Душечка

Душечка
Дарья Дмитриевна Чупрова

Повесть основана на реальных событиях. Книга о девушке, выросшей в умирающем селе. В ее жизни случается горе, и она вынуждена искать новые пути. Любить или ненавидеть? Сдаться или бороться? На эти и многие другие вопросы автор ищет ответы, но самое главное, дает понять – все, что нас окружает, мы берем изнутри себя самих… (Обложка авторская, без использования дополнительных источников)

Душечка

От автора

Эту историю мне рассказали не только люди, но и дома, поваленные заборы и тусклые огни в пыльных окнах. Будучи актрисой, я прожила со своей героиней часть ее жизни, выучилась думать и чувствовать, как она. В этой истории появились знакомые мне люди и стали ее полноценной частью. Они помогли приблизиться к разгадке давно мучившего меня вопроса: где же рождается горе? Взращиваем мы его внутри себя, или же оно поджидает нас где-то рядом?

Я искренне убеждена, что самое главное для человека – быть счастливым. А чтобы научиться быть счастливыми, нам неизбежно придется попробовать понять природу горя.

Возможно, эта повесть поможет найти ответы хотя бы нескольким из вас, дорогие мои читатели.

1

Кастрюля кружилась волчком, забрызгивая остатками пшенной каши облезлый деревянный пол. Ошметки разваренной тыквы лежали кусками бледно-оранжевой слизи, не давая шанса поверить в тот факт, что когда-то это можно было есть. Пар обдавал мне лицо, и капли пота смешивались со слезами. Просто удивительно, как я успела отпрыгнуть от этой тыквенно-молочной бомбы.

Уставшие руки не удержали огромную желтую кастрюлю, и все ее содержимое теперь валялось здесь, на радость половым тряпкам.

Выброшу… нет, честное слово, не буду их полоскать!.. Просто соберу эту гадость и выброшу, вместе с тряпками, тазами, губками. Нет сил…

Я издала протяжный стон или рык, который больше походил на бульканье и в итоге перешел в нервный кашель. Пот уже остался на рукаве халата, а вот слезы все катились по щекам. Нет, я то обойдусь, мне даже полезно поголодать. А вот мать кормить сегодня нечем.

– Черт! Че-е-ерт!

Из соседней комнаты послышался мягкий старческий голос:

– Душечка, кто-то пришел, открой дверь.

– Никто не пришел.

– Нет, я точно что-то слышала.

– Это я.

– Нет.

– Это я!

– Открой дверь.

– ЭТО Я! НИКТО НЕ ПРИШЕЛ! Смотри свой ящик…

Я приземлилась на скрипучий стул и, закрыв глаза, принялась считать. Раз… Два… Три… Очень давно, когда я еще училась в школе, мне довелось услышать одну занимательную штуку: мол, если сосчитать до десяти, спокойно и медленно (а самое главное – правильно дышать, не грудью, а животом! Вдох носом – живот надувается, выдох ртом – живот сдувается)… Четыре… Вздох. Пять… Выдох. Шесть… В общем, якобы это помогает успокоиться. Не знаю, что помогало мне сильнее – сам способ или моя вера в этот способ, за неимением более действенного и дешевого средства, – но так или иначе, а я смогла побороть желание наорать на мою старушку и просто ушла, хлопнув дверью.

Настроив свое дыхание на нужный лад, я поняла, что готова перейти к следующему этапу – «секретная сигарета».

Дело в том, что я не курила. Вернее курила, будучи подростком, а теперь взяла за правило верить в то, что не курю. И тонкие ментоловые подружки приходили ко мне на выручку только в качестве лекарства. Я называла их антидепрессантами и четко придерживалась своих правил, лишь иногда уступая в пользу ароматному дыму и щелчку зажигалки.

Я закурила. Мм-да… Нужно сходить к бабе Вере, у нее наверняка есть рис или гречка. Конечно, мать хотела именно тыквенной каши, но не все в этом насмешливом мире случается так, как мы хотим.

Я вспоминаю себя в восьмом классе, мои надежды, веру в светлое прогрессивное будущее. Я помню ту жизнь… Тогда она казалась мне чем-то ужасным, глупым, и я мечтала ускорить время. Как же я ошибалась… Нужно было навсегда остановить те минуты, остаться пятнадцатилетней девчонкой, живущей со старенькой, но любящей матерью… Тогда еще она обо мне заботилась…

Я помню, когда мать приходила на редкие родительские собрания, ее часто называли моей бабушкой… Она делала вид, что не обижается, хотя мне всегда казалось, что это не так.

2

Тогда я училась в Городе, и мне очень нравилось каждое утро ждать автобус на нашей единственной остановке… Даже сейчас, стоя на полуразвалившемся крыльце, поросшим зеленым мхом, я вижу эту остановку – такую одинокую в темноте этого зимнего вечера. Почему же она такая одинокая? По тем же причинам, что и я… Мы живем в этом гнилом месте, и мы обе вкопаны сюда нашими создателями. Мы не можем ни уйти, ни сбежать…

Когда я была маленькой, то не верила, что на свете есть что-то кроме нашего полуразвалившегося села. Уже тогда здесь было домов двадцать, сейчас десять, жилых из них семь – четыре постояльца и три дачника… Все, кто мог, давно уехали, покинули тонущий корабль, но мне было суждено тонуть вместе с ним…

А тогда, давно, в моем счастливом детстве, здесь еще были румяные мальчики и девочки, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Эти счастливцы перебирались в города или в другие места, где есть живые люди. Из пяти ребят, вместе с которыми я росла, к моему восьмому классу осталась одна Верка. С ней-то я и ездила на бело-зеленом автобусе, немного покосившемся на левую сторону.

