Версаль под хохлому

…С первым мужем у Вероники было полнейшее взаимопонимание по всем вопросам, кроме постели. Виктору от природы достался чрезмерно бурный темперамент, а Ника сексуальным радостям предпочитала ванну с ароматическим маслом. У пары была горячо любимая дочь и материальный достаток. Ника не хотела лишаться супруга, поэтому закрывала глаза на его «шалости» на стороне. Когда Свете исполнилось семь лет, родители приобрели огромный пентхаус и разъехались по разным спальням. Супружеская любовь трансформировалась в крепкую дружбу.

С большой долей вероятности Виктор и Вероника могли дожить до золотой свадьбы. Жена не ограничивала похождения мужа, а тот помог ей основать бизнес и очень гордился, что она быстро отвоевала свой кусок рынка. Ничто не предвещало разрыва, но Витя неожиданно влюбился, как подросток. Его избранницей стала юная девушка из провинции. Красавица недрогнувшим голосом поставила условие:

– В постель лягу исключительно после свадьбы.

И Виктор развелся с Никой. Второй брак просуществовал менее года. Потемкин хотел вернуться к прежней супруге, но та спокойно отвергла его предложение.

– Лучше нам плавать автономно, – сказала она, – дружбе регистрация в загсе не нужна.

Сколько Светлана себя помнила, и отец, и мать пропадали на работе. Девочку воспитывала прислуга. Нет, ее не обижали, кормили-поили-одевали, возили на курорты. У Светы была большая комната, набитая игрушками, она посещала танцевальную студию, занималась фигурным катанием, увлекалась макраме, рисованием, в учебе была не последней, но и далеко не отличницей. В общем, росла нормальной девочкой, такой, как все. Это-то и злило Веронику. Та хотела, чтобы дочь походила на нее, имела ее характер и те же интересы.

В младших классах Свету стригли, как когда-то маленькую Нику, и внешне дочка была неотличима от мамочки с детских фотографий. Но на том сходство заканчивалось. Вероника отлично училась, имела большое количество друзей, была лидером в классе, играла в волейбол, баскетбол, предпочитала командный спорт и всегда становилась капитаном. Глава октябрятской звездочки, председатель пионерской дружины, секретарь комсомольской организации школы, староста институтской группы, заводила, хохотушка, плясунья, любительница вечеринок – вот что такое Ника. Светочка росла болезненно тихой, стеснялась отвечать у доски, забивалась на последнюю парту и не пользовалась ни малейшим авторитетом в детском коллективе.

На четырнадцатилетие дочери Вероника задумала огромный праздник. Были приглашены все одноклассники именинницы и приятели Сухановой с детьми. Друзья Ники явились в полном составе, и лишь поэтому торжество состоялось. Из школы не пришел никто. Одновременно со Светиным был еще день рождения у Аллочки Беликовой, и ребята даже не сомневались, на какую тусовку идти.

Светлана совершенно не расстроилась, приятели из школы ее не волновали. Девочка любила проводить время одна, увлекалась чтением, ни спорт, ни походы, ни учеба ее не интересовали. А вот Вероника еле пережила унижение.

Вечером, когда гости удалились, мать вошла в комнату дочери и отчитала ту по полной программе. Притихшая Света услышала много «хорошего».

– Как моя дочь может быть лузером? – кричала Вероника. – Изгоем, никому не нужной особой, балластом коллектива? Как моя дочь может быть антиобщественной личностью? Как моя дочь может быть не такой, как я? И почему?

Что могла ответить Светлана на эти вопросы? Она слушала мать, опустив глаза в пол, а Вероника расходилась все больше и в конце концов отвесила девочке оплеуху. Света заплакала, а потом от обиды выпалила:

– Ты злая крыса!

Мать неожиданно не рассердилась. Она развернулась и пошла к двери. На пороге обернулась и сказала:

– Запомни, лучше жить злой крысой, чем серой, сливающейся с землей мышью.

Этот знаковый скандал случился в конце мая, а на лето Ника отправила дочь за границу изучать английский язык. Не всякая семья может себе позволить поселить чадо в Лондоне на целых три месяца. Поступок Вероники вроде свидетельствовал о ее материнской заботе, о желании дать ребенку отличное образование. В аэропорту Светлану провожал Виктор.

