Инстинкт Бабы-Яги

– Вроде на Петровке.

– Ясненько, – крякнул Семен, – нет, не виделись, я в районе пашу, так сказать, простая ломовая лошадь.

Устав, словно борзая, носившаяся весь день за зайцами, я приехал домой, рассказал Элеоноре о всех произошедших за день событиях и рухнул на диван. Филимон устроился на моих ногах. В квартире установилась тишина, было еще не поздно, часы показывали только десять, но сон подкрался и закрыл веки. Вообще говоря, следовало встать, раздеться, принять душ, но сил не было. Я начал потихоньку убывать в страну Морфея.

Внезапно до слуха донеслось тихое всхлипывание, потом оно стало громче и таким отчаянным, что я вынырнул из сладкого болота дремоты. Филимон, очевидно, тоже обратил внимание на звуки, потому что сел и замолотил лапами в воздухе.

– Не нервничай, – велел я, вышел в коридор и постучался в соседнюю дверь.

– Нельзя! – крикнула Миранда.

Но я уже толкнул створку. Девочка стояла сгорбившись у окна, на голове у нее был тюрбан из полотенца.

– Что случилось, милая? Ты плачешь?

– Ни фига подобного, – шмыгнула носом девочка.

– Но я слышал!

– Это по телику передавали!

– В этой комнате нет телевизора.

– Значит, по радио, – нашлась Миранда.

Я подошел ближе, увидел совершенно красные глаза, серьгу, торчащую из распухшего носа, и решил успокоить ребенка:

– Скучаешь о маме? Успокойся, дорогая, она скоро вернется.

– На фига мне Настька сдалась, – окрысилась Миранда, – с чего о ней плакать? Да ее никогда нет!

– Тогда скажи, что случилось, знаешь, если поделиться с другим своим горем, станет легче.

Миранда прищурилась:

– Смеяться не станешь?

– Нет, конечно, – успокоил я ее и сел в кресло, приготовившись услышать рассказ о первой несчастной любви.

– Тогда смотри, – хмуро сказала Миранда и сдернула полотенце.

Я обомлел. Коротенькие волосы девочки были ядовито-зеленого цвета, столь пронзительного, что у меня защипало в глазах. Подобного цвета в природе не существует. Ни молодая листва, ни лягушка, ни хвоя ели… Нечто кислотное, отвратительное, вульгарное…

– Ну и как? – осведомилась Миранда.

– Немного смело, – ответил я, – весьма необычный тон.

– Думаешь, я такая дура, что собралась ходить как взбесившаяся жаба? – надулась Миранда.

Человеку, который проколол ноздри и засунул туда «гвоздик», в голову могут прийти всякие мысли, и потом, кожа жабы ничто по сравнению с «пейзажем» на голове Миранды.

– Хотела стать блондинкой, – горестно пояснила глупышка.

Я протянул руку к яркой коробочке, лежащей на столе.

– Ты это средство употребляла? Можно посмотреть?

– Смотри, – разрешила Миранда.

Я прочитал инструкцию.

– Раньше когда-нибудь пользовалась краской?

– Да с семи лет! – воскликнула модница. – Все время! Уже была рыжей, брюнеткой, русой…

– В этом твоя основная ошибка!

– Ой, только не заводись, – отмахнулась безобразница, – не надо читать мне лекции…

– Я и не собирался. Просто смотри, вот тут маленькими буковками написано: «Ни в коем случае не употреблять на окрашенные прежде волосы».

– Дай, – выхватила коробочку Миранда. – Ну, блин! Еще мельче написать не могли. Идиоты! Делать-то что? Меня завтра в школе со свету сживут!

– Хочешь, поеду с тобой и поговорю с классной руководительницей, попрошу не ругать и не ставить двойку по поведению.

Секунду девочка смотрела на меня широко распахнутыми глазами, потом звонко рассмеялась:

– Ваня! Ты когда в школу ходил?

– Давно, – дипломатично ответил я.

– Так вот, сейчас учителям совершенно насрать, хоть голая в школу заявись с татуировкой на носу. Наша классная даже не вздрогнет. Меня одноклассники оборжут. Их-то не заткнешь!

Ее личико стало совершенно несчастным.

– Ладно, – решительно сказал я, – укладывайся, уже поздно. Завтра в школу не пойдешь, поедешь со мной в парикмахерскую, к мастеру, который причесывает Николетту, он постоянно твердит, что способен сделать с волосами все, вот пусть и покажет свое умение.

– Николетта твоя любовница? – заинтересовалась девочка.

– Нет, мама.

– Я тоже Настьку только по имени зову, – протянула она.

– Все, хватит сырость разводить, ложись, спи спокойно, завтра исправим положение. Ну, давай иди, почисти зубы.

– Так рано я не ложусь.

– Уже полдвенадцатого!