Над маковым полем

Наивный Купидончик – считает, что может меня спасти. Что меня вообще надо спасать. Почему-то ему не приходит в голову, что я не хочу быть спасённой. Тратит уйму времени, заставляя есть гадкую кашу пятидесяти оттенков серого. Пить молоко. Жевать рис. Покупает спелые бананы. Готовит форель на овощной подушке. Изобретает полезные смузи. Хренов кулинар. Хренов соблазнитель. Как будто я не лопаю во снах мягкие баранки и тёплые блинчики с мёдом. Как будто не разглядываю фотки с разными вкусностями. Рулетами с кремом. Бутербродами с джемом. Спагетти с креветками. Как будто не представляю мармелад с сахаром. Картофельное пюре с тефтелями. Румяные сырники с хрустящей корочкой. Оладьи со сметаной. Как будто не вспоминаю, лёжа в постели, пиццу с плавленым сыром. Макароны с курицей. Вафельные трубочки. Пряники, посыпанные пудрой.

Мне приходится отказываться от всех этих быстрых углеродов, белков и жиров. От жидкого шоколада. От клетчатки и витаминов. Зато я могу примерять самые узкие плавочки и юбки. Всё, что меня смущает – это исчезнувшая грудь, но её всегда можно создать искусственным способом. Заснуть шары газеты в бюстгальтер. Надеть силиконовые накладки. Прибегнуть к пластической операции.

С каждым приёмом пищи мой мозг становится всё изощрённее. Всякий раз, идя за стол, беру с собой славную сумочку с пухом. Когда Купидон отвлекается на Лоха или просто отворачивается, со скоростью света соскребаю содержимое тарелки в клатч и принимаюсь работать челюстями. Если план А не действует, приступаю к запасному алгоритму действий. Словно шкодливый хомячок, запихиваю как можно больше еды в рот, мелко-мелко разжёвываю её и делаю вид, что глотаю. Если под рукой нет салфетки, то ступаю в туалет и сплёвываю густую смесь в унитаз. Нажимаю на кнопку спуска. Часто выдумываю, как перекусывала в кафе, возвращаясь из супермаркетов. Как покупала мороженое в нашем ларьке. Рожок с воздушными белыми сливками и красными спиральками или вкусно пахнущее эскимо. Но одним из главных моих оружий является раннее пробуждение. Если удаётся проснуться раньше всех, то тут же крадусь в кухню и начинаю тихо шуршать в холодильнике. Очищаю банан и выбрасываю кожуру в мусорное ведро в качестве улики. Саму ягоду прячу в целлофановый пакет, к ней добавляю порцию творога. Затем засовываю прозрачную пиньяту в бежевую сумку покрупнее. Когда предоставляется удобный момент, выбрасываю её в мусоропровод. Делов-то.

Порой мне надоедает Лох. Отвратительный тип с грязным мерзким лицом. Когда смотришь на что-то приятное, к примеру, на свежие эклеры, то зрачок увеличивается. Когда смотришь на Лоха, то зрачок превращается в микроскопическую точку. Или исчезает вовсе.

Мы с ним предпочитаем друг друга не замечать и не разговаривать. Впрочем, однажды, уже в октябре месяце, эта сыпь собрала нас с Купидоном вместе и пригласила в гости к некому Андерсену, чтобы выполнить срочное дело. Я с трудом таскала свои тридцать пять килограммов, но на тусу согласилась пойти. Не могла же я лишить себя перспективных знакомств и возможностей оказаться под сиянием софитов.

Встреча офлайн

Промозглая стылая улица грозится проглотить тебя и переварить без останков. Под стоптанными кедами чавкают мокрые, распластанные по дороге вымазанные листья. Мимо проезжают пыльные жуки-автомобили, похожие на компьютерных мышей, разве что без проводов. Из наушников льётся попса, в горло льётся «Cola Zero», что продавалась по скидке. Нёбо разъедает соль от чипсов «Ley’s» со вкусом зелени и сметаны. В зубах забиты их крошечные осколки. Пальцы и губы лоснятся от масла. Дали норм. Атмосфера налита тяжёлой удушливой влагой так, что верхние этажи скрывает липкий туман. Дважды Дали сбивается с пути, но с помощью синих этикеток с номерами домов находит нужный. Скромная убогая пятиэтажка лепится возле высоких зданий. Те словно грозятся раздавить её, но так и не двигаются с места. Вкопанные исполины. Монолитные великаны.