– Поживи в Англии, – напутствовал отец, – посмотри на своих ровесников, сделай правильные выводы. Не огорчай маму, она обеспокоена твоим будущим, работай над собой, и жизнь наладится.

Света лишь кивала в такт его словам. Она-то отлично понимала: мать полностью разочаровалась в ней и не хочет видеть ее, путешествие в Великобританию – это изгнание.

И, похоже, девочка была права. За время каникул Ника ни разу не позвонила дочери, а когда та сама набирала номер матери, разговор состоял из пары фраз.

– Светлана? – чуть удивленно произносила Вероника.

– Да, – отвечала дочь, которой в ту минуту казалось, что мама о ней забыла, а сейчас совершенно внезапно вспомнила и не очень обрадовалась. – У меня все хорошо.

– А почему должно быть плохо? – с нарастающим раздражением перебивала Суханова. – Живешь на всем готовом… У меня совещание, позднее побеседуем.

Когда «любезный» диалог произошел в третий раз, Света сообразила: мама не рада ей. И перестала звонить.

Желая наладить отношения, девочка пыталась матери понравиться: постриглась, как та, выкрасилась в темно-каштановый цвет, похудела. Но мама не замечала ее усилий. Нику бесила плохая успеваемость дочери и отсутствие у нее подруг. Чтобы добиться ее благосклонной улыбки, Света начала врать. По воскресеньям она убегала из дома пораньше, сообщая:

– Мы с приятелями едем на дачу.

А сама убивала время в одиночестве – ходила по музеям, в театры или просто шаталась по улицам. Каждый Новый год в институтскую пору девушка проводила на вокзале. Вероника справляла праздник в шумных компаниях и дочь с собой никогда не приглашала. Света же делала вид, что собралась веселиться с однокурсниками, наряжалась по полной программе, приезжала в зал ожидания и сидела там на скамейке до утра…

– У меня в детстве тоже не было друзей, – не выдержала я. – А родители постоянно выясняли между собой отношения. Любой праздник в нашем доме плавно перетекал в скандал. Но встречать Новый год в компании с транзитными пассажирами – это уже слишком…

Света вытащила из коробки канцелярскую скрепку и начала разгибать ее.

– Поймите меня правильно, я не страдала, просто приняла ситуацию такой, какова она есть. Если честно, я не понимаю, почему всегда оказываюсь в одиночестве. Да, я не люблю шум, громкую музыку и безудержное веселье, предпочитаю тихую беседу, хорошую книгу или умное кино. Таких, как я, много, но у всех есть свои стаи. Я же стою особняком. При одном из московских кинотеатров открыт клуб, там регулярно собираются фанаты Антониони, Феллини, Вуди Аллена. Вроде это моя среда, но нет, и там меня игнорируют. За свою не принимают и библиофилы, в социальных сетях на мою страничку не заглядывают… Наверное, что-то во мне не так. Поэтому я и обрадовалась, когда у мамы появился Леонид – он был таким же, как я, жил особняком.

…Леонид Петрович Маркелов коренным образом отличался от всех прежних кавалеров мамы. Настройщик не таскался по светским раутам, не посещал пафосные мероприятия, после работы сидел дома, играл на подаренном ему женой старинном рояле. Если Вероника отсутствовала, Света садилась в гостиной в кресло, вышивала на пяльцах и слушала звуки, которые отчим извлекал из инструмента. Они практически не разговаривали. Иногда композитор спрашивал:

– Света, на что это похоже?

– Дождь идет, – отвечала девушка. – Музыка, как капли, тук-тук по крыше.

– Ты очень тонко чувствуешь основную тему, – говорил отчим.

И в груди Светланы разливалось тепло, в такие минуты она ощущала себя нормальным и даже талантливым человеком. Но с матерью отношения не налаживались. Хотя новый брак сильно изменил Нику – она горячо полюбила второго мужа и старалась не совершать чего-то, что не одобрил бы Маркелов.

«Леонид маму как заколдовал», – думала иногда Света.

Как-то девушка поднялась в пентхаус, вошла тихонько и увидела такую сцену: Леонид играет какое-то свое произведение, а ее мать… плачет. Светлана остолбенела от изумления. Никогда раньше Вероника не лила слезы. Да, она обожала музыку, даже хотела петь в опере, но не демонстрировала эмоций, посещая симфонические концерты. И даже с плохо скрытым презрением говорила о людях, которые сидят в консерватории с закрытыми глазами и покачиваются в такт мелодии.

