Проклятые места

– Сдаётся мне, сынок, что вовсе не грязь это. Садись-ка вот сюда, – она положила мешочки на стол. – Ко мне поближе. Если я права, то образцы понадобятся скорее мне.

– Души? – встревожился колдун, устраиваясь за столом.

Матушка пожала плечами и высыпала на стол один за другим несколько мешочков с песком. Поворошила его, расчерчивая деревянную поверхность песчаными узорами, и зашептала. Песок мягко замерцал и живой змеёй пополз к Мьёлу.

– Будет неприятно, – предупредила матушка Шанэ. – Но ты уж потерпи.

Колдун кивнул, с любопытством наблюдая за южным колдовством. Песок быстро добрался до его рук, обвил локти и пополз дальше щупальцами плюща – шершавого, но тёплого. И голову облепил осторожно – не мешая дышать, не царапая кожу, не вцепляясь в волосы. А матушка, направляя песок, тихо и шуршаще пела что-то на южном.

Неприятно не было – напротив, Мьёл, согревшись в песчаном тепле и убаюканный шёпотом, чуть не уснул. И когда оно, щекоча кожу, схлынуло, колдун тряхнул тяжёлой головой – всю ночь же не спал и нырял за доказательствами.

– Уверен, что смоешь остальную грязь? – спросила матушка Шанэ.

– Кота отмыл сразу, – отозвался Мьёл и открыл глаза.

Песок почти весь вернулся в мешочки, а соскоблить удалось мало – над столом в искристом облаке плавали две полосы грязи, похожие на увядшие веточки зелени.

– Больше без боли не получить, – пояснила матушка. – Но нам и этого хватит. Одну вам, одну мне.

Колдун сразу же погрузил себя в речной кокон – грязь ему изрядно надоела, да и высушиться из-за неё нормально не получалось. И уже в коконе услышал тихое:

– Сынок, ты, поди, думал, что за приманку сойдёшь?

– Думал, – признался Мьёл, выныривая обратно. – А что, нет?

Матушка Шанэ осторожно коснулась своей «веточки» и качнула головой:

– Нет. Ты слишком добрый для причала. Слишком хороший. Ты прав, это частичка духа – тёмного духа, злого, грешного. Вот кого приманивал причал. Вот кого он забирал. Тёмных людей. Набедокуривших. И их опустошённые мёртвые души теперь устилают дно колдовских проток.

– И что, это повод остановиться? – напрягся колдун. – И не искать причал дальше?

– Ни в коем случае, – взгляд матушки Шанэ стал жёстким. – Он убивает. И не имеет на это права. Никто не имеет. И лишать душу посмертия тоже. Если человек оступился, он должен сам это понять, осознать и исправить, чтобы уйти в Мир вечных вод чистым, а не гнить на дне колдовской протоки за то, что не смог от взятки отказаться.

Мьёл аккуратно собрал в пустую склянку второй образец грязи, посмотрел на неё и ухмыльнулся:

– Ну, если хватит одной взятки, то приманку для причала мы найдём без проблем. У нас и в тюрьме, и в закрытых храмах навалом подходящих деятелей – северных, молодых, в меру грешных и с колдовским даром.

– К сожалению, навалом, – строго поправила матушка Шанэ, убирая свой образец грязи в мешочек с песком. И сменила тему: – Сынок, ты голодный?

– Не то слово! – оживился колдун. – Со вчерашнего дня толком не ел.

– Тогда идём в чайную, накормлю, – она встала. – Ты поешь, а я напишу в Сыскное ведомство о том, что мы узнали. А уж дальше пусть твой начальник решает, что и на кого ловить. И когда.

***

Над рекой Лунной разливался серебристый туман. Он неторопливо поднимался над тихой водой, заполнял все выемки у берегов, взбирался по каменным парапетам и мостовым опорам, тянул скользкие щупальца к остаткам сугробов. Едва реки запели, как колдуны взялись за расчистку снега, и на крупных островах от сугробов остались лишь небольшие и рыхлые грязно-серые полосы. А вместо снега берега с вечера затоплял туман – ледяной, липкий, густой, как сметана. Прозрачно-сумеречный и робкий по вечерам, непроницаемо плотный и жадно вбирающий в себя город по ночам.