Хоть парень и выходит рано, но добирается до друзей в последнюю очередь. Видимо, их мерки «рано» чуточку разнятся.

– Здрасте, – снимая джинсовку и вытирая руки о хвойный свитер, шепелявит он.

– Здорово! – с напущенным энтузиазмом хлопает его Андерсен. – Проходи, знакомься, – говорит он, – это Купидон и Мэрилин – новые приятели Лоха.

На диване, какие обычно стоят у бабушек, сидят миловидный белобрысый паренёк с кукольными чертами лица и больная анорексичка с сухой соломой вместо волос. Чтобы не смущать девушку, Дали отводит глаза, как поступают все учтивые моралисты, встречая колясочников или аутистов в общественных местах. Обои больше напоминают раскисшую газету, мебель годится на съёмки фильма ужасов для какой-нибудь заброшки или чердака. В придачу ко всему сквозь квадратное окно в кубик комнаты заползает дымчатая пелена с неба.

– Ну, так что у тебя стряслось? – без обиняков спрашивает Дали, переминаясь с ноги на ногу и запихивая наушники в карман.

– Значит, так, – пускается в объяснения Андерсен, – вам это может показаться полным абсурдом или околесицей, но я решил взяться за перепись романов, создавших образ несчастного духовно богатого героя, которому стремится подражать вся аудитория. Дали, ты оказался прав, – как бы в скобках добавляет он. – Только один я не потяну такой массив работы, поэтому хотел бы заручиться вашей поддержкой. Исправлять будет несложно, так как есть опора на текст. Писать сызнова вас никто не заставляет. Вначале всегда задуманное кажется неосуществимым, но с каждым шагом цель выглядит всё реальнее и ближе. Давайте только начнём, поглядим, как развернётся дело? – кратко излагает причину сбора парень.

– Нудятина, – реагирует анорексичка.

– Не вижу резона этим заниматься, – добавляет Лох.

– Да что с вами со всеми? – по-доброму вспыхивает Андерсен. – Где ваша вера? Я же прошу только попробовать! Вам нечего терять! Вы же погружены в монотонность будней, вы болтаетесь в океане серой бессмысленности! Бежите от пресной реальности, заменяете её жалкими суррогатами. Я предлагаю вам дело, которое может вдохнуть в вас интерес, предать жизни насыщенность, зарядить вас энергией, да хоть немного встряхнуть! Давайте держаться вместе и выручать друг друга. Не ради себя соглашайтесь – ради друзей, – толкает целую речь Андерсен.

– Меня не от чего спасать, – упорно повторяет анорексичка с соломой на голове.

Дали считает также, но слепота девушки помогает ему прозреть. Её зависимость очевидна всем, кроме неё самой. Возможно, для окружающих Дали закован в кандалы телемании. Погрузившись в себя, никто не замечает плотной говорящей тишины. Когда всё же затянутая пауза начинает действовать на нервы, в разговор вмешивается Купидон:

– У тебя добрые помыслы, малыш, – медленно гнусавит он, – но нам вряд ли удастся провести переворот. Вспомни о фильмах и электронных вариантах, подумай о других странах и хоть маленько пораскинь мозгами.

– Препятствия есть в любой задаче. Для того чтобы наши повести заметили, нужно просто уничтожить все исходники. Спалить их, заблокировать, удалить, – тараторит Андерсен. Внезапно он щёлкает пальцами и выливает свежую порцию задумок: – Ты, Дали, можешь взяться за все книжные сайты! Выведи из строя все приложения и прочее в этом духе. У тебя ведь есть способности, а? – с надеждой замирает он.

– Ну, я, конечно, могу поковыряться, но ничего не гарантирую, – рассеянно мямлит очкарик в хвойном свитере.

– Отлично! – облизывается Андерсен. – Давайте сплотимся в команду и разделим обязанности, – приплясывает он. – Дали займётся выводом из строя всех литплощадок, я с кем-то из вас буду корпеть над переделом, а оставшаяся пара уничтожать бумажные издания.

– Ну ты и загнул, – ошарашенно моргает Лох.

