Шуры-муры с призраком

– Нет, солнышко, – улыбнулась я. – Да и зачем? Надо жить таким, каким на свет появился.

– У мамы Ивановой очень-очень большие губы, – продолжала Киса. – Катя сказала, она хочет быть красивой, чтобы папа бросил любовницу. А у Макса есть любовница?

Я оторопела, потом быстро пришла в себя и решила прекратить глупую беседу.

– Что тебе приготовить на ужин?

– Я в садике ела.

– Неужели ты откажешься от шоколадного печенья?

Киса прижалась ко мне.

– Нет. Я люблю тебя не за печенье. Просто так.

Я поцеловала ребенка.

– И я тебя люблю. Просто так.

– Лампа, не делай губы, как у Катиной мамы.

– Никогда, разве я похожа на дуру? – ляпнула я и прикусила язык.

– Ты красивая, как принцесса, – продолжала Киса, – самая лучшая, мне другая не нужна. У нас мыло есть?

– Конечно, – опять удивилась я.

– Ядовитое?

– Обычное, хорошее, приятно пахнет.

– Негр может таким добела отмыться? Или ему ядовитое надо?

– Про какое отравленное мыло ты говоришь? – не поняла я.

Киса втянула голову в плечи, согнулась и забасила:

– Если фломастерами перемазались, бегите вниз, возьмите в туалете ядовитое мыло, оно любую черноту отскребет. Ваше групповское не пойдет, нежное больно.

Малышка выпрямилась.

– Так няня Раиса Ивановна говорит. У нас дома есть ядовитое мыло?

Я открыла подъезд.

– Вы к кому? – спросил охранник.

– Мы домой, – пропищала Киса, – вместе с Лампой.

У парня забегали глаза.

– Извините, Евлампия Андреевна, не узнал вас. Вы сегодня… такая… необычная.

Я ликовала. Не зря потратила деньги. Тональный крем «Аенвит» оказался на удивление хорош. Даже секьюрити, которого ничего, кроме футбола и рыбалки, не интересует, заметил, как я похорошела.

– Ну ваще просто, – продолжал охранник.

– Спасибо, Евгений, – кокетливо ответила я, – теперь каждый день так выглядеть буду.

– То-то ваш муж офигеет, – брякнул страж подъезда.

Открыв входную дверь, я услышала радостное повизгивание и цокот когтей по паркету. Мопсихи Фира с Мусей неслись встречать пришедших. Я села на корточки, распахнула объятия и воскликнула:

– Ура! Мама дома! Сейчас съедим вкусный паштет из банки и погуляем по крыше.

Но вместо того, чтобы, как обычно, кинуться целовать хозяйку, собаки притормозили и замерли.

– Девочки, вы меня не узнали? – засмеялась я. – Ну, скорей, идите сюда.

Муся присела, Фира сгорбилась, потом обе взвизгнули и заползли под консоль. Худенькая Муся спряталась там полностью, у толстой Фиры снаружи осталась попа с загнутым вверх хвостом.

– Что случилось? – не поняла я.

Хвост Фиры завилял.

– Они описались и обкакались, – доложила Киса, – так всегда делают, когда пугаются.

– Чего им бояться, – рассердилась я, – безобразницы! Не могли подождать, пока я их на крышу отведу. Фу! Стыдоба! Взрослые совсем, а ведут себя хуже щенков.

– Не ругай их, – попросила Киса.

За спиной раздалось характерное попискивание, кто-то открыл электронный замок.

– Вот и я, – пропела Краузе, – решила в клинике не ночевать. Все равно зуб болит, какая разница где ему ныть?

– Роза Леопольдовна, – закричала малышка, – дай скорей ядовитое мыло, Лампе нужно.

Я обернулась и увидела Краузе. На носу няни, несмотря на вечерний час, сидели очки от солнца с очень темными стеклами.

– А?а?а?а! – неожиданно заорала Роза. – Боже всемилостивый! Где она?

Трясущимися руками няня схватила со столика брелок тревожной кнопки и нажала на него. Очки слетели с ее лица. Я увидела, что у Розы Леопольдовны нет глаз, на их месте ровная кожа, и завопила:

– А?а?а?а!

Киса упала на живот и засунула голову под консоль, теперь оттуда торчала попа Фиры и две детские ноги в розовых тапочках.

Входная дверь отворилась и стукнулась о стену, на потолке закачался красивый фонарь из разноцветного стекла, который мы с Максом привезли из Италии. Светильник понравился мужу до такой степени, что Вульф держал его на коленях во время рейса из Милана в Москву и ни разу не поставил коробку на пол.