруг заговорил юноша и на вопрос на моем лице продолжил. – Мое имя Ратибор, но в стае звали Раце. Отец не нарекал, мать именем наградила.

Он развернулся от меня и зашагал в лес, не оборачиваясь. Сначала на двух ногах, как человек, а потом на четвереньки упал и сбежал по-волчьи, шепнув напоследок:

«Я буду тебя ждать, Леся.»

А я стояла, накидку прижимая к груди, и глядела ему вслед, как дурочка. Сама прогнала, а теперь жалела. Щеки горели пожаром от мыслей о нем, все трепетало внутри, будто речка по венам журчала. На кончиках пальцев кололо иголками от прикосновений к нему… Ох, убереги меня, матушка, от боли, как бы не влюбиться мне в волка…

Тропа четвертая

Шаг человеческий, следом шаг волчий.

Шуршат под ногами древние травы.

Она не признается, кто снился ей ночью,

а он с ней поделится страшною тайной.

Шаг человеческий, следом шаг волчий.

И мокнут волосы от хладной капели.

Но никто из двоих расставаться не хочет.

И так день за днем их время летело.

Шаг человеческий, следом шаг волчий.

Они попрощаются вновь у опушки.

И пусть их дружба опасность пророчит.

Встречаться будут они непослушно.

Шаг человеческий, но нет следа волка.

Она обернется к нему с легкой грустью.

И что-то сердце пронзит, как иголкой.

И боль эта долго еще не отпустит.

С рассвета и до заката мы с оборотнем гуляли по лесным тропам, собирали созревшие ягоды, выкапывали полезные корни и срезали коры для моих заготовок. На диво травнику-учителю заготавливала столько сырья, сколько до этого никогда не носила. Не соврал Раце, когда обещал мне показать лекарственные заросли. При каждой нашей встрече радовал меня новой загадочной поляной, новым укромным местом. Тряпичная сумка быстро становилась полной, и остальное время мы сидели с юношей в древесной тени. Я ему гостинцы из дома передавала в благодарность за помощь, а потом говорили с ним до самого вечера, покуда красное солнце почти не пряталось за горизонтом.

Взялась я за воспитание оборотня: отучила его бегать на четвереньках, показала, как следовало есть руками, чтобы не пачкать пищу в земле. Он потешно удивился, стоило мне сложить ладони лодочкой и зачерпнуть воды из ручья. Смотрел юноша так завороженно, словно перед ним свершалась невиданная магия. Я не утаила улыбки и звонко рассмеялась, на что Раце свой взгляд потупил и ушами задергал. Сводил он неуклюже пальцы, пытался собрать воду, но она быстро сочилась сквозь щелочки, настырно убегала от него, искрясь в солнечных лучах. Ворчал мой волк и хмурился, требовал снова показать магию, а мне и не трудно было, поэтому раз за разом сгребала воду в лодочку и подносила ему, чтобы получше рассмотрел.

И тут оборотень обхватил мои ладони своими горячими, потянул к себе, а я с испугу затаилась, как пораженная громом. Он так серьезно и сосредоточенно смотрел, а потом возьми да испей из моих рук! Но уже не по волчьи, не языком загребая. Сложил смешно губы трубочкой, стараясь быть похожим на меня, и осушил все до последней капли, облизнувшись в конце. Мне обожгло скулы, от волнения стало жарко, но юношу я не оттолкнула, так и застыла, глядя в его дымчатые глаза. Мои мысли потонули в сером омуте, сердце заколотилось, будто отравленное хворью. Да что же творилось со мною такое? Не могла странное предчувствие отвести от себя, не могла не думать об оборотне.

Не могла не думать о Раце.

Сколько же в нем было человечности! Он все больше и больше походил на обыкновенного юношу, стирались его звериные черты. С ним рядом было спокойно. Душой к нему тянулась, как за волчьим теплом под ледяным дождем. Он манил и пленил, уводил все дальше в лес, все дальше от деревни. А я чувствовала, как нужна ему, видела, как оборотень для меня старался, но взамен ничего не просил. С лихвой ему хватало в плату мое внимание.

Недавно Раце совсем меня огорошил, когда вдруг заговорил не в мыслях, а наяву. Так, обомлевши, и уставилась на него, хлопая глазами. А он радостно скалился, был доволен собой. Поведал мне оборотень, как одинокими вечерами вспоминал мои слова, учился повторять вслух, чтобы звучало по-человечьи. Говорил он вполне сносно, только редко порыкивал, когда сомневался в произношении.

Так заметно Раце менялся, так быстро всему учился, что даже не верилось, что он всю жизнь прожил в лесу. Привыкала его звать по имени, и каждый раз краснела, когда он, улыбаясь, меня окликал.

– Эй, Леся! Смотри, что я нашел!

Мы забрели далеко в рощу посмотреть на лисьи норы. Раце рассказал много удивительного о рыжих охотниках, а после и показал мне их. Сидели в укрытии с ним вдвоем, наблюдали за важной лисицей. Она оказалась матерью, воспитывала трех щенков. Они были смешные и маленькие, дальше дозволенного от норы не отходили. Раце нашептал мне на ухо, как видел лису на охоте зимой. Долго же хрипел он со смеху, когда та головой в снег нырнула и застряла.

– Лисы неважные охотники. Вот другое дело волки, – выкатив грудь вперед, похвастался оборотень.

Слушать его сказочные истории о звериной жизни я готова была днями и ночами напролет, но меня ждали дома родители и работа травника. Повелось у нас прощаться у опушки. Раце с неохотой отпускал меня и, грустно поджимая острые уши, отводил потускневший взгляд в сторону. Я же ласково трепала его пальцами по волосам, обещала прийти снова и с гостинцами. А на душе так тоскливо было, будто раз за разом отрывала частичку себя. Хотела юношу забрать из леса с собой, но была не в силах.

Не в силах защитить его от людского гнева.

Однажды захотела Раце познакомить с Елкой, но кошка снова отказала мне. Не пошла в переноску, а только убежала во двор, даже не обернувшись. Видно чем-то обидела ее…