Костюм Адама для Евы

Дверь за моей спиной начала приоткрываться, я всем телом навалилась на нее и крикнула:

– Сейчас вернусь! Ребята, не ломитесь!

Но тот, кто пытался распахнуть створку, оказался намного сильнее – меня легко отодвинули, на лестницу вышел Егор. Жених Насти, отнюдь не высокого роста и худой, но он обладал впечатляющими мускулами.

– Чего тут мерзнешь без куртки? – спросил он. – Заболеешь. Всем здрасте!

Катя не издавала ни звука. Я умоляюще посмотрела на Дроздову.

Егор присел перед Алиной и протянул ей руку.

– Я дядя Егор. А ты кто?

Девочка показала пальчиком на муху.

– Птичка.

Егор засмеялся и встал.

– Точно. Орел или курица. Пойду народ веселить, а вы не маячьте на холоде, заходите в квартиру.

– Милый, ты где? – закричала Настя.

– Тут, – ответил жених, распахнул дверь и шагнул внутрь.

Я кинулась за ним, щебеча на ходу:

– Настюша, не выходи наружу. Там сыро, холодно, снег идет.

– На лестнице? – захохотала Настя. – Лампа, ты сколько шампанского выпила? Егорка, я же тебе говорила: Лампуше коктейли не давай, она от любой смеси на раз чумеет.

– Всего-то десяток «Кровавой Мэри» ей дал, – подмигнул мне Егор, – ну еще текилы до кучи и кофейного ликера.

– Никто тебе не поверит, – улыбнулась Гудкова. – Всем известно, что Романова понюхает стакан из-под кефира и закачается. А от перечисленного тобой спиртного затошнит даже медведя. Лампуша, отойди, хочу пакет с мусором к лифту вынести, потом во двор оттащу, когда народ уйдет. Хорошо, что соседей на площадке нет, никто возмущаться не станет.

Но я стоически загораживала собой дверь. Настя громко засмеялась:

– Романова, ты никак облизнула пробку от шипучки? Видишь пакет? Здесь мусор. Ау, Лампудель, очнись!

Я вцепилась пальцами в косяк.

– Давай сюда, сама вынесу. У тебя сегодня праздник, не стоит возиться с грязью в день помолвки.

– О чем вы спорите? – поинтересовалась Лада, выплывая в прихожую.

Ну вот, только ее здесь не хватало.

– Деточка, ты уже уходишь? – выглянул из коридора Илья Николаевич. – Катценвеленбоген! Не забудь о моей маленькой просьбе. Сейчас напомню тебе детали.

Я поняла, что чувствует рыбак, когда его уносит на льдине в открытый океан. Надеюсь все же, что мера отчаяния его не столь огромна, как у меня, окруженной со всех сторон людьми, которые могут услышать за дверью голоса и увидеть Катю с Алиной.

– В тысяча девятьсот втором году… – торжественно завел ученый.

– Фиг с ним, с мусором, – быстро сказала Настя, – пусть пока у вешалки постоит. Мама, мы должны немедленно выпить за твою новую картину!

– Непременно, – засуетилась Лада.

– Немецкий философ Шпригель, – токовал глухарем Илья Николаевич, – тогда совершенно никому не известный, он и Катценвеленбоген…

– Я с вами, – заспешил Егор.

Художница и жених с невестой поспешили в гостиную.

– Вместе с историком Линдом, – бубнил Илья Николаевич, – придумали ось координат философских воззрений, у меня есть отличная иллюстрация. Хочешь посмотреть?

– Мечтаю увидеть ось координат, – заверила я.

– Пошли, она в кабинете, – потер руки Илья Николаевич.

– Вы ее пока отыщите, а я выставлю мусор, помою руки и прибегу, – пообещала я, не отходя от двери.

Илья Николаевич потрусил в коридор, я выдохнула, подхватила полиэтиленовый пакет, вышла к лифту и увидела, что площадка пуста. Катерина с малышкой Алиной испарились. Я поставила пакет у стены и перевела дух. Слава богу, сегодня скандала не случилось. Но мне предстоит рассказать Настене о приходе Дроздовой. Очень надеюсь, что это не станет для нее шоком.

В не самом веселом настроении я вернулась в квартиру, еще раз окинула взглядом вешалку и вздрогнула. На самом последнем крючке висели ключи от машины. Почему вид их заставил меня поежиться? Дело в том, что они принадлежали Грише. Автомобиль покойного стоит в гараже, в двух шагах от дома, а ключи оставались на своем обычном месте, создавая впечатление, что Гудков вот-вот возьмет их и уедет по делам. Почему Настя не продала седан покойного мужа? Наверное, она, несмотря на новый роман, никак не может смириться с потерей супруга, с которым прожила не один год в любви и согласии.

Глава 4

Домой я вернулась поздно. Спать не хотелось, думать о том, как лучше сообщить Настене о наличии у ее покойного мужа внебрачного ребенка, тоже. Поэтому я вошла в Интернет и, вбив в поисковик «Катценвеленбоген», приготовилась собирать урожай. Сначала экран моргнул, потом появилось сообщение: «По запросу «Катценвеленбоген» ничего не нашлось. Есть Каценеленбоген Николай Давидович – советский архитектор, 1879–1943 гг., есть Каценеленбоген Гирш – один из пионеров просвещения Литвы, 1796–1868 гг.».

Я почесала нос карандашом. Второй вариант отпадал сразу – если человек скончался в последней трети девятнадцатого века, он никак не мог написать книгу в начале двадцатого. Первый, Николай Давидович, подходит по возрасту, но он архитектор. И мне все-таки нужен некто Катценвеленбоген. Вряд ли Илья Николаевич ошибся в написании фамилии. Отец Насти во всем, что касается науки, дотошен до крайности. И как мне поступить?

Я покосилась на часы, посмотрела на храпящих в унисон собак. Неприлично беспокоить даже друга за полночь, но пальцы сами собой уже тыкали в кнопки телефона.

– Привет, Лампуша! – бодро, несмотря на позднее время, отозвался Веня Греков. – Надеюсь, у тебя ничего не стряслось? Макс в порядке, он мне прислал сообщение, что его не съели ни тигры, ни львы, ни наш клиент. В Занзибаре сейчас тепло. Эх, и почему я живу не в Африке!

– Венечка, помоги, пожалуйста, – взмолилась я, – ты ас компьютерных технологий, гений мышки, повелитель клавиатуры!

– Грубая лесть не заменяет гонорар, – хмыкнул приятель, – мзда принимается в жидком виде, желаемая градусность в районе сорока. Что надо?

– Катценвеленбоген, – выдохнула я.

– Вас ист дас? – удивился Веня. – Город?

– Человек, – грустно ответила я и рассказала о задании Ильи Николаевича.

Вениамин, не прерывая, выслушал мою речь, произнес:

– Ладно, – и повесил трубку.