Забытые: Тени на снегу

До Врат – три-четыре дня пути. Я сунулась сюда, полагая, что успею к Центральному северному до снегов. Один день уже подходил к концу. Мы двигались небыстро – Зим прокладывал дорогу на совесть, чтобы чары держались крепко и дорогу до весны не заметало, – но и надолго в сугробах не застревали. Знающий заранее предвкушал скорый конец пути, а вот меня грызли сомнения и беспокойство. Я с утра ощущала что-то, чему никак не могла найти ни объяснения, ни обоснования. Или хотя бы названия.

У саней я остановилась, встревоженно оглядевшись. Старый еловый лес стоял непроходимой чёрной стеной. Тучи опустились так низко, что, казалось, вот-вот застрянут в древесных макушках. Зим расчистил дорогу, и покрытые коркой льда снежные стены вставали выше моего роста. Снег то лениво кружил в холодном безветрии, то, подхваченный резким порывом, накрывал мир пуховым одеялом.

И никто ничего странного не ощущал. Даже пёс. На него я, признаться, надеялась особо. Его древняя, волшебная, сложная природа и животные инстинкты обязательно должны обнаружить непонятное. Но пёс под моим внимательным взглядом лишь протяжно зевнул, встряхнулся и почесал задней лапой за ухом. На меня он смотрел с опаской, но без прежнего страха. И вёл себя как обычно.

Или просто хорошо притворялся, чтобы не наводить смуту.

Я нырнула под тулуп, и пёс рванул по расчищенной дороге. Съёжившись на жёсткой лавке, я зажмурилась и попыталась понять: что именно чувствуется? Что мне это напоминает? У моего народа есть много врождённых навыков, которые проявляются сами по себе в своё время. И, может, это именно оно – проявление. А может, и нет. Но пока пёс не нервничает, хочется верить именно в первое. А оно, побери его Забытые, напоминает просто предчувствие. Пока.

Парни на облучке беспрестанно о чём-то шептались, и, прислушавшись, я разобрала слово «поляна». Зачем? Снежный дом можно и на дороге построить – и вряд ли он помешает обитателям долины. Всё, дорожная жизнь здесь замерла до оттепели. Редкие отважные ребята, конечно, будут рисковать и гонять из города в город, но изредка и по очень большой нужде. Зачем?..

Зиму, однако, было виднее, и вожделенную поляну он нашёл сразу после наступления темноты. Я с удовольствием выбралась из саней и запрыгала по дороге, разминаясь, а распряжённый пёс с таким же удовольствием рванул в лес. Зевающий Норов закопался под сиденья, выбрасывая на дорогу сухие ветки и щепки, а знающий исчез в лесу, прежде пробив в снежной стене проход и проложив плотную тропу.

– Жрать охота, – посетовал Норов, почёсывая живот. – Чали, у тебя будет чего погрызть?

Я зарылась в сумку. Мы так спешили убраться из Солнцеясного и опередить обещанную Зимом месть разбуженной стихии, что совершенно не позаботились о припасах. У знающего даже дорожной сумки не было – каким я его разбудила, таким он в путь и отправился, а у меня после лавок Солнцедивного осталось лишь немного бубликов и укропа. Но да извозчик нам нужен живым и полным сил…

Отдав Норову тёплые бублики, я украдкой подбросила в карман его тулупа пару искр – согреть одежду и обувь. И зажевала ветку укропа. В отличие от людей, страдающих в холода повышенным обжорством, я, наоборот, насыщалась силой и могла несколько дней не есть вообще. Но вот чайку бы… не отказалась. У меня и травка подходящая есть.

Первым вернулся пёс, сбросив к хозяйским валенкам чью-то несчастную тушку. Меня слегка замутило. Дорожная жизнь – дорожной жизнью, но от такого откровенного «мяса» мне со времён Гиблой тропы было не по себе. Норов просиял, потрепал пса по морде и снова нырнул под сиденье, выгребая оттуда помятый котелок, вертел, рогатины, нож и прочие необходимые для решения многих проблем вещи.

Пёс опять перемахнул через снежную стену и скрылся в лесу, зато появился Зим. При виде тушки он одобрительно хмыкнул, сгрёб дрова и отправился обратно. Норов подхватил походное добро. А мне остались только тулуп… и совесть.

