– Да, – кивнула Ребекка, – и это свой человек, домашний.
– А может, какой преподаватель из академии…
– Нет, у нас в доме бывали только очень близкие люди, и потом… в папину спальню, а она расположена на втором этаже, в самом конце коридора, вообще никто не входил, посторонние – совершенно точно. У нас гостей принимают внизу. Там гостиная, столовая, ванная, туалет, людям просто нет необходимости идти на второй этаж. Для тех, кто решил остаться ночевать, существуют две спальни в пристройке. Вход в нее из коридора, который ведет в гостиную.
Славин, несмотря на хлебосольство и веселый нрав, тщательно оберегал покой свой и Лики. Комнаты супругов находились на втором этаже, в левом крыле, там же помещались кабинет и библиотека. На лестничную площадку вела дверь, и, если она была закрыта, все знали – ломиться не надо. Вячеслав Сергеевич отдыхает или, наоборот, работает. У академика был странный распорядок дня, дикий, по мнению всех. Ложился спать он в четыре утра, вставал в восемь, потом днем еще прихватывал часок-другой, около полуночи садился за письменный стол…
– Значит, никто из посторонних взять ключи не мог?
– Нет, только свой, тот, кто точно знал, что папы дома нет и он не хватится связки.
– А кто из родственников бывал в доме?
Ребека постучала пальцами по столу:
– Да все, кроме самой первой жены, Оли, она давным-давно живет в Америке, и Жени, та поселилась во Франции. Остальные живут постоянно: Нора, Андрей, Николай, Сергей, Тамара, Светочка и даже Аня. Правда, ее не слишком любят, она вечно скандалы устраивает! У всех тут есть комнаты. Нора живет на втором этаже, в левом крыле, Андрей, Николай и Сергей тоже, а Тамара, Света и Аня обустроились в мансарде, там три вполне приличные комнаты.
– И что, так вместе и жили?
– Иногда уезжали на городские квартиры, но в основном да. Папа всем помогал, кому деньгами, кому советом.
– Где работают ваши братья?
– Николай, он старший, защитил докторскую диссертацию и является папиным заместителем, Андрей пока кандидат наук, тоже работал у папы, Сережа – журналист, он в газете служит.
– А мать?
– Нора? Но она никогда не работала, в этом нет никакой необходимости, она обеспечена.
– Тамара со Светой?
– Светка учится у папы в академии, собирается стать психологом, она на третьем курсе. Тамара вот уже десять лет пишет книгу об истории Москвы.
– А вы, Ребекка? Вы чем занимаетесь?
– Я – актриса, – спокойно пояснила девушка, – работаю в театре «Золотая рампа», снимаюсь в кино. Случайно сериал «Выстрел в спину» не видели? Я играла в нем главную преступницу.
– Надо же, – ахнула я, – Надя Кротова, ловкая воровка, но вы там на цыганку похожи.
– Грим, – пожала плечами Ребекка, – обычное дело.
– Где вы живете?
– Здесь, в доме, – ответила девушка.
– Значит, получается, что никому из домашних не было никакой выгоды устранять Славина?
– Выходит, так, – вздохнула Ребекка, – совсем никому!
Однако кто-то нанял сумасшедшего киллера, убившего бедного академика столь невероятным образом, кто-то дал ему дубликат ключей и кто-то передал в конверте фотографии и деньги. Правда, послание так и не попало в руки убийцы, снимки и доллары спрятаны сейчас у меня в спальне. Но заказчик оказался упорным и не трусливым, он не испугался, а предпринял еще одну попытку. Так кто же из милого семейства захотел избавиться от Славина? Кто? Бывшие жены или дети? И почему?
Глава 6
Около четырех часов дня я ехала в электричке по направлению к Москве. Отправляться из Алябьева в загазованную столицу не очень хотелось, но в шесть меня ждет инструктор в машине, а уж заодно я пробегусь по лоткам, авось милые дамы успели накропать еще по детективчику, всем нравятся бойкие женщины, ваяющие всякие криминальные истории, жаль только, что пишут они очень медленно.