– Возможно, процесс затянется на поколения, но мы хотя бы положим начало новому тренду. Кто за? – весело подводит итоги Андерсен, но вместо леса рук виднеются одни пеньки. Лишь спустя минуту-другую вверх неуверенно поднимается ладонь Дали, а за ней и Лоха. Вскоре в воздухе оказываются фарфоровая ручка Купидона и косточка Мэрилин с накрашенными ногтями. – Вы просто чудо! – не веря своим глазным яблокам, произносит Андерсен.

Из сердца вон

Из отбросов социума, из неудачников и слабаков собралась пятиглавая группа с размытыми очертаниями целей. Вялые, неуверенные в себе ребята бесталанно толклись в узкой комнатушке, осторожно оценивали друг друга и тайно хотели улизнуть. Мэрилин изголодалась по взвешиваниям, Дали испытывал острую нехватку телевизора, Лохматый косился на Купидона, а Купидон не спешил одаривать его ключиками от дверцы в страну Чудес. И только Андерсен радовался за всех, негласно занявший позицию вожака. На нём одном держалась сплочённость их коллектива. Конечно, с новобранцами он чувствовал себя не совсем уютно, не знал, как следует к ним обращаться, и не мог вести себя максимально открыто. Мэрилин была настолько плоской, что прекрасно подходила на роль закладки. Купидон хоть и выглядел невинным дитём, чем-то выдавал своё старшинство. Несмотря на нежные замашки, присущие геям, у него имелся некий стержень, обозначающий твёрдость характера. Спустя несколько минут беседы Андерсен уже набросал примерные паттерны поведения с каждым из гостей.

– Купидон, ты не мог бы состряпать нам парочку бутербродов, пока мы занимаемся вводной частью?

– Не вопрос, – пожимает плечами блондин и, явно довольный, удаляется в кухню греметь ножами.

Тем временем на бабушкинском диване, хлипкой тумбе и шатком столе увеличивались горы книг, вытряхаемые из всевозможных вместилищ. Коморка задыхалась от пыли, Монро звонко чихала, сжимаясь всеми своими маленькими органами, и было дружно принято решение открыть окно. Только вместо свежего потока в кубик вкатился перламутровый туман так, что нормально видеть стало фантастичным. Даже тёплый, почти оранжевый свет ничего не менял.

– А вот и ланч, – подражая вежливым стюардессам, возвращается к ним Купидон с подносом в руках. Только возникает одна мини-проблема: для подноса не нашлось места. – Ничего, ваш покорный слуга стерпит функцию держателя, угощайтесь, – мягко улыбается парень.

– Премного благодарен, – подмигивает ему Андерсен и, отряхнув руки, выбирает прямоугольник хлеба с полусваренным яйцом.

Дали, не глядя, хватает сэндвич с ветчиной и тут же уписывает его. Лох, видно, не собирался прикасаться к еде, но посчитал за честь принять заботу Купидона.

– Мэри, специально для тебя я изобрёл фруктовый ролл, – наклоняется он к девчонке в пышной юбке не по сезону.

– Спасибо, я пас, – холодно отказывается она.

– Но я же так старался, – не унимается Купидон.

– Отвали, – злобно рычит Монро, и общий настрой скатывается до отрицательного числа.

Парням, жующим бутерброды, стало неудобно чавкать в накалившейся тишине.

– Послушайте, так нельзя, – поднимаясь, говорит Андерсен, – я вижу, что мы сами себя дурачим и пытаемся изображать счастье. Репетировать его. Только для кого? Давайте не будем создавать искусственное напускное веселье. Не будем браться за работу, пока как следует не потолкуем и не снимем напряжение. Лучше выплеснем все свои эмоции, признаемся в самых страшных грехах и стыдных поступках. Отпустим все мрачные воспоминания. Освободим себя. Выслушаем друг друга. Не бойтесь откровений, здесь мы все равны, – изрекает он, и, если бы сейчас снимали фильм, то на фон непременно бы поставили стрекотание сверчка. – Ладно, – не сдается парень, – я обычный подросток. Мои родители развелись, когда мы собирались идти в аквапарк. Всю жизнь меня игнорили и относились как к предмету. Недавно я разочаровался во всём, что имело хоть какой-то смысл. Я одинок и никому не нужен. Мне кажется, что я изолирован, что никто меня не понимает. Всё, чего хочу добиться, обречено на провал, но я не сдаюсь и безрезультатно продолжаю долбиться об лёд. Звучит, как набор клише, и оттого мне ещё хуже. – Разгорячившейся Андерсен останавливается.