На самом деле до Города можно было дойти пешком, но все же это было не слишком быстро, а утром всегда хотелось поспать лишние сорок минут. Поэтому мы дожидались рычащего железного зверя, готового развалиться в любую секунду, садились рядышком и начинали шепотом обсуждать важнейшие вещи. Новые телешоу, отношения Николя и Светки, очумелый каблук Ирки Николаевской – в общем, все то, что так интересует подростков.

Когда мы въезжали в город, наступала тишина… Это потом уже мы узнали, что эта сказка, наш Город, который существовал так близко и так далеко от нашей сельской повседневной жизни, для большинства жителей нашей необъятной Родины был всего лишь деревней.

В нашем Городе не было ни одного высотного дома. Самые высокие дома достигали лишь четырех этажей, но нам они казались великанами. Мы проезжали мимо нескольких магазинов, один из них торговал вещами для взрослых. На его вывеске красивый женский силуэт обнимал огромное розовое сердце… Этот магазин всегда смешил нас, но в то же время придавал значимости нашему Городу, – Он настоящий, Он живой, Он современный.

Конечно, у нас были телевизоры, и мы догадывались, что где-то за пределами этого задыхающегося села и милого маленького Города есть иная жизнь. Но она не казалась реальной. Просто декорация, чья-то фантазия… Когда ты смотришь кино о космосе, о колонизации Марса, о перевозке миллиона пассажиров в другую галактику, ты же и впрямь не думаешь, что так будет в реальности.

Да, ты надеешься, что человек будет летать в космос… чаще, чаще, чаще, потом появится некая прекрасная, чистая планета и – бац! Туда уже летит новый блестящий корабль с лучшими умами нашего века… Но все это где-то далеко и с натяжкой, поэтому что огромный мегаполис с тысячей огней, что космические путешествия для нас были равнозначно фантастичны.

Мы доезжали до центральной остановки и выходили на площади. Вот здесь стоит памятник Ленину, как всегда, исполосованный белыми подтеками, сообщающими о великой любви голубей к этому месту. Слева от него городская администрация. Туда ходят важные полноватые тетки и усатые дядьки в костюмах. А чуть дальше, открывая свои парадные двери (будто и в самом деле именно для этого каменного Ленина), стоит Дом культуры. С колоннами! Там проходят концерты, а из областного центра иногда приезжают звезды местного разлива…

Но мы идем не к светло-бежевому зданию с колоннами, и даже не к салатовому дому с флагами, мы поворачиваем направо и идем к нашей серенькой школе, построенной в виде буквы «Г». У ворот школы первым делом вновь поворачиваем направо и добегаем до коричневых гаражей с покосившейся крышей. Тут Верка достает зелененький «Pall Mall», и мы закуриваем. Быстро курим сразу по две, Верка убирает изумрудную пачку в блестящую сумку.

У нее много хороших вещей, она одевается гораздо лучше меня. Может, потому что ее мать не старая. Она вообще родила ее в нашем возрасте, наверняка за это и была сослана к бабке в наше село… Но это не важно… Отец Верки работает дальнобойщиком, вроде как даже родной отец. Тоже молодой, все воспринимает как должное. Во время редких встреч он целует Верку в лоб и уходит спать. Моя мама говорит – он работает меньше, чем заявляет, просто у него есть вторая жизнь… Но и это не важно…

Верка красивее меня, моднее, а вот это уже проблема. Не для меня, для нее. Как только тонкая пачечка с содержимым, запрещенным к продаже несовершеннолетним, падает на дно сумки с учебниками, Верка обо мне забывает и, постукивая каблучками, несется в гущу событий, к Городским, к настоящим. А я остаюсь здесь, и считаю до десяти. Раз… Вдох… Два… Выдох. Три… Вдох.

3

Когда мы заходим в класс, я сажусь рядом с Ленькой. Он тоже ездит сюда на автобусе из другого приближенного населенного пункта (ему идти-то до Города двадцать минут, но он ездит). Домов у них чуть больше, но живется хуже. Все пьют. Его мать с отцом – тоже. Ленькин дом, как и мой, стоит прямо у дороги, по которой едут красивые уставшие машины. Едут работать, отдыхать, едут к родственникам и любовникам, едут на дачи и в бани, едут жить…

А мы остаемся в своих деревянных домах с маленькими красивыми окнами в резных рамах, смотрим через пыльные стекла на эти автомобили и думаем, что скоро придет и наш час, и мы поедем в большие города искать воздух, которым дышать приятнее, чем в наших березовых рощах.

Ленька ворчит и двигает свой рюкзак, я плюхаюсь рядом.

– Ну привет, Волосатый.

– А Верка тебя снова кинула? Хватит ей шестерить. Бессовестная бабенка.

– Но-но! Она тебе не бабенка! – улыбаюсь я и толкаю его локтем в бок.

Ленька тоже кривит рот в подобии улыбки, и мы ждем звонка. Скоро все закончится, скоро начнется другая жизнь. Верка перестанет меня стесняться, и мы все станем одной большой и дружной семьей. Будто что-то щелкнет в головах у всех этих мымр, и они поймут, что жить нужно дружно, что школа – это так романтично или еще какие-то сопли, не знаю…

Просто в один момент все границы стерлись, и мы стали не то чтобы дружить, а всего лишь не обращать друг на друга внимания, делать вид, что все хорошо, а мы милые друзья, которые разлетятся, как выросшие птенцы из гнезда, каждый в свой уютный уголок.