«Станцию Солнечная поезд проследует без остановки», – объявил машинист.
Мимо окна проплыла платформа, мелькнули роскошные особняки, настоящие замки. Солнцевская братва старательно возводила «домики» для жен, детей и родителей. Я хихикнула: мало кто помнит, только тот, кто много лет ездит с Киевского вокзала в сторону Калуги, что столь поэтическим словом «Солнцево» район стал называться то ли в конце шестидесятых, то ли в начале семидесятых годов, а до этого он носил малопривлекательное название «Суково». Так и объявляли в электричках: «Станция Суково, следующая – платформа Переделкино.
Меня в детстве это страшно веселило. Электричка бодро пронеслась мимо Солнечной к столице. Внезапно электровоз издал резкий гудок, непрекращающийся, воющий, потом поезд мгновенно остановился. От резкого толчка с полки слетела сумка, набитая свежими огурчиками, и пребольно стукнула меня по голове.
– Итить твою налево, – пробормотала женщина, сидевшая напротив, – простите, бога ради.
– Ничего, – пробормотала я, глядя, как она подбирает упавшие зеленые огурцы, похожие на гигантских гусениц, – бывает.
– Тормозит, словно не людей везет, а картошку, – вздохнул дедок в панамке, – вона, там баба аж со скамейки сковырнулась.
Женщина, ругаясь, продолжала собирать огурцы, другие люди тоже поднимали упавшие сумки и успокаивали плачущих детей. Внезапно ожило радио: «Граждане пассажиры, в связи с техническими неполадками поезд временно дальше не пойдет. Просьба сохранять спокойствие и оставаться на местах».
– Ну е-мое, – обозлилась тетка с огурцами, – ну вечно у них хренотень выходит, то электрички поменяют, то кассу на платформе закроют, а теперь сиди тут на жаре, парься!
Остальные тоже шумно выражали недовольство, кое-кто из младенцев продолжал плакать, а у мужика, сидевшего через сиденье от меня, душераздирающе орала спрятанная в сумку кошка.
Я прислонилась лбом к стеклу и тупо разглядывала суетящиеся за окном фигуры. Всегда сажусь в первый вагон, тогда, приехав в Москву, не надо пилить через весь вокзал к метро.
Несколько железнодорожников в синих рубашках нервно сновали туда-сюда, потом послышался вой сирены. Я подняла глаза чуть вверх и увидела, что на косогоре, там, где проходит шоссе, остановилась «Скорая помощь». Спуститься к железнодорожному полотну она не могла, поэтому медики просто вытащили носилки и пошли к электричке пешком. Минут через пять они вновь возникли перед моими глазами. На этот раз на носилках лежало нечто, прикрытое серым пледом. С видимым трудом врачи полезли вверх.
– Во, видели идиота! – в сердцах вскричала «огуречница». – Нажрался и под поезд угодил! А людям теперь сидеть на солнцепеке.
– Обычное дело, – подхватила до сих пор молчавшая тетка в ярко-красном костюме, – нашим мужикам только бы зенки залить, а там им море по колено. Эх, жаль, мой около железки не ходит, вот повезло же кому-то, избавилась от алкаша.
– Ох, и злые вы, бабы, – вздохнул дедок, – потому мужья у вас и пьют! И не мужик вовсе под поезд угодил, а женщина.
– Это ты с чего решил? – поинтересовалась тетка с огурцами.
– А вот, глянь, вещички несут.
Я опять посмотрела в окно и увидела, что один из мужиков в синей рубашке держит в руках элегантную ярко-зеленую летнюю сумочку и такого же цвета босоножки.
– Бросилась, – уточнил парень на соседней скамейке, – от несчастной любви.
– Ну и дура, – вспылила баба, наконец-то собравшая все огурцы, – дура распоследняя. Хочешь с собой покончить, сигай себе из окошка дома или повесься в ванной, ну чего, спрашивается, другим-то мешать? Меня вон внук на платформе ждет, извелся небось весь из-за дуры!
– У тебя, поди, камни в желчном пузыре и язва желудка, – парировал дед.
– Это почему?
– Злая очень.