Маникюр для покойника

Внезапно она ухватилась руками за голову и завыла, словно пожарная сигнализация.

– Ах, какая сволочь, так ему и надо! – вылетало из ее перекошенного рта время от времени.

Неожиданно мне стало ее жаль, наверное, Лена до сих пор любила Костю… Я встала, подошла к костюмерше и обняла ее за плечи. Лицо Лены пришлось как раз на уровне моего живота. Женщина уткнулась в меня носом и глухо сказала:

– Вам не понять, небось живете замужем, без хлопот…

Я пожала плечами:

– Напротив, я очень хорошо знаю, что к чему. Недавно ушла от мужа, который мне изменял…

– Ну да? – удивилась Лена и подняла лицо.

– Да, – подтвердила я, – сама чуть с ума от злости не сошла, когда узнала… Вы расскажите все, легче станет.

Костюмерша вытащила носовой платок, высморкалась и сказала:

– Ну слушай, какие дуры на свете бывают.

Замуж Леночка Литвинова выскочила рано, едва-едва исполнилось восемнадцать. Муж попался замечательный, не пил, не курил, целыми днями мастерил на кухне какие-то устройства. Иван служил инженером и мечтал изобрести вечный двигатель. Лену немного раздражали грязь и инструменты, но, если посмотреть вокруг, у других супруги оказались совсем никуда: пили горькую, а потом дрались. Ленины соседки по подъезду частенько заскакивали к Литвиновой за деньгами, брали в долг до получки. Сунув требуемую сумму в карман, вздыхали с завистью:

– Ох, и повезло тебе с мужем.

Вздыхали, вздыхали – и сглазили. Как-то раз Леночка, придя домой, обнаружила мужа в слезах на кровати. На все вопросы жены мужик молчал, только кивал головой и рыдал. Испуганная Лена вызвала «Скорую помощь». Приехавший врач велел вызывать психиатрическую перевозку. Маниакально-депрессивный психоз – так мудрено называлась болячка. Восемь лет бегала бедная баба из одной клиники в другую, но результат везде оказывался одинаков. Чуть подлеченного мужа выдавали на руки, за короткой фазой ремиссии следовала стадия глухой депрессии. Муж сидел, тупо глядя в одну точку, потом пытался покончить с собой. В конце концов ему это удалось, причем не дома, а в больнице. Знакомые советовали подать в суд, но Лена даже рада была, что за мужем недоглядели, потому что кончился многолетний кошмар. Года два она пожила в свое удовольствие, одна, благо квартиру имела отдельную и никто за ней не следил. Потом заволновалась. Возраст стремительно приближался к тридцати, следовало выйти замуж, устроить жизнь, родить ребенка… Но кавалеры все попадались несерьезные – с удовольствием приходили в гости, ели изумительные пироги, укладывались спать на крахмальных простынях, но замуж не звали, а время шло. Поэтому, когда наконец нашелся во всех смыслах положительный Семен, Лена, не задумываясь, тут же побежала в загс. Правда, червячок сомнения поднял накануне регистрации голову – жених был не слишком красив, не больно умен, не шибко богат, а главное, Леночка не испытывала никакого трепета, когда Сеня невзначай брал ее за руку…

Свадьба состоялась в январе, потом потекли будни. Разнились они только программой телевидения, Сеня оказался не большим охотником до гулянок и, хотя работал в театре охранником, никогда не смотрел спектакли.

Однажды он пришел домой и спросил:

– Слышь, Ленк, тебе в ателье не надоело?

Жена, всю жизнь проработавшая закройщицей, только вздохнула. Ей не просто надоело, а обрыдло щелкать ножницами.

– В театре ищут костюмершу, – пояснил муж, – оклад на сто рублей больше, пойдешь?

Если бы бедный охранник мог себе представить, какие ужасные последствия повлечет переход жены в театр! Буквально на второй день Леночка столкнулась с Костей. Катуков пришел за камзолом. Робея от собственной неумелости, новоявленная костюмерша принялась застегивать крючки на сюртуке. А когда она закончила работу, Костя нежно взял ее ладошку и пропел:

– Ручка какая у тебя маленькая, как у принцессы!

