Синий шиповник

Парень отступил от меня, хотел выйти из моей комнаты, но потом вернулся.

– Хорошо, я скажу тебе правду. Мою уродливую, как умирающий в канаве бродяга, правду. Я сбежал от третьего мужа матери. Он несколько лет подкладывал меня под молодых девушек. Аргументировал тем, что им нужен опыт, а нам – деньги, – в распахнутых глазах собрались слезы. – И самое страшное, что мама была не против. Тогда я подумал, что лучше уйти из дома. Но я не смог найти работу, бродяжничал, пока не дошел до Иркутска. А здесь за мной увязались полицейские. Что мне оставалось делать? Мне нужно было укрытие. Увидев вывеску "Мулен Руж", я подумал, что это лучший выход. Ведь я… Я привык к своей грязной роли.

Он отвернулся и закрыл лицо рукой.

– Да, твоя история ужасна, – я не могла подобрать слова, чтобы выразить сочувствие и не задеть его гордость.

– Прости меня, – его голос звучал глухо.

– За что? – я положила руку ему на дрожащее плечо. – Ты ни в чем не виноват. И в конце концов, я живу под одной крышей с двумя десятками жрецов любви. И всех уважаю. Эта тоже работа, она тоже важна.

– Ты так говоришь, потому что жалеешь.

– Нет. Я люблю тебя!

– Нет, не говори этого, – он приблизился ко мне, – я не заслуживаю…

– Заслуживаешь, – я приложила пальцы к его губам.

Я словно погрузилась в один из своих снов. Егор отнял мою руку и начал целовать требовательно, быстро, горячо. Я растерялась, но потом решила, что пусть все идет своим чередом. Утром мы проснулись в моей постели под шалашом из одеял. Мой возлюбленный ласково покрывал поцелуями мои руки.

– Ты настоящая, ты нежная, ты самая любимая, – шептал он. – Если тебе не понравилось, если ты больше не хочешь меня видеть… Я приму эту казнь.

– Ты такой глупый, – смеялась я.

Тогда мне казалось, что это любовь на всю жизнь и что расставание с Егором разобьет мое сердце. Но его порвали в клочки раньше. В очередной раз на построении в смотровой управляющий сказал Феликсу, чтобы он собирал вещи.

– На Колыму поеду, – спокойно сообщил мне проститут. – Там добыча золота, нужны рабы.

– Но как же я? – по моему лицу текли горькие слезы. – Ты обещал сняться в моем фильме. И мы…

– Моя Феллини, – мужчина погладил мою щеку. – Это жизнь. Она такая. Она бьет нас наотмашь, но нужно держать удар и отвечать. Слышишь? Не терпи унижений, не давай себя обманывать.

В комнате матери я кидалась вещами и орала:

– Не отдавай Феликса! Он мой друг!

– Ты все еще маленькая и глупая, – ответила она, сверкая глазами. – Он уже ни на что не годен. Его продали еще твоему отцу пятнадцать лет назад. Феликс истрепался.

– А кто будет со мной дружить?

– Друзей и любовников надо искать среди свободных, – отрезала мать. – Иди займись чем-нибудь полезным, наконец.

Я захлопнула за собой дверь. Рыдала, не прекращая. Своего отца я почти не видела. Потом он вовсе умер. И мне нужен был кто-то рядом. В тот момент я поняла, что моим самым большим везением стало, что Феликс увидел во мне дочь, о которой мечтал. С ним я читала исторические драмы, мечтала о кино, чувствовала себя за под защитой от безразличного мира. Во время прощания проститут вручил мне книгу об Андрее Боголюбском.

– Я думал, вместе почитаем. Но теперь она нужнее тебе.

Я храню подарок и сейчас, перелистываю, рассматривая вздувшиеся страницы от слез, закладывая между ними листы с воспоминаниями об уходящей жизни.

Егор утешал тогда меня, как мог. Он использовал все ласковые слова, которые знал, нежно меня обнимал, стерег мой сон по утрам. Тогда я поняла, как важно умело скрывать свои чувства. Второй потери я бы не выдержала. Я привязалась к Егору еще сильнее. Теперь с ним я читала книги и смотрела на звезды. Но теперь это созерцание затягивалось, продолжалось поцелуями и клятвами в вечной любви до утра.

– Я ничуть не лучше тех самых девушек, которые платили твоему отчиму, – проговорила я в очередное нежное и неспешное утро.

– Теперь ты глупенькая, – лицо любимого на подушке было так близко. – Я же не могу без тебя жить.

– Тогда давай сбежим.

– Хорошо!

Я продумывала план, как можно незаметно покинуть публичный дом. Наконец, Егор предложил связать одеяла, которые служили нам крышей во время наших ночей. Спускаться мы должны были из моего окна, потому что апартаменты проститутов были защищены от побега решетками. В очередной раз мой любимый должен был специально нарваться во время плотских утех с очередной клиенткой и получить увечье. Это означало свободу на следующую ночь. У него все получилось. Парень ходил с фингалом под глазом. И в назначенный час я услышала тройной стук в мою дверь. Я с порывом распахнула ее. Но там стояла моя мать.

– Ну, привет, Полина. Одеяла связала?

– Что? – в моей голове смешались мысли, я не понимала, как она раскрыла наш план.

– Сбежать – это сильное заявление. Ты бы, конечно, показала бы мне свой характер. Молодец, – мама зашла ко мне.

– Я… Я люблю Егора… – я больше ничего умнее и лучше тогда не придумала.

– А он тебя – нет. Завтра попрощаешься со своим красавчиком.

– Не списывай его, нет! – я схватила ее за плечи и затрясла.

– Да кто ж его спишет? Он свободный человек. Почти.

– Что? – я отпустила мать.

– Тебе нужно было выпустить пар и приобрести опыт. Я не хотела, чтобы ты путалась с рабами, поэтому решила нанять хорошего парня из эскортников, – мама попыталась прикоснуться ко мне, но я отстранилась.

– И сколько получил его отчим?

– Он сам забрал деньги. И ни с кем из клиенток не спал. Мы просто разыграли все, чтобы было правдоподобнее.

– Уходи! – я заткнула уши. – Я тебя не слышу!

Утром я была без сил от слез, но все равно хотела посмотреть в его глаза.

– Сколько стоят твои услуги? – процедила я сквозь зубы вопрос, мы стояли на пороге.

– Я люблю тебя! – он словно продолжал играть свою роль.

– Сколько ты взял?!

– Нисколько…

– Ему просто нужно поскорее жениться, – пояснил Валя, открыв дверь. – Все, ты свободен.

Егор бросил взгляд на прощание, но я отвернулась. Последующие дни я просто пыталась забыться. Для этого нужно было отвлечься, сконцентрироваться на чем-то другом, а у меня не получалось. Все напоминало о Егоре. Он все еще снился, мельтешил перед глазами. Я сожгла свой рисунок, который оставил парень. И все равно не становилось легче.