– Можете его получить, – воодушевилась Лиза, – это «Аенвит». Вообще-то я на больную желтухой похожа, синяки, как у вас, на поллица. Что ни делала, кучу всего перепробовала, ни фига не работает. Час-другой прекрасно выгляжу, затем красотища сползает. Я утром будильник на полчаса раньше ставила, чтобы проснуться, пока муж еще спит, и живенько накраситься. Теперь проблем нет. Легла спать розочкой, проснулась персиком.
– Прямо не верится, что это возможно, – вздохнула я.
Света вынула из держателя флакончик.
– Сумка у вас дорогая, туфли не с помойки, маникюр и стрижка из модного салона, джинсы-куртка от люксового бренда. Купите на пробу, вас не разорят четыре штуки. У нас сегодня акция, если берете тональный крем, получаете румяна в подарок, и я дам пробничек теней. А Лиза вас накрасит, она визажист, объяснит, как «Аенвитом» пользоваться.
– Хитростей почти нет, – охотно заговорила вторая девушка, – нужен влажный спонжик, и все дела. Давите жабу. Сами зарабатываете, или повезло за богатого выскочить?
Я решила не вдаваться в подробности.
– У нас с мужем небольшая фирма.
– Ну, тогда он вас за транжирство жучить не станет, – обрадовалась Светлана, – хотя я такая же, как вы. Маме все куплю, дочке тоже, а на себя жалко. Готова вроде вас с желто-зеленой мордой ходить.
Я машинально посмотрела в круглое зеркало на стене. Мда, госпожа Романова похожа на росток картошки, который вылез из синеглазки, всю зиму пролежавшей в подполе. Я решилась:
– Беру!
Света открыла ящик.
– Нулевой… нулевой… вроде его нет…
– Вот жалость, – расстроилась я, уже настроившись на покупку.
– Можно взять первый, – с некоторым сомнением произнесла Лиза, – хотя…
– А! Нашла! – обрадовалась Светлана. – Вот же он! И почему сразу его не заметила?
– Там минус почему-то нарисован, – удивилась Лиза.
– Где? – спросила Светлана.
– Вот, на коробке, минус ноль, – уточнила Лиза.
– Ну ты даешь, – развеселилась коллега, – добрый вечер, дорогая, минус ноль не бывает. Плюс ноль, кстати, тоже. Ноль он и в Африке ноль.
– На ноль делить нельзя, – вспомнила я слова своей учительницы математики Валентины Сергеевны.
– Оплачивайте товар и возвращайтесь, – улыбнулась Лиза, – мои услуги бесплатны.
Минут через пятнадцать я посмотрела в зеркало и испытала горькое разочарование.
– Ничего не изменилось.
Лизавета сложила руки на груди.
– Быстро только кошки рождаются. Надо подождать. Макияж проявится через час, может, позднее, все зависит от свойств вашей кожи. И когда «Аенвит» наносится впервые, он дольше действует. Я вам сделала дневной макияж, очень нежный, скоро станете бутончиком, на губы немного помады нанесла, на щеки румяна и тени на веки. Вам не нужен тяжелый макияж, смоки-айс всякие противопоказаны. Езжайте спокойно куда надо, эффект непременно будет, не сомневайтесь.
Глава 8
– Некоторые странности наблюдаются, – согласился Вовка, выслушав мой рассказ.
– Не-ко-то-рые? – по складам произнесла я. – Ты меня плохо слушал? Повторяю. Обжорин, судя по рассказу Елены, был мастером на все руки. Но он отличался потрясающей безграмотностью, вот, полюбуйся, я сфотографировала открытку, которую он отправил жене. «ДАрАгая Лаура! Люблю тИбя как тАгда!» За это даже двойки много, в шести простых словах четыре ошибки. Но в его письме грамматических ляпов нет, и текст длинный, такой в стрессовом состоянии не составляют. Вот если бы Никита Владимирович нацарапал на каком-нибудь обрывке: «ПрАстите. НИ хотел его Збить, я рИшил умИреть», у меня бы сомнений в подлинности письма не возникло. Надо отдать записку графологу, позвони Сергею Петровичу, он нам никогда не отказывает.
– За деньги, которые мы ему платим, я бы не только почерковедческую экспертизу проводил, но еще и вприсядку плясал, – ухмыльнулся приятель.
– Ты сразу упадешь, – засмеялась я.
– Нет, – заспорил Костин, – в детстве я занимался танцами. В нашей школе работал кружок.
– И когда это было? – еще сильней развеселилась я. – Сто лет назад?
– Совсем недавно, – уперся Вовка, – если человек когда-то обучался танцам, он никогда уже их не забудет. Мышцы имеют память. Это как езда на велосипеде. Ты в детстве кататься любила?
– Мне мама не разрешала, – призналась я.
Костин встал.
– Лампа, ты тепличное растение, а я и на велике, и на мопеде, и на мотоцикле с коляской рулил. И пляшу до сих пор отлично. Смотри.
Я не успела ничего сказать, как Костин быстро присел, выбросил вперед ногу, хлопнул в ладоши, сложил руки на груди, потом приподнялся, потерял равновесие и рухнул на пол.
Я расхохоталась.
– Свалился! Эй, великий балерун, ты жив?
– Это не падение, – прохрипел Костин, пытаясь встать, – так и надо.
– Плюхнуться на спину? – уточнила я. – Оригинальная постановка русского народного танца.
– Ты ничего не понимаешь в хореографии, – возразил Вовка, кое-как умудрившись сесть, – это па называется «парашют».
– Да? – прищурилась я. – Напоминаю, у меня диплом консерватории. «Парашют» что-то совсем экзотическое, раз я о нем не слышала.
– Твой вуз народ называет «Балалайка», он танцам не обучает, – разозлился Костин, потирая локоть, – ты нащипывала арфу.
Я не стала перечить.
– Верно, но, сидя в оркестре и бегая пальцами по струнам, я иногда видела, как выступают балетные.
– Чем вы тут занимаетесь? – спросил Макс, входя в комнату.
– Костин решил исполнить «Камаринскую плясовую», которую прославил Михаил Иванович Глинка. Но у Вовки ноги переплелись, и номер не получился, – наябедничала я.
В комнату всунулся Роман.
– Вы тут все? Супер. По Сыркину Виталию Павловичу закавыка. И насчет кафе «Ликси» непонятка, заведения с таким названием не только на Ремонтной, но и во всей Москве нет.