Бьюн очень боялся. Он стоял на набережной Девятнадцатого острова уже полчаса и никак не мог собраться с мыслями. Пересилить наконец страх и сделать то, зачем пришёл.

Ещё в конце зимы Бьюн по праву считался одним из лучших городских воров – хитрый, неуловимый, неприметный, с колдовским даром. Он воровал с десяти лет, и за восемнадцать лет работы у него не было ни одной ошибки. Ни одной помарки. Бьюн знал свои слабые места – он любил рискнуть и частенько сначала делал, а потом думал, – и всегда тщательно за собой следил. Но всё-таки попался – дважды. Сначала взялся за рискованный заказ и оказался в тюрьме, а потом не подумал и очутился здесь.

Сыскники хотели найти сорок восьмой причал. А Бьюн хотел на волю (он небезосновательно подозревал, что пятнадцать лет каторги на рудниках Дальнего Севера его или убьют, или превратят в больного старика). И вор не думая согласился за свободу сыграть роль наживки. Всего-то и нужно, что походить протоками с разных островов на Пятьдесят Третий, а с оного на соседние. Сегодня, завтра, неделю – пока причал не попадётся. Или не исчезнет бесследно другой колдун.

Конечно, потом на все четыре стороны Бьюна никто не отпустит, не то преступное сообщество Семиречья заподозрит неладное. Смена внешности, новые документы – и навсегда вон из города. И честная жизнь – там, где он в итоге осядет, за ним присмотрят. Вора переезд устраивал – его ничто в городе не держало, – да и честная жизнь тоже, хотя работать от зари до зари ему не улыбалось. Но лучше работать молодым и здоровым в приличном месте, чем загнуться на каторге, верно?

И если бы не плата за свободу…

Бьюн освоил протоку в тринадцать лет, но наставник, мудрый вор-колдун, сразу предупредил: и к заказчику, и на дело, и выпить, и к девкам, и обратно – только пешком или лодкой. Следы открытой и закрытой протоки, как и следы человека на колдовской тропе, остаются надолго. И Бьюн так привык справляться без колдовства, что протокой почти не пользовался. Нет, открыть-то он откроет, пройдёт и выйдет, но…

Из тумана выглянула полосатая кошачья морда. Прищурилась подозрительно и зашипела: чего, мол, застыл? Наставник рассказывал о животных-колдунах, и Бьюн сразу понял, что непростые у сыскников коты, проследят за ним и помогут… Но всё равно страшно. Страшнее, чем на первом своём деле. Страшнее, чем на оглашении приговора.

Вор сунул руки в карманы куртки, нащупал мешочки с песком, припомнил наставления и решился: пора. А то как не надо было рисковать, так он полез, как надо было подумать, так не думалось? Что его погубило, то и спасти должно, да. К тому же ему обещали помочь, а сыскники слово держат (в этом Бьюн убедился лично: глава отдела общих правонарушений год назад в газетной статье публично пообещал его поймать – и поймал).

Кот снова зашипел. С реки потянуло промозглой сыростью. Туман вскарабкался по сапогам вора, обхватив его колени. Бьюн в отчаянии сжал мешочек с песком, с третьей попытки открыл протоку и прыгнул в чёрную лужу – как в омут с головой. И так погибать, и эдак… И будь что будет.

В колдовской протоке Семиречье напоминало беспорядочно разбросанные по руслу реки камни: крупные валуны – острова, мелкие – тропы между ними. Все острова отличались друг от друга формой и размерами, но их насчитывалось больше трёхсот, и колдуны годами зубрили карту протоки, чтобы сходу узнавать конкретный остров по характерным выступам и не плутать подолгу в поисках нужного. Бьюн карту толком не знал, но ему хватило пары дней, чтобы выучить форму Пятьдесят Третьего острова и его окрестности.