Лена зарделась, за всю более чем тридцатилетнюю жизнь ей никогда не приходилось выслушивать комплименты. А Константин оказался большой мастер в деле обольщения, у нее начался безумный роман. Естественно, по театру тут же разнесся слух. Что только не делал Сеня, чтобы отвадить жену от любовника: запирал на ключ, отнимал одежду, пару раз даже поколотил!.. Но Леночка словно с цепи сорвалась. Тогда Семен кинулся с кулаками на Костю, но наглый любовник оказался сильней и в честном бою накостылял обманутому мужу по шее. После этого случая Лена категорично потребовала развод и через полгода оказалась свободна. Наверное, женщина ждала, что артист предложит ей руку и сердце, но в их взаимоотношениях ничего не изменилось.

Леночка приходила к любовнику по субботам, к одиннадцати утра. Втаскивала набитые продуктами сумки, готовила обед, убирала, потом либо ложились в постель, либо шли куда-нибудь развеяться… А поздно вечером, около двенадцати ночи, Костя на такси отправлял даму сердца домой. Раньше Леночка не спорила, она не хотела откровенно дразнить Сеню, не ночуя дома, но после развода стала намекать Косте на то, что может теперь приходить почаще, оставаться до утра…

Но Костя только ухмылялся и отвечал:

– Извини, всю неделю занят. Даже хорошо, что редко встречаемся, каждый раз словно праздник, а то надоедим друг другу…

Неизвестно, сколько бы продлилось подобное состояние, но однажды Леночка увидела в магазине огромное двуспальное одеяло из овечьей шерсти. Костя постоянно мерз и давно мечтал о таком.

Обрадованная Лена моментально купила одеяло. Продавщица выдала ей огромный, почти несминаемый и довольно тяжелый тюк. Женщина призадумалась. Тащить через полгорода к себе домой поклажу не хотелось, нести в находящийся в двух шагах театр тем более. Все начнут хихикать и спрашивать, скоро ли свадьба. Оставалось одно – доставить покупку сразу Косте. Катуков жил рядом с «Рампой», и у Лены в сумочке лежали ключи. Было только одно «но». Костик убедительно просил любовницу приходить исключительно по субботам.

– Это твой день, дорогая, – ласково щебетал мужик, – в остальные не появляйся. В будни частенько наведывается мама, она у меня дама серьезная, может наговорить гадостей…

Лена поколебалась и решила один раз нарушить неписаное правило. Уже захлопывая дверь, женщина поняла, что совершила глупость. Из кухни доносилось пение. Маменька явно готовила сыночку калорийный обед. Костюмерша хотела бросить одеяло у входа и убежать, но тут в прихожую вылетела тетка и грозно поинтересовалась:

– Кто там?

Литвинова замерла, как громом пораженная. Стоящая перед ней дама в цветастом фартуке совершенно не походила на вредную старушку, а если она все же являлась матерью Константина, то, очевидно, владела средством Макропулоса, потому что с виду элегантной блондинке можно было дать не больше тридцати.

– Вы к кому? – спросила «маменька».

Лена еле-еле отлепила язык от нёба и залепетала:

– Одеяльце тут вот купила, очень хотела…

– Ничего не понимаю, – всплеснула руками женщина и крикнула: – Костик, поди сюда!

Дверь из ванной распахнулась, и на пороге появился актер в махровом халате и с мокрой головой.

– Что такое, Ниночка? – бархатным, ласковым голосом поинтересовался он у блондинки.

Лена вздрогнула и почувствовала дикий укол ревности. До сих пор она считала, что подобным тоном Костя разговаривает только с ней. Тем временем Катуков отвел от лица полотенце, увидел Лену, вздрогнул и расхохотался:

– Говорил же, приходи только в субботу!

– Хочешь сказать, что это твоя мама! – злобно прошипела Лена, ткнув в сторону нагло улыбающейся блондинки пальцем.

– Нет, – вновь засмеялся Костя, – знакомься, это Нина. – Потом повернулся к женщине в фартуке и сказал: – А это…

– Погоди, погоди, – остановила его блондинка, – дай сама догадаюсь… Рита, правильно?

– А что, еще какая-то Рита есть? – помертвевшими губами спросила Лена, садясь в прихожей на стул.

Почему-то отказывались служить ноги, а в висках мелко-мелко застучали молоточки. Нина с жалостью глянула на Лену, потом тихонько толкнула Костика. Тот подошел к костюмерше и нежно произнес:

– Пойдем побалакаем.

Лена на ватных, непослушных ногах двинулась в кухню. Блондинка куда-то испарилась. Костя сел за стол и с укоризной выдохнул:

– Просил же только по субботам появляться, сама виновата!

Лена почувствовала, как по щекам поползли слезы.

– Ты меня не любишь!

Костик задумчиво повертел в руках зажигалку.

– Нет, люблю.