Знающий работал и не жаловался, но едва мы остановились, я сразу заметила на его руках кровь – морозные трещины вскрылись от напряжения. И мне стало очень стыдно и противно на душе. Я ведь могла без особых затрат проложить длинный солнечный путь – и растопить снег, и прогреть землю, чтобы она забрала воду. Но открываться… нельзя. Разве что по чуть-чуть, не привлекая внимания, удлинять проложенную Зимом дорогу…

Поколебавшись, я решила послать с утра Вёртку на расчистку дороги, прихватила тулуп и отправилась вслед за своими спутниками. Мимо густых елей, отводя тяжёлые лапы, осторожно и медленно, чтобы не получить веткой по лицу. К небольшой полянке, на которой гордо возвышался огромный сугроб с чёрной дырой – входом. В полнейшей, напряжённо замершей тишине – ни птиц, ни зверья. Природа затаилась, словно выжидая.

– Ось, наломай лап, – раздалось из сугроба. – У тебя же осталось немного силы?

– Да, – коротко отозвалась я.

Сбросила у входа тулуп и отправилась выполнять наказ. Пока никто за мной не наблюдал – с помощью подручных искорок. А когда Вёртка предупредила о появлении Зима, я села на еловые лапы и устало вытянула ноги. Это ужасно – не иметь возможности быть собой, чаровать не скрываясь и без страха…

Знающий посмотрел на меня с подозрением, к которому я уже начала привыкать, сгрёб еловые лапы в охапку и исчез в сугробе. Вёртка сразу же передала, что «можно». Я вскочила на ноги и быстро нарезала ещё с десяток лап. Внизу они росли огромными, пушистыми, пышными. Штук пять вполне сгодится для одной удобной лежанки.

Зим опять выбрался из сугроба, оценил мою работу, скомандовал «хватит» и забрал ветки. А мне опять достался неприкаянный тулуп. Я ещё немного побродила вокруг сугроба, услышала: «Ось, ужин!» и, пропихнув вперёд себя тулуп, пригнулась и просочилась в сугроб.

Насчёт ужина знающий зачем-то пошутил – вода в котелке едва закипала, и нечто, похожее на мясо, трепыхалось на поверхности. Норов закончил сооружать третью лежанку, почесал в затылке и скривился, проворчав: «Сыро!» Дрова тоже еле теплились. Я закатала рукав и с сожалением использовала одно из последних осенних заклятий, просушивая и ветки, и дрова, и одежду.

Костерок у дальней стены сразу затрещал веселее. С низкого потолка закапало, но Зим приморозил подтопленное, заодно уменьшив «дверной» проём. Сам он – зимник же – мог долго обходиться без тепла, «прогреваясь» работой с чарами, но вот второй хладнокровный… В сугробе (да рядом с костром) было довольно тепло – для меня даже слишком, но извозчик, промёрзший за день на облучке, ёжился и очень старался не стучать зубами.

– Оденься, – я бросила Норову согретый тулуп.

И села на лежак, закопавшись в сумку. Так, укроп, чайные травы, три бублика…

В сугробе быстро стало душно и жарко. Дым от костра и варева поднимался к потолку, но, как я слышала, никаких «труб» в снежных домах быть не должно, только низкий вход. Всё для сохранения тепла. Я поёрзала, привалилась к стене и закрыла глаза. Норов, судя по сопению, тоже устало задремал. Только Зим бдел – и за едой, и за огнём, и за погодой.

Я проснулась внезапно, когда за моей спиной задрожала стена. И сразу же услышала разочарованный вой – голодный, сердитый. Дом вздрогнул, но выдержал. Я выпрямилась и встретила взгляд сразу двух внимательных пар глаз – Зима и пса, который успел просочиться в дом и теперь занимал собой едва ли не всё свободное пространство. Под его боком, согревшись, счастливо похрапывал Норов.

– Начинается, – негромкой заметил знающий, помешивая «суп» единственной ложкой. – Слышишь?

Снова сердито взвыло. Раздался глухой удар, и дом-сугроб тряхнуло так, что с потолка посыпалась наледь.

– Выдержит, – Зим снял с огня котелок и протянул мне. – Доедай, пока горячее.

Я ещё не проголодалась, но по человечьей природе должна бы, поэтому взяла котелок и доела остатки супа. Остальные, судя по всему, поели, пока я спала. Знающий тщательно вычистил пустой котелок снежком, насыпал с руки снега и снова подвесил над огнём – для чая.

– Проследишь? Посплю.

Я молча кивнула. Зим растянулся на лежаке, отвернулся к стене и сразу же засопел. Но – чутко. Очень чутко, подтвердила и Вёртка, «предупреждая», что искрами баловаться не стоит. Да и пёс к магии не располагал. Он лежал неподвижно, зажмурившись, но я остро ощущала – не спал. Конечно, пёс никому ничего не расскажет, но вот среагировать на простейшие чары может непредсказуемо.

А зима злилась, безумствуя: дом дрожал, осыпаясь снежной крошкой, вой стоял такой, что закладывало уши. Снег в котелке растаял, и вода начала закипать. Поворошив палкой угли и подбросив в огонь пару веток, я высыпала в воду травы. И, помешивая чай, думала.

