Проклятые убийцы

Спустя несколько минут непринуждённой беседы они позволяли себе некоторые вольности и некорректные шутки.

– Почему плюшевые акулы такие популярные? – задумывался, к примеру, Сальери.

– Не знаю. Наверное, все убийцы известны и милы, – отвечал Калигула. – Все убийцы очаровательные няшки, – хихикал он.

Пустыню же раздражали такие стереотипы. Глупые, дурацкие штампы! Вот только на практике всё не так смешно. На практике это ужасно и непоправимо.

– В каждой персоне мы видим своё отражение, и если оно кажется нам плохим, то мы разбиваем зеркало. Таким образом мы всегда убиваем себя. Рвём свой неприятный портрет, вымещенный на прохожего, – взялся за лекцию Пустыня, глубоко сомневаясь, пригодна ли эта формула в случае Жиголо. Или Мамы. Или Анубиса. Или Сальери. Или Калигулы. Пригодна ли она вообще?

Каждой твари по паре

Зачем пришёл я в мир?

– Вилье де Лиль Адан

Анубис с наслаждением размазывал шоколад по зубам и нёбу. Жар согревал грудь и живот. Он отдыхал от приказов своего диктатора. Нет, конечно, ему льстило пить абсент с Абсолютом, параллельно угощая аспириновыми напитками молодёжь, но порой очень приятно побыть собой.

– А теперь разбейтесь на пары, – указал Пустыня. – И опишите собеседника. Предположите, о чём он думает. Чего он желает, – пояснил парень, собирая пустые чашки.

Анубис не успел и оглядеться, как к нему подсела голубая рубашка.

– Не возражаешь? – осведомился Сальери.

– Нет, – махнул волосами Анубис.

И Мама, и Жиголо пугались эксцентричного императора, поэтому сдвинули стулья поближе друг к другу, так что Калигула достался Пустыне. Дабы не создавать неразборчивого гвалта, договорились беседовать по очереди. Чету из Анубиса и Сальери пнули первыми.

– Приступайте! – хлопнул в ладоши довольный Калигула, словно перед ним разыгрывалась театральная сценка. Анубис даже не успел сообразить, что происходит, как Сальери начал описывать партнёра.

– Ты мнишь себя богом. Думаешь, что имеешь власть. Жаждешь управлять хоть чем-нибудь. Только ты никакой не посланник и не просветлённый божок. Ты – скудоумный псих, – разошёлся писатель.

– А ты просто уставший и измождённый человек, который мечтает о свободе! Который боится и не контролирует себя! – парировал Анубис, но вскоре внимание переключилось на сгорбленных молчунов, тихих, как океан.

– Ты, наверное, запутался в себе, – открыл рот трансгендер. – Скорее всего, тебя изводят кошмары. Чтобы абстрагироваться от реальности, ты пресёк любые эмоции, и теперь не замечаешь, когда злишься или грустишь, – гадало Жиголо.

– Ну, а ты смятено и обескуражено. Ты не ожидало, что убить человека проще, чем выключить телевизор, – бурчал Мама, виляя кадыком.

Анубис смутно ощущал некий подвох. Что-то не складывалось в их портретах. Последними в центре появились Пустыня и Калигула. Прежде чем сесть, император любезно поклонился своим поданным, а после сразу обратился к Пустыне:

– Думаешь, что ты здесь главный, раз собрал нас под одним потолком? – усмехнулся он, почёсывая какашную родинку на щеке. – Хочешь быть царём, так? Купаться в благодарности и почитании, да? – напирал мужчина, любуясь блеском туфель.

– Я услышал твои предположения, – вежливо отозвался Пустыня. – Мне же кажется, что в глубине души ты очень, очень хочешь исправиться, – прослезился он. Даже промокнул глаз краем растянутой футболки. – Что ж, а теперь я объясню, в чём соль этого эксперимента, – обратился к публике гитарист. – Вы все описывали исключительно себя. Дорогие господа убийцы! Там, где стояло «ты», должно встать «я». И вы поймаете свои тайные чувства.

Приглашение на казнь

Ты трауром своих кудрей

Не затемнишь моих мечтаний

– Вилье де Лиль Адан

Сальери негодовал. Он ведь не относился к мнительным эгоистам, которые считают себя пупом земли! И к скудоумным психам не относился тоже! Он никем не хотел управлять, ублажая своё ЧСВ! Но разве не это ему давало писательство? Для своих героев он занимал место Бога. Создателя. Демиурга.