Кот вынырнул рядом с вором и предупредительно фыркнул. Бьюн послушно примерился и осторожно запрыгал с камня на камень – с Девятнадцатого острова на проклятый Пятьдесят Третий. Бодрясь сердитым убеждением, что ничего у сыскников не получится, но в глубине души понимая – получится. Если уж сам глава Колдовского ведомства разрабатывал план – наверняка получится.

Из протоки зима ещё не ушла – в чёрной воде плавала пористая серая наледь, а бока камней белели снегом. Но хоть потеплело – и то хлеб. Можно не спешить, тщательнее примериваться и аккуратнее прыгать. Не то соскользнёшь – и в воду с головой. Увязнешь, не выберешься сразу – и камнем ко дну. А ему туда нельзя, нет. Колдуны говорят, в одиночку со дна не выбраться.

Скорее бы закончить – да настойки глотнуть, да к горячей девчонке под бок… Подруга-то, конечно, как прознала про тюрьму, другого нашла, но ничего, Бьюн – парень видный. Один не останется. Только бы справиться, только бы выбраться…

Предпоследний в тропе камень внезапно просел под весом вора и ушёл под воду. Бьюн не успел ни удивиться, ни испугаться – лишь нелепо взмахнул руками, хватаясь за воздух, и ухнул в ледяной водоворот.

***

– Староват, но ничего, сойдёшь, – проскрипел старческий голос – противный до дрожи, словно острым ножом по стеклу шаркнули.

Бьюн неуверенно открыл глаза и заморгал – голос принадлежал отнюдь не старику. Над ним склонился мальчишка лет десяти – беловолосый, светлоглазый, высокий и худой, как оглобля. Отросшие волосы неопрятно торчали в разные стороны, одежда тоже была неряшливой – мятая, в грязных пятнах. А вот глаза, как и голос, у пацана оказались старческими. Бьюн лишь раз такие глаза видел – у местной легенды, древнего деда-вора, которому кто-то сто лет давал, а кто-то двести. Бесцветные глаза, равнодушные. И не только в них краски выцвели. В душе выцвело желание видеть красоту жизни и наслаждаться ею.

– Очухался? – пацан неприятно ухмыльнулся. – Давай-давай, дыши, парень. Нам с тобой ещё одно дельце провернуть надобно. Сядь.

Бьюн сел – тело послушалось пацана быстрее, чем вор взял себя в руки. Огляделся. Сглотнул.

Водоворот выплюнул его на старом причале – подвижный и скрипучий настил, под которым шелестели воды колдовской реки, высокая кособокая ограда с серебристыми фонарями (и один освещал пугающую табличку с номером). Позади темнели часть стены и карниз крыши, а остальное утопало в густом тумане. Оный взял причал в плотное кольцо и настойчиво тянул щупальца через прутья ограды, но пробраться на настил почему-то не мог.

И всё бы ничего, но и ограда, и настил были сложены из костей.

– Не дури, – предупредил пацан и выпрямился. – Тут сиди, жди и не дури, понял? Не то хуже будет.

Бьюн снова сглотнул и кивнул. И пусть идёт, вор как раз выполнит поручение – опорожнит мешки с песком. А дальше… вроде как всё. Колдовской южный песок что-то сделает, и всё. О южном колдовстве Бьюн немного знал от наставника, который не ленился повторять: к южанам никогда не лезь и ни за какие деньги не берись у них воровать. Не сладишь. Призраками южане управляют. Что бы ни сулили, не берись. Страшная у них сила. Незримая и мощная.

Самое то, чтобы сорок восьмой причал потопить. Если слухи правдивы.

А пацан вдруг передумал уходить. Посмотрел сверху вниз, точно что-то подозревая, и сел на настил напротив вора. Скрестил ноги, достал из кармана штанов сухую травинку и развязно предложил:

– Хочешь сказку, парень? – и сам решил за Бьюна: – Хочешь. Все хотят. Всем интересно.