Ещё сочиняя маме послание, я сообразила, что разбудить сгусток не так-то просто. Могла ли справиться с этим одна знающая? Или их всё-таки было двое – Тихна и Горда? И если Тихна под прикрытием «родичей» проникла в город давно и беспрепятственно, то Горда могла отсидеться в одной из ближайших деревень, а потом или невидимкой проскочить, или под тем же чужим обличьем. Тогда она, конечно, рванула из долины и опережает меня ненамного – на всё те же четыре-пять дней, и я вполне могу настигнуть её на центральном северном. Зима затруднит ей передвижение так же, как и мне.

А второй мучивший меня вопрос: зачем? Зачем они разбудили дыхание Стужи? Он бы им не подчинился – он послушен лишь хозяину. Остальные, даже сторож и его семья, вряд ли имеют власть над сгустком. Держат сонные чары – и только. Так зачем? И единственный ответ: плата. Они сделали это в обмен на знания. Второй вопрос – зачем будить сгусток – ответ имел простой и страшный: искать старую кровь. Именно для этого они и создавались.

И значит ли это, что создатель Забытых до сих пор жив? Вполне, хотя прошли сотни лет. Старая кровь проживёт пять-семь человеческих жизней, а если есть цель, то и больше. И, кроме искрящих, говорящих и пишущих, есть безлетные – древняя, первая ветвь старой крови, которая является единственным бессмертным народом. Но в её причастность я не верю. Им давно слишком… всё равно. И вообще: зачем старой крови истреблять своих? Незачем. А вот люди…

Людям изначально не полагалось ни капли силы. Знающих до Забытых не существовало, и это точно. Они появились после, «унаследовав» растворённую в мире силу старой крови. И к этой мысли склонялись многие искрящие: люди. Именно они в основном становятся знающими. Старой крови среди меченых я почти не встречала. На огромную, больше сотни людей, общину нас было всего четверо. И сейчас, с тем, как развиваются события, я склонялась к тому, что Шамир дал мне шанс… чтобы не допустить беды. Чтобы в центре событий оказался хоть кто-то… помнящий.

– Ты знаешь, – прошептала я, и моя рука замерла над чаем. – Ты понимаешь, что происходит. Ты… ты предвидел. Ты наблюдал. И узнал. Почему же ты не можешь сам убрать того, кто собирается начать новое бедствие?..

Спросила – просто так. Ответ на этот вопрос я знала давно. Есть дети любимые, есть – не очень. Но и те и другие – дети. И вторым из жалости и надежды на чудо, ощущая свою вину за «недовоспитание» или всё ту же нелюбовь, родители порой помогают больше, чем любимым. Шамир ничего не сделает ни новым Забытым, ни их создателю – или создателям. Ничего… кроме меня и ещё пары знающих старой крови. И ещё чего-нибудь – нам помогающего.

Надо встретиться со знающими старой крови при случае. Обязательно.

Я вновь вернулась к помешиванию – и к людям. Или существует некий род-наследник, или… Знающие тоже живут очень долго. Мой наставитель-человек, по слухам, приближается к первой сотне лет. Меченые силой медленно, очень медленно стареют, почти не болеют и, исправно работая на благо Шамира, способны переплюнуть в долгожительстве даже искрящих. Но как они додумались? Где раздобыли знания? Почему начали будить спящее зло именно сейчас? И под чьим руководством? И что ещё восстанет из небытия, чья тень поползёт по снегу следующей?..

Ничто не возникает из ниоткуда, всему есть причины. И объяснение.

Чай сготовился. Отложив ложку, я снова привалилась к стене и вспоминала, вспоминала, вспоминала. Мы много думали о происхождении Забытых и имели несколько версий. Неужто придётся проверять их все?.. Прежде то руки не доходили – слишком нас осталось мало, то страхом накрывало – опять же, нас очень мало. А теперь… Как бы не было поздно.

А зима всё не унималась. Рычала, скреблась, билась, как зверь в силке. Дом дрожал так, что порой становилась жутко и неуютно, несмотря на огонь и запах чая. После каждого сильного удара в воздухе возникала «пылевая завеса» из мелкого снега и льда.

– Ось, а что ты всё-таки нашла в том доме?

Я невольно вздрогнула. Зим проснулся и сидел, глядя на меня в упор через костёр. Сказать – опять не поверит, не сказать – не отстанет…

– Это связано… с Забытыми, – ответила я с запинкой.

Знающий недоверчиво поднял брови:

– Что? С кем?

Я посмотрела на него порицающе:

– Зим, не дури. Ты же знающий. Тебе нельзя не знать историю мира и особенно период Забытых.