Боря молча ушел.
– Эдичка, рассказывай, – уже иным тоном заговорила маменька.
Парень, сильно жестикулируя, начал доклад:
– Коллекция одежды, которую создала госпожа Адилье, гениальна и проста. Простота гениальная. Гениальность в простоте.
Я кивнул. Значит, маменька теперь модельер.
– Моя задача – воплотить нечеловечески красивые и оригинальные вещи в тканях и других материалах, – продолжил Эдуард. – Компронэ?
– Компронэ, – кивнул я.
– Вава! – воскликнула маменька.
Я прикинулся дурачком.
– Что?
– Слушай молча, не перебивай Эдди, веди себя прилично, – прошипела маменька.
– Мне задали вопрос: «Компронэ»? Невежливо промолчать.
– Бархат, парча, хлопок, другие материалы хороши, но они используются всеми, – продолжил Трубецкой фон Блюмен. – Ну чем оригинально платьишко из хлопка? Это же платьишко из хлопка! В таких ходит метростадо.
– Метростадо? – удивился я. – Никогда не слышал про такой город.
– Стадо пассажиров метро, – уточнил Эдди. – Они как обезьянки. Никакого самовыражения. Один купил себе рваные джинсы, через неделю все в такие нарядятся. А у госпожи Адилье оригинальность с ноткой юмора. Ее коллекция носит название «А пошли пожрем».
– «А пошли пожрем», – повторил я, – необычно.
– Рад, что уловили суть! – обрадовался Эдуард. – Уникальная одежда! Для любого сезона, возраста, для каждой фигуры. Не являюсь фанатом боди-позитива. На мой взгляд, бегемот в обтягивающем платье – антисанитарное зрелище. Но мне не по вкусу и заморенные голодом кузнечики, которые шагают по «языку», шатаясь на ножках комара. Итак! Для вас три лука.
Я сидел с приклеенной улыбкой. Три лука? Один репчатый, второй зеленый, а третий какой? И что мне с ними делать?
– Первый! Жареная курица, – продолжил модельер. – Как вам такое?
Мне предстоит пройтись перед публикой, неся в руках блюдо с готовой цыпой, которую окружили головками лука?
– Без проблем, – кивнул я.
– А вы мне нравитесь, – улыбнулся фон Блюмен, – не капризничаете, демонстрируете настоящее мужское отношение к вопросу. Пацан пообещал – пацан сделал. Сейчас такое редкость. Второй лук! Черная икра! Согласны?
Я молча кивнул. Нет труда сбегать туда-сюда с банками.
– С вами отлично иметь дело! – восхитился Эдик. – Надеюсь, третий лук так же быстро утвердим. Латтэ! Это такой кофе! Как вам?
– Согласен, – ответил я.
Трубецкой фон Блюмен бросился к Николетте:
– Дорогая, он замечательный, восхитительный, характер ангельский, внешность Аполлона, спасибо за расчудесного Ива!
Я попытался понять, кто такой Ив, но тут маменька решила высказаться:
– Посмотрим, как дело пойдет дальше. Когда первая примерка?
Эдуард переместился ко мне.
– Первый лук со мной. Если располагаете временем, можем прямо сейчас примерить. Чтобы понять, где ушить, расставить, поправить. Клянусь всем самым дорогим, больше часа у вас не отнимем.
– Он готов, – решила вместо меня маменька.
Я стоял молча, не понимал, что примерять. Поднос в руке, дабы понять, как держать курицу и все остальное?
Трубецкой фон Блюмен молитвенно сложил ладони:
– Душа моя, Ив, соглашайтесь. В городе ужасные, страшные, невозможные, адские пробки. Если сегодня примерка не получится, вам придется ехать в ателье! Компронэ? Три часа в ужасных, невозможных, страшных, адских заторах! В толпе автостада, а оно хуже метростада! Около вас окажется дешевенький «Мерседес», за рулем дядька в шерстяной шапке. Вас стошнит от его вида! Пожалейте себя! Сейчас живенько прикинем один лук, и свободны, никуда не едем, время не теряем. Компронэ меня?
– Компронэ, – кивнул я, – компронэ!
Эдуард заломил руки.
– Никки! Он мой герой! Красавец! Умница! Рост как у Наполеона!
Я постарался не рассмеяться. Император Наполеон Бонапарт не дотягивал двух сантиметров до метра семидесяти. Я намного его выше.
Но высота тела не есть высота таланта и духа. Мне никогда не стать императором Франции, не положить к своим ногам полмира. Маменька считает меня никудышным сыном. Вот дети Куки, Зюки и других неизменных участниц маменькиных суаре – вот они прекрасные. Никакого значения не имеет то, что эти мужчины не зарабатывают ни копейки. Они же творческие личности. Один вот уже тридцать лет пишет книгу, никак не завершит рукопись, но она «шедевр, шедевр, шедевр». Второй – режиссер, он не поставил ни одного спектакля, не снял фильм, но «мальчик» – «гений, гений, гений»!
Когда Валерия рассказывала о своем детстве, очень хорошо ее понимал. Поэтому и решил взяться за дело.
Я прогнал из головы ненужные мысли и сосредоточился на беседе с гостями.
– Глаза как у доброй собаки! – ликовал Эдуард, хватая телефон. – Валюша, Нинуля! Сюда! Живо! Примерка! Не жвачьтесь! У моего драгоценного друга Ива времени в обрез. Ему сегодня непременно надо успеть в Кремль, где его ждет президент. В смысле? Что за вопрос, какой президент? Тот, что в Кремле! Что значит – в каком Кремле? О мамма миа!
Парень швырнул мобильный на диван.
– О добрый Боженька, пошли Эдичке любые испытания по своему вкусу, только избавь от дураков! Валя и Нина! Два негасимых светоча разума, победительницы конкурса на самый идиотский вопрос. В каком Кремле сидит президент и что он возглавляет! Убиться об асфальт! Воды, пожалуйста! Если можно!
– Борис! – закричала Николетта.
В ответ тишина.
– Борис! – завопила что есть сил маменька. – Сюда немедленно!
И вновь никакого результата. Маменька повернулась ко мне:
– Где лентяй?