Ах, как же он жалок и груб! Нет в нём романтичной утончённости! Как хитро он тешил свой подлый умишко!

– На этом мы закончим сегодняшнее занятие, – подытожил Пустыня. – В следующий раз вы должны будете привести с собой друга, чтобы научиться создавать близкие отношения, – сообщил он, провожая замешкавшихся гостей.

Друга? Но Сальери вёл жизнь затворника – у него даже знакомых не было, не то что друзей! С кем ему заявиться? Парень не собирался унижаться и демонстрировать, насколько он одинок. Ему не требовались взгляды злорадной жалости и умильное снисхождение. Что если попросить кого-то подыграть? Но тогда он обнажит факт, что увеличил количество вакансий редактора.

Морщины царапинами располосовали лоб, но усердные раздумья дали сочные и спелые плоды. У Сальери нашлась блестящая кандидатура для роли сопровождающей! Ей оказалась Памела.

***

В парке пахло мёдом и сырой свежестью. Дождевые вибриссы уже не висели в воздухе, и лёгкость пёрышком дразнила сердце. С двух сторон над тропинкой склонялись густые ветки сирени с тонким ароматом, а под ними мелькала хрупкая фигурка в неизменных шортах и олимпийке. Растроганный, Сальери присоединился к своей озорной беглянке, вспоминая поэму Евтушенко.

– Доброе утро! – поприветствовал он в надежде, что девчонка остановится. Всё-таки шпарить в кроссовках намного легче, чем в сандалиях.

– Мы знакомы? – притормозила красавица, махнув хвостиком. Она слегка запыхалась, нос, покрытый испариной, блестел, словно гладкая кожа дельфина.

– Мы ни разу не виделись, но я знаю о тебе всё, – загадочно ответил Сальери.

– Это как? – фыркнула Памела, раскрывая компактный термос.

– Я покажусь странным, и ты, возможно, отшатнёшься от меня. Может быть, даже не захочешь со мной знаться. Я понимаю. Это нормально, – подготавливал девчушку к шоку незадачливый писатель. – Тебя зовут Памела. Ты влюблена в скуластого шутника. По утрам ты бегаешь и мечтаешь путешествовать. Побывать на Висячем камне, Туимском провале. Планируешь завести собаку, бигля, и назвать её Белла. Ты не терпишь косметики. Ты обожаешь индийскую музыку. Любишь рисовать с детьми и ненавидишь, когда тебя заставляют подчиняться, – перечислял Сальери.

– Откуда? Откуда вам это известно? – попятилась Памела.

– Я – твой создатель, а ты – книжная героиня. Я сам придумал тебя… – не стал жалеть девушку Сальери.

– Неправда! – крикнула та. – Я не намерена выслушивать эту чушь! Вы просто сбрендили!

– Пойми, что весь знакомый тебе мир – чья-то гениальная, но фантазия. Выдумка. Он прочен, как мыльный пузырь. Постоянен, как аллергический чих. И пропасть он может так же быстро, как хорошее настроение во время похорон. Тебя с рождения овевали иллюзии…

– Не верю! – упрямо дёрнулась Памела.

– Трудно отказаться от привычной повседневности, но вселенная намного шире. Она существует за границами твоего представления о ней.

– Чушь собачья, – оскалилось тире её губ. – Отвяжитесь от меня. И вообще, я просто сплю, – постаралась заверить себя спортсменка.

– Да, ты спишь, – осторожно придвинулся к ней Сальери так, словно боялся спугнуть диковинную птицу, занесённую в Красную, а то и в Чёрную книгу. Впрочем, Памела и так была занесена. В его книгу. – Всю минувшую жизнь ты спала, но настала пора проснуться. Открой же глаза! Пробудись! – как всегда, пафосно умолял Сальери. – Пойдём со мной. Воплотись в реальности!

– Вы – мошенник или аферист, или как там вас обычно называют, – высокомерно заявила девчонка. – И я ни за что не поверю в то, что каждая моя мысль, каждый шаг и событие было инсценировано в вашей голове. Я не могу даже допустить того, чтобы моей судьбой распоряжался кто-то посторонний! Я независима и настоящая…

– Но ты же моё творение! – патетично воскликнул Сальери.

– Уж лучше быть тварью, чем вашим творением, – ощетинилась Памела, словно дикобраз.

***