– Прикидываются, изображают фанатов, – смеялась обычно мать, – хотят казаться настоящими интеллигентами. Мне такие не по душе. Сплошная фальшь! На виду, на тумбочке у кровати держат покрытый пылью томик Достоевского, а в ящике десяток карманных изданий Смоляковой. Для поддержания имиджа ходят в Большой зал Консерватории, спят, скучают там, но пытаются изображать наслаждение от творчества Чайковского. Выползут на улицу, сядут в машину, а там из СD-плеера песня «Он ушел, а я рыдаю» звучит. Надо быть смелым, не пытаться произвести на людей выгодное впечатление, а жить так, как живется. Не нравится тебе Брамс? И не надо! Ты не стал хуже, если обожаешь эстрадное тру-ля-ля.

Но, похоже, настройщик изменил менталитет жены, теперь Ника не скрывала своих эмоций. Она потихоньку превращалась в другого человека.

Еще Вероника поняла, что Леонид очень любит свою дочь Аню. Отец не обнимал, не целовал, не хвалил девушку, на первый взгляд казалось, будто и не замечает ее. Но и Нике, и Свете было ясно: Аня для Маркелова свет в окне, а дочка обожает отца. Просто ни Анечка, ни Леонид не были демонстративными личностями, не выпячивали напоказ свои чувства.

Правильно оценив отношения в семье Маркеловых, Вероника перестала постоянно ругать Свету. Она хотела произвести на мужа наилучшее впечатление и даже стала регулярно устраивать семейные трапезы, во время которых была подчеркнуто ласкова с дочерью.

Глава 9

– Леонид изменил вашу жизнь к лучшему, у вас почти наладились отношения с матерью. Почему же вы придумали встречу с отчимом в ломбарде? – спросила я. – Анна утверждает, что вы недавно признались ей в оговоре.

Светлана закрыла лицо ладонями.

– Мне так стыдно! Я не думала, что Леню осудят! Понимаете, у мамы было обо мне неправильное представление. Она считала: я транжира; постоянно повторяла, что я мало зарабатываю, а запросы у меня слишком большие. Ой, если я начну перечислять ее претензии, мы до утра проговорим! Я один раз заикнулась: «Мамочка, дай мне в долг на машину, на самую дешевую». Что тут началось! Я услышала о себе много всякого, но основное обвинение звучало так: она никогда ничего не выпрашивала у родителей, все заработала сама, я же захребетница, спиногрызка и лентяйка. Но ведь сама мама не разрешила мне пойти работать, как она выразилась, «на чужую тетю», приказала сидеть в ее фирме. А мне там определили копеечный оклад, я получала меньше уборщицы и имела кучу проблем с коллегами, которые считали меня наушницей хозяйки.

– Вы просили Леонида взять деньги из сейфа? – перебила я Свету.

– Да, – прошептала та. – Стыдно признаться, на аборт. Упустила срок, понадобились крупные средства. Представляете, какой бы скандал закатила мать, если б узнала, что я на пятом месяце беременности? Слава богу, я не тощая, она решила, что полнею от хорошего аппетита. Знаете, сколько надо денег выложить, чтобы избавиться от плода на большом сроке?

– Думаю, очень много, – кивнула я. – Врач ведь рискует не только своей карьерой, но и свободой. Отчим знал про аборт?

– Да, – кивнула Света, – мне пришлось ему сказать. Я очень просила Леонида не говорить маме, зачем мне нужны деньги. Сама я их взять не могла, боялась, а Леню… мама бы всегда оправдала. Только он возьми и заяви: «Да, я брал деньги несколько раз для Светы. Но никогда не сообщу, зачем они ей понадобились». И еще посмел, когда я его упрекнула, сказать: «Света, я не люблю лгать. Взял деньги? Да. Отдал тебе? Да! Но я обещал не рассказывать про врача и не обмолвился о том, на что ты их потратила, ни словом». Я-то полагала, он вообще обо мне промолчит. Предатель!

Света дернула плечом и примолкла.

– Значит, вы отправляли Леонида к сейфу не единожды? – уточнила я.