После его признаний молчание расценивается как моветон, поэтому голос подает трясущийся Лох:

– Меня жутко лихорадит, и мне надо срочно догнаться новой дозой. Я абсолютно зависим от волшебного порошка и каждый час представляю успокаивающие таблетки, каждую минуту благодарю Богов, что имею возможность погружаться в счастье так часто, как мочатся старики, страдающие недержанием. Я скрываюсь от серой жизни. У меня просто нет повода жить и чем-то заниматься. Ничто не вызывает впечатлений: ни радости, ни боли, ни интереса, ни волнения. Время тянется пустым унылым поездом. Чтобы хоть как-то его убить, безостановочно давлю угри, свои миниатюрные домашние гейзеры. Сплю так плохо, словно знаю всё на свете. Мой главный страх – не пробиться к венам сквозь деревянную кожу. Главная мечта – навсегда остаться в сказке, – монотонно блюет словами Лох.

Теперь тёмно-пепельный сумрак как нельзя лучше соответствует ситуации и позволяет глубже проникнуться откровениями, глубже копнуть в прошлое.

– Я Мэрилин Монро, и меня ждёт особенная судьба. Единственной преградой, мешающей достигнуть всеобщего обожания, является отвратительная фигура. Я никак не могу избавиться от лишних килограммов и желания съесть что-нибудь калорийное. Смородиновый пирог. Хрустящую жареную картушку с грибами. Ароматную солянку с лимоном. Глазированный сырок. Я устала терпеть и постоянно ущемлять себя. У меня нет сил передвигаться. Я стала часто падать. Голос сделался тусклым и слабым. Кожа растянута и суха. Я уродлива. На меня никогда не посмотрят как на красивую сексуальную женщину. Никто не захочет увидеть мой миленький клитор. Облизать мой миленький клитор. Мне никогда не попасть на обложку гёрлжурнала! – срывается на рыдания Монро. – У меня нет груди! У меня нет ресурсов бороться с раздражающими уговорами и нотациями «Скушай то, скушай это». Меня считают полной дебилкой и розовой пустышкой, а я живой человек, который просто хочет попасть на обложку журнала, чтобы его любили и гордились! – уже вовсю распускает слюни Мэрилин так, что они заполняют её рот и мешают ворочать языком.

– Люди выглядят красиво, когда здоровы и полны жизнелюбия… – осторожно начал Андерсен.

– Да отстань ты от меня! – рявкает девушка, размазывая сиреневые тени.

– О’кей, пупсик, ты пока очухайся, а я соскребу инфу о себе, – поет Купидонова улыбка. – Я Бог любви, и моя миссия – дарить малышам покой. Дарить малышам тепло. Дарить малышам ласку. Если сказать по-простому: я наркодиллер, – смело завершает фразу Купидон, и, к его удивлению, не сталкивается с осуждающими взглядами или библейскими заповедями. Все действительно относятся друг к другу одинаково. – Что ж, – продолжал он, – мои немного странные повадки достались мне от дорогого доброго папочки, который очень меня любил. Очень-очень, – горячо произносят его пухлые губы. Если бы снимали фильм, то определённо взяли бы их крупным планом. – Он так пылко любил своего ангельского мальчика, что не мог удержаться и не… – сохраняя интригу, делает паузу блондин, – вставить ему. – Губы так близко прижались к камере, что проглотили её.

В следующем кадре уместился Дали.

– Я даже не знаю, что это… сказать, что ли, – начал, втянув сопли, – я просто смотрю телевизор. Нравится, когда иллюстрируют рекламу. Когда много бутылок Колы, – уточняет он и внезапно останавливается.

На этом его исповедь завершена.

Безмолвие смешивается с кефирным туманом, забиваясь во все углы и крепко связывая компанию. Мы, думает Андерсен, поколение тех, кто мастурбирует на шприцы, дрочит на плазму, кончает на глянцевые журналы и поклоняется меланхоличной классике. Тех, кто спускает деньги на шмотки и выпивку, кто прожигает свою молодость, но где-то в глубине своей маленькой банальной души желает обрести независимость и стать здоровой личностью.

[1 - Turn on, tune in, drop out (Включись, настройся, выпадай) – фраза доктора Лири, превратившаяся в девиз сторонников употребления